Судьба - индейка

Сколько же комнат в этом доме? Ей порой казалось, что она не знает, сколько у нее всего комнат… Да и зачем им столько? Как счастливы они были в квартирке, где на троих было всего одна комната. Комната, ванная и кухня. И коридор. «Хоромы»! Женщина улыбнулась ностальгически – теплой улыбкой. Вот какая она, любовь. Хорошо в комнатушке, хорошо во дворце… Хорошо… только от того, что он – с ней. Что она любит. В себя ее привел виноватый взгляд няни. Няня была молодая, но не такая яркая, как большинство ее соотечественниц. Нет, Владлена выбирала ее не за внешнюю серость, Владлена выбирала няню с образованием. Медицинским и педагогическим. Как же, разве она доверит свое драгоценное чадушко, выстраданное в прямом смысле слова, какой-нибудь местной хуторянке? Хотя иногда ей и приходило в голову нанять настоящую кормилицу, только выглядеть все это будет очень уж по-мещански. А Володя и говорит, что ему, в общем-то, наплевать, как это будет выглядеть, Владя не решилась на столь уж откровенную глупость. Быть женой министра – это потяжелей чем… впрочем, не станет она, Владя, вспоминать. Воспоминания – это то, что не всегда можно контролировать. А ее бесконтрольные воспоминания – очень опасная тема. Макияж потом не скроет последствий бури, и никакие новомодные штучки ее визажиста не вернут глазам ясность. А главное, ничто уже не сможет вернуть ясность ее уму.

Страх, животный дикий страх, упакованный в розовую коробочку благополучия, перевязанный крепкими узорчатыми лентами всемогущества ее супруга и прочностью положения… Если выпустить его из этой упаковки, он способен совершить небольшое торнадо. Локальное. Последствия – непредсказуемы. Так, нужно вернуться к действительности… Что там у нас? Ах да! Няня. Серая тихая мышка. Чего же нашей мышке надобно? Владя смотрела на девушку со смесью любопытства и какой-то материнской жалости. Ее старшая дочь, сама уже замужняя, никогда, даже в период махрового перехода не была столь гадким утенком. Если все гадкие утята становятся лебедями, то из их Крыси вылупится просто царь-птичка! Хотя… Ей уж точно не 15, так что перерасти она вряд ли сможет.

- Владлена Дмитриевна, я хотела попросить у Вас неделю. За свой счет.
Мило! Владлена глядела на девушку , удивленно приподняв одну бровь. Облегчать девушке жизнь она не собиралась. В конце концов, малышу всего 10 месяцев и он не может сейчас лишиться няни. Даже на неделю. Интересно, а зачем ей неделя?

- Понимаете – продолжала девушка, смутившись под взглядом строгой работодательницы, – мне подружка горящую путевку нашла. Копейки. Олл инклюзив. На неделю. Я ни разу не была за границей – а тут Анталия! – девушка подняла взгляд и улыбнулась. Так светло, совсем по-детски. И тут же потеряла свою улыбку. Перед ней стояла… старуха. Старуха была в костюме Владлены, но лицо… его будто свела судорога, рука с резко набухшими венами тянулась сорвать цепочку с кулоном-звездой белого золота – Граф, подарок мужа за рождение сына - казалось, что лицо избороздили тысячи морщин, а в глазах застыл животный ужас…

….-Наташька! – толстый турок хлопал ее по попе и мял грудь, рот его растянулся в мерзкой ухмылке, когда руки ощупывали ее спелую грудь 4-го размера. «Господи, как лошадь… или корову… как мерзко, Господи, мерзко-то как!» Девушке сильно, до оскомины на скулах хотелось приложить натруженной в мамкином огороде ладонью по этой лоснящейся харе. Но ногти были – пластик и чуть ли не жвачкой клееные. Вообще, кто придумал, что когти – это круто? Неудобно же! А еще эти жуткие вещи: платформа, каблучищи, лифчик пуаш-ап и платье в облипку короче некуда. Если бы батя ее такой увидел – он бы уж точно выдрал дрын из забора и отходил бы непутевую дочь…

Батька, хороший ее большой батька! Зачем я замуж шла? Разве плохо было жить на хуторе? Да, работа, ведра, коровник. Но зато любому, кто посягнул бы на нее, она могла врезать. А уж что бы батя сделал с этим вот лоснящимся от пота колобком… Но мир – это не хутор. Мир умеет жестко ставить на колени. Как там ее Василиска? Кто ее покормит? Кто подоткнет ночью одеяльце и поругает за то, что палец сосет? Да, все верно! Надо думать про Лисеньку, про дочку, тогда все можно выдержать. Лиска – Алиска, рыжая мордочка треугольничком, хулиганка и веселая мартышка, она и родилась со смехом. Может, зная, что будет потом, боженька просто позволил ее девочке посмеяться, пока не пришло время плакать?

Так, нет, вот только зареветь не хватало! Ты же сильная, Владка! Ты – мать, только от тебя зависит, что будет с твоей Лиской. Какая, к черту, сила! Сильная бы убивать пошла, а не п… торговать! Да и еще где торговать – за границей, в Турции, продаваться потным басурманам! Господи, да неуж-то ты не видишь, во что превратилась наша жизнь? Неуж-то всем девчонкам придется вот так торговать здоровой наследственностью? Как пережить это? Как заставить себя?

Вдруг вспыхнула щека, не поняв, что это, Влада пальцами коснулась своего лица. Больно! Он ее ударил! Турок лопотал что-то сердито. К Владе подбежала девушка: «Улыбайся!» - прошипела она, - «Иначе Ашир тебя бить станет! Его девочки должны улыбаться!» Вот черт! Еще и улыбаться! Лиса-Лисонька, напомни мне улыбку, иначе я сейчас шею сверну этому козлу жирному! Влада улыбается, Ашир доволен – еще бы! Украинские женщины – самый смак! Только очень уж гоношистые на первых порах. А эта ничего, только зубы сжимает и кулаки. Руки у нее – ого-го! Видать, девка-то сильная. Ничего, и не таких обламывал! Еще бы волю сломать! Ладно, пусть поживет с девками, они ее чуть научат уму-разуму, а потом уж он ей найдет… первое задание! Такое найдет задание – ввек потом глаз не поднимет! Пусть только подвернутся клиенты из ее почти родины! Ух, умеют тамошние башибузуки шалить с милой крошкой! После них турчанки и немки полуживые, а эта, видать, сильная, Вот и проверим! Ашир потирает руки и расплывается в улыбке, ах, какой удачный день!

Владю ведут на поселение. Мишура закончилась, домик «девочек» - обычный сарай. Внутри душно, душ – только перед походом к клиенту, духи тоже выдаст Мемфис. Он – что то вроде евнуха, гомик, которому любовник при расставании плеснул в лицо кислоту. Страшный, как все смертные грехи и злобный, словно сиамская кошка при смене хозяина, он щипает, толкает и все время ругается. Девочки рассказывают, что раньше он только на местном ругался, а теперь и русский мат освоил. Сообразительный, скотина!

Здесь все как-то безнадежно-семейно, ни склок, ни распрей, ни драк. Девочки или спят, или занимаются тем, что Мемфис велит. А уж он следит за их фигурами – ну словно от них зависит его жалкая жизнь! Ничего лишнего съесть не даст, проверяет каждый день грудь, талию, ноги, гоняет бегом вокруг домика, обруч крутить заставляет, на скакалке скакать. Если проснется в добром расположении духа, или если новенькую пришлют – учит танцевать танец живота. Хоть морда его и не услаждает взгляд, зато танцует он божественно! Девочки перенимают у него кое-какие движения. И жара. Жара делает ее вялой. Ашир хмурится – зачем ему безвольная девка? С другой стороны – такая она не станет сильно трепыхаться. А тут еще и клиент подвернулся подходящий…

Владя была в панике. Но кому это интересно? Точно уж не этому жирному арабу, которому нужны были только ее груди. «Терпи, терпи, терпи! Это все для Лиськи. Мы с ней уедем далеко-далеко…» Никаких чаевых – не заслужила. Снова сарай. Слез нет – для плача нужны эмоции. Еще два потных урода. Никакой реакции. Кажется, она стала желе. Даже Лиська больше не снилась. Разве она имела право на мысли о светлом? Нет уж. Все это больше не имеет значения. Она – хуже, чем никто. Ночь. В сарае – лишь несколько человек. Она слышит робкие шаги. Легкие. Кто-то закрывает ей рот сухой горячей ладонью. «Тиха, скажу тебе!» - шепчет ей Мемфис, – «Ашир хочет продать. В корабли, там стоят. Там – смерть. Ты слышишь?» - слова он коверкает, но Владя понимает. Глаза ее расширились от ужаса. Нет, только не в порт! Она наслушалась уже. Порт – это смерть! «Тебя купят еще один или два - и в порт» - Мемфис шептал совсем тихо – «Ты сопротивляйся, реви, кусай – тогда не продаст. Ашир сказал – ты тухлая рыба, не нужна!»

Исчез он так же быстро, как и появился. Тишина и какие-то шумы за пределами сарая. Влада глядит в потолок огромными , расширившимися от ужаса глазами. Сердце колотится где-то в горле. И тут распахивается дверь и в сарай вваливается компания с фонарем. - Вставайте, б****, смотрины щас сделаем! Пять пьяных русских бугаев. В цепях и с барсетками. Братва. Ашир перед ними – вьюном вьется.

- Что господа хотят? Девочки лучшие! Смак-девочки! Как розы! – он целует кончики своих пальцев. Мужики глядят исподлобья , недобро щурясь в свете фонаря. Влада единственная подскочила при их появлении, остальные спят. Свет фонаря выхватывает Владину фигурку, она прикрылась простыней и с ужасом взирает на бандитов. Самый хмурый подходит и резко сдергивает простыню. Владя, как ужаленная подскакивает, взметнув облако распущенных волос. Но парень оказался хватким - и вот уже он за волосы тащит ее к группе своих товарищей. Раздается хохот. «Красотка», «Ух, какая гарпия!», «Прямо укрощение строптивой!» Парни изгаляются, а во Владю будто сам черт вселился, она вырывается и царапется, слезы не льют – брызжут из глаз!

- Эту берем, – мрачно говорит тот, что держит Владю за волосы. - Одну? – спрашивает Ашир. - Одну. Прогуляли мы бабки, завтра - домой. Только на одну и осталось. Вот, – он кидает хозяину несколько купюр, – утром заберешь. Ашир кивает и пересчитывает деньги. Сопротивляющуюся Владю перехватывают поперек туловища. Хотел дать пощечину, даже схватил за волосы и запрокинул голову назад. Но взглянул в ее зареванные глаза, перегнул через колено и хорошенько надавал по попе, бурча про себя « Несет же вас черт в эту Турцию! Что, на родине мужиков мало!» Друзья ржали пьяным смехом здоровых лошадей. Владя ревела от бессилия. В номере, шикарном и огромном, была куча разбросанных вещей, журналов и бутылок. - Пить будешь? – спросил мрачный. Владя сначала помотала головой, но, оглядев толпу, взяла бутылку и, налив в чайную чашку, выпила одним махом. Пути назад у нее не было…

продолжение следует