В гранатовом раю

После развала некогда могучего Союза дальние страны становятся нам ближе, а ближние со скоростью центробежной силы разлетаются все дальше друг от друга. Туркмения – еще недавно младший брат в огромной дружной семье советских народов, теперь дальний родственник, в гости к которому получить приглашение (визу) весьма затруднительно.
На сегодня она одна из самых закрытых стран. В прессе о ней противоречивые сведения: низкая зарплата – дешевые продукты; безработица – низкий уровень преступности; отмена пенсий, но нет нищих, бездомных. На фоне позитивных преобразований – Ботанический сад в пустыне, Дворец сирот, стерильная чистота столицы Ашгабада и в то же время странные новшества о запрете фонограмм, закрытии театра оперы и балета, переименовании дней недель, месяцев...
Мы прожили в том гранатовом раю несколько лет ещё до горбачёвской перестройки, и мысль наша теперь летит с тоскою и сожалением в то прекрасное далёко…

ТЕРРА ИНКОГНИТО
В те годы страна была единой и нерушимой, и никого не удивлял приезд на юг специалистов из Сибири, Ук-раины и других братских республик. Перед поездкой мы узнавали из книг, справочников о неведомой земле – самом жарком районе Средней Азии, где солнечных дней в году целых 200, а в январе + 5°. Пустыня Каракумы и субтропические заросли, единственная крупная река Аму-Дарья и самое большое в мире озеро – Каспийское море. Там цветут экзотические миндаль, инжир, гранат, ткут бесценные текинские ковры, косят лиловым глазом ахалтекинские скакуны, и гордо шествуют корабли пустыни – верблюды, но… действительность превзошла все ожидания.
Сентябрь встретил зноем в +40°. В тени. Крохотный городок Теджен будто вымер, ни прохожих, ни даже дворовых собак. Лишь старец лет в сто возлежал у горы золотых дынь и, заметив нас (особенно меня – белокурую и белолицую девушку), чуть приосанился. Я готова была зарыдать от этой пронзительной тишины и испепеляющего зноя, но гордый аксакал при моём приближении выдал фразу, от которой я как-то взбодрилась и вновь обрела уверенность. «Болья (по-туркменски «всё хорошо»), чужестранка, тебе еще как понравится на этой Богом данной земле, ведь только наши мужчины умеют ценить красивых женщин!».
От этих слов я ожила, как под струями спасительного фонтана, оказывается, жизнь и здесь продолжается: в тени развесистых чинар старики неспешно пьют зеленый чай, дети чумазые (а может, загорелые) играют на «ховли» (во дворе), на «айване» (веранде) рукоделием заняты девушки.
Мы потом часто замечали, что их кожа, как цветущий розовый миндаль, возможно потому, что прямые солнечные лучи их не касаются – им нельзя появляться на улице. Глаза у них распахнуты, как у газели, и цвет радужный – бирюза, изумруд, редко карие.
И если туркменка нежна и мила, как гурия, то туркмен – кентавр, человек-конь, глаза горят, как у ахалтекинца, дикий, пластичный, он – барс, готовый к прыжку, белозубая мечта любой женщины. Красота здешних мужчин уникальна, это торжество природы, праздник жизни, не зря так часто встречается здесь имя Байрам – праздник! Много еще пугающе интересного, непривычного скрыто в этой загадочной стране…

НА СРЕДНЕВЕКОВОМ БАЗАРЕ
Открываются деревянные ворота, и ты проваливаешься в глубь веков. Вот въезжает арба, запряженная осликом. Старик туркмен в «тельпеке» – барашковой мохнатой шапке, в праздник нарядился в красный шелковый «дон» (халат), на ногах чарык или чокай из бычьей кожи. Поразительно, женская одежда 15 века носится как повседневная. Верхняя одежда «павта» (халат), его носят очень странно – рукавом на голову. Платье – «койнек» из тонкой шерсти или тафты по щиколотку, рукав до кончиков пальцев (это чтобы мужчина не коснулся скрытых прелестей нескромным взглядом), на груди огромная медная или серебряная *** – «гульяка» и непременно «балаки» – узенькие штанишки – атласные, шелковые или парчовые. Если девственница – то две косы с вплетенными металлическими украшениями ложатся на грудь, головку венчает коническая шапочка с серебряными подвесками подобно шлему воина. У женщины голова повязана двумя платками – все в люрексе, как жар горят: маленькая косынка закрывает лоб и волосы, сверху большой, углом которого прикрывают рот, чтоб не осквернять своим дыханием мужчин.
Для туркменской женщины вся жизнь состоит из табу, всё начинается с НЕ: не петь, не танцевать, не рисовать, не сидеть рядом с мужчиной, не идти впереди него. Нельзя обращаться к старшему по возрасту мужчине напрямую, только через младшего, в крайнем случае через осла или неживой предмет, например: «Камень, скажи свекру, что…». Но есть в этом запретном реестре и свой плюс – нельзя женщине работать вне дома. А потому в школе сеют разумное, доброе, вечное в основном представители сильного пола.

ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
Первая и единственная русская школа, где довелось нам учительствовать, настоящий интернационал: туркмены, казахи, турки, персы, узбеки, азербайджанцы (тогда отдавать детей в русскую школу было престижно).
Как только мы переступили порог, поднялся невообразимый галдеж. Ребятишки в ужасе закрывали глаза и кричали: «Нога, голый нога!». Пришлось мне купить нитяные чулки (это в +40-то градусов!) и научиться произ-носить хотя бы имена – Хюрлюкча, Молланепес, Мятаджи. Шалун Теджен (названный в честь города?) и толстощекий Ашгабад сидели за одной партой.
Кстати о партах. Их, как и столов, шкафов, в школе почти не было, выходили из положения просто – если учитель строгий, отбирали в соседнем классе, если нет – отдавали, а сами сидели на полу.
По прошествии времени мы поняли, что деньги на всё – школьный инвентарь и методические пособия – выделялись исправно, но директор Зоя Хасанкулиевна, прожив здесь всю свою жизнь, хорошо ориентировалась в местных нравах и каждое утро неизменно подходила к учителям с просьбой подписать акты об очередном пожаре, в котором – вот горе-то! – сгорели: сто мячей баскетбольных (при том, что спортивный зал никому не снился даже во сне), 100 парт, столько же столов и так далее и тому подобное.
А затем директриса шла в свой кабинет – слава Аллаху – чудом уцелевший собирать дальнейшую мзду: с учителей, если они хотят больше классных часов (или, наоборот, поменьше), с родителей – за пятерки или тройки своих ненаглядных чад (по ситуации), а также с тех несознательных родителей, кто не отпускает дочерей учиться в школу (здесь применялась мягкая угроза – «а то в милицию пожалуюсь»).

ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ
У туркмен, как правило, все семьи многодетные, но девочки-туркменки учатся всего лишь в классе 1-м или 2-м, а потом до замужества живут дома, помогают по хозяйству и готовят приданое – 40 платков, 40 «балак» (штанишки), 40 платьев. Жениха находят и выбирают родители. Иногда случаются бунты. Самый известный стал легендой.
В местечке Кугитан влюбленные не смирились с решением родителей и кинулись в бега, но были схвачены и жестоко наказаны по тогдашнему обычаю – забиты насмерть камнями. Учитель не поспел к моменту казни, но его пламенные слова жгли сердца. Жители покинули это страшное место навсегда, осталась лишь каменная насыпь над телами несчастных влюбленных, как мавзолей. «Кугитанская трагедия» – повторение печальной казахской повести о Баян-Сулу и Козы-Корпеш. В те годы «Комсомольская правда» писала о случаях самосожжения женщин. Но такое бывало редко, в основном девушки с покорностью принимали свою судьбу.

СВАДЕБНЫЕ КОСТРЫ
На востоке свадьбу справляют после заката солнца. На улице растянуты огромные полотна, и «крутят» индийские фильмы всю ночь. Костры разжигают от дома невесты к дому жениха. Новобрачную торжественно несут на помосте под балдахином, увидеть ее нельзя, а то сглазишь. Оставляют её затем одну в комнате (в углу), накрытую покрывалом, кто хочет взглянуть – кладёт деньги, но на самом празднике она не присутствует. Зато жених веселится за двоих. Приглашают артистов, чаще узбеков или азербайджанцев. Сами туркмены не поют и не пляшут: это считается неприличным, к тому же запрещают обычаи и вера. Танцовщице гости кладут под тюбетейку деньги, тамада – любимец публики, как правило мужчина лет 40. В Теджене бессменный тамада – армянин Тофик Айрапетян. Его миссия очень сложна: неорганизованную, шумную, темпераментную, разноязыкую толпу в 100-200 человек надо объединить, заинтересовать, развлечь, при этом не допустить беспорядков и вольностей. Тофик прекрасно, даже артистично с этим справлялся. А как он отбивал степ!

Удивительно, что на туркменской свадьбе учитываются обычаи и традиции всех живущих в данном населённом пункте народов – приглашают ансамбли эстрадные, русские и чисто национальные.
После 40 дней со дня проведения свадьбы наступает «кайтарма» – возвращение невесты в дом отца до полной выплаты калыма. Ценность невесты выше, если она не «развращена» образованием. Бывает, что жених не в со-стоянии заплатить всю сумму денег даже спустя много дней, и тогда ее выдают замуж за старика или вдовца с кучей детей.
Часты в то время были смешенные браки (муж туркмен – жена русская), правда, это удел бедных, поскольку не нужно платить калым. Но здесь есть и обратная сторона медали: хотя русская жена в замужестве с готовностью принимает обычаи в одежде и быту, но… и свои замашки лидера не оставляет и несёт их в новую семью. Семейных пар, когда муж – русский, а жена-туркменка, мы не знаем.
Если жена – это предмет торга, то отношение к матери благоговейное. Как говорят туркмены: «Жену еще куплю, а мать одна». Не только любой мальчишка боготворит мать, но и взрослые самостоятельные сыновья спрашивают у неё позволения и совета, перед тем как совершить какой-то важный поступок. Страшное святотатство и великий грех обидеть или огорчить Мать. Такое священное и трепетное отношение, видимо, идёт с эпохи матриархата, тому свидетель найденная на территории Туркмении при раскопках древняя бронзовая статуэтка – богиня Мать.

ФИРЮЗА – ОАЗИС МЕЧТЫ
В стране, где 70 процентов земли занято пустыней, где барханы наступают на плодородные почвы и месяцами дует раскаленный хамси – песчаная буря, любой карагач – спаситель от испепеляющего зноя. Из уст в уста передают туркмены магическое слово – Фирюза! Имя девушки, название духов, поэма – все Фирюза! Что означает оно? Моя новая подруга Хурма, вознося тонкие ладони к небу, вдохновенно поясняла – это благословенное место, райский сад недалеко от Ашгабада. Мы побывала там – посреди песков расстилается небольшой оазис – заросли чинар, серебристая джида, ручей…Жемчужина востока оказалась всего лишь каплей росы по сравнению с величественным пейзажем Восточного Казахстана. Но с какой гордостью дети пустыни демонстрировали нам это чудо природы, в столь малом видели величие своей Родины, неземное счастье светилось в глазах моих спутников. С тех пор Фирюза – в музее души нашей, как память о друзьях, верных и наивных, земных и возвышенных, далёких и близких.