Записки провинциальной журналистки

Это "художество" написано в соавторстве с vetrenaya.
Часть первой  главы читаем сегодня у меня, а вторую часть - завтра у нее. А дальше, как понравится читателям. Итак, начнем!
 
Глава 1. Ради бабушки
 
Меня зовут Айседора. А если полностью – Айседора Рудольфовна Вертинская. Я не директор школы с французско-немецким уклоном, не начальница - стерва и людоедка, а всего лишь провинциальная журналистка – ни больше, но и ни меньше. И мое имя имеет вполне нормальное объяснение.
 
Во-первых, мои родители пламенные поклонники Есенина. И назвать дочь в честь его возлюбленной они решили в день своего знакомства. К слову сказать, это произошло на поэтическом вечере, где папа читал отрывок из «Анны Снегиной», а мама пела романс «Не жалею, не зову, не плачу». После этого вечера они уже больше не расставались, а я родилась ровно через девять месяцев. Мое имя в детстве принесло мне немало горьких минут. Не буду говорить о моем школьном прозвище, но представляться всем я предпочитала Асей. И у меня даже было большое желание изменить имя, когда я вырасту.
 
Однако в восьмом классе у нас появился новый учитель литературы и русского языка Антон Павлович. Это изменило мою жизнь. Едва он переступил порог школы, как сразу же влюбил в себя всю женскую часть нашей скромной обители, начиная от сопливых пятиклассниц и заканчивая престарелой техничкой. На первом же уроке, который  он у нас провел, стрела амура пронзила и мое сердце.
 
Когда мы проходили творчество Есенина, то Антон Павлович рассказал много интересного о личной жизни поэта. И, конечно, нашелся добрый одноклассник, который сообщил, что у нас есть своя Айседора, указав на меня и глумливо при этом хихикнув. Я густо покраснела, сжалась в комок и мысленно пожелала раствориться в воздухе или провалиться сквозь землю. Или, как минимум, спрятаться под парту, что я тут же и сделала якобы в поисках упавшей ручки. Каково же было мое удивление, когда Антон Павлович восторженно воскликнул: «Ася! Так вы Айседора? Какое прекрасное имя! Оно звучит как музыка!»
 
Не веря своим ушам, я вылезла из своего укрытия и гордо выпрямилась. Этот эпизод стал судьбоносным в моей жизни. С того дня я стала называть себя только полным именем, напрочь забыв о том, что решила с ним расстаться. И одноклассники изменили свое отношение и ко мне и к моему имени, обидные прозвища канули в Лету.
 
Но если с именем, подаренным мне родителями, все обошлось вполне благополучно, то их желание сделать из меня знаменитую балерину оставалось для меня занозой в одном весьма пикантном месте почти до моего совершеннолетия. Четыре раза в неделю я ездила на занятия в балетную школу, где с упорством заправского мазохиста истязала себя у станка под занудливое и бодрое: «И раз, и два, и три – поворот!»  А чего стоили мне, увлеченной сладкоежке, постоянные запреты на пирожные и шоколад! И каким же унылым представлялось мое «светлое» балетное будущее. Тем более, что преподаватели мне пророчили отнюдь не звездную карьеру, а скорее роль пятого лебедя во втором ряду. Поэтому, закончив школу, я забросила на антресоли пуанты и твердо сказала родителям, что поступаю на филфак, а не в хореографическое училище. После двухдневного бойкота им пришлось смириться. И это все – во-первых.
 
А во-вторых, моего папу назвали Рудольфом. И я в наследство получила чудесное отчество в довесок к не менее чудесному имени, отнюдь не в погоне за модой на вычурные имена.
 
Чтобы разобраться в этом вопросе, нужно копнуть в историю нашей семьи и внимательно рассмотреть генеалогическое древо нашего рода. Моей прапрабабушке – ровеснице прошлого века - в год октябрьского переворота исполнилось семнадцать лет. Она была девушкой редкой красоты. И неудивительно, что в нее влюбился с первого взгляда молодой барон Рудольф фон Розенштиль, которого попутным ветром занесло в провинциальный городок Н-ск в дни кровавой смуты. Сам барон тоже был хорош собой и юная красавица сначала благосклонно отнеслась к его ухаживаниям, а потом в короткий срок согласилась стать его женой, тем более, что они задумали поскорее уехать за границу подальше от революционного беспредела.
 
Однако этому не суждено было случиться. Барон погиб от руки свихнувшегося пролетария. Юная вдова была безутешна. Но вскоре она узнала о том, что беременна. Поскольку участь ее была незавидной в свете развернувшихся событий, чтобы спасись самой и вырастить ребенка, она довольно скоро вышла замуж за комиссара Вертинского, который с детства ее любил.
 
Муж, несмотря на свой жестокий нрав по отношению к подчиненным и врагам революции, боготворил свою любимую и не только признал своим родившегося сына, но даже позволил назвать его Рудольфом. Потом это имя стало самым популярным и, пожалуй, единственно возможным для всех мальчиков (во всяком случае первенцев) в нашей семье. Таким образом, моего прадеда, деда, двоюродного дядю и моего отца звали Рудольфами. И только мой брат выпал из этой семейной, на мой взгляд, недоброй традиции, получив вполне обычное имя – Сергей (понятно – в честь Есенина).
 
Поступая на филфак краевого университета, я вовсе не мечтала стать учителем. На тот момент я вообще не знала, кем хочу стать. Одно я знала точно,  что не хочу быть балериной.
 
Студенческие годы пролетели быстро и весело. Утром после банкета по случаю окончания учебы я вдруг, с удивлением и недоумением глядя на свой диплом, подумала о том, куда же я теперь пойду? И поскольку в тот момент ничего другого я не придумала, то пошла в одну из городских школ.
 
О том, что я попала не туда, что это не мое и бежать нужно подальше и быстрее, я поняла в первые же дни моего учительства. Но учебный год мне пришлось оттрубить от звонка до звонка. Иногда в ночных кошмарах мне и сегодня снятся школьные уроки. Впрочем, некоторые из моих учеников стали мне хорошими друзьями. А один, едва отметив свое совершеннолетие, предложил выйти за него замуж. Отвергнув это «лестное» предложение, я погрузилась в раздумья о своей дальнейшей судьбе. Эти раздумья оборвались после известия о том, что моя любимая бабушка в городе Н-ске серьезно приболела, и за нею нужен ежедневный присмотр.
 
Дело в том, что мои родители, оба родом из Н-ска, уехали оттуда сразу после женитьбы и поселились в краевой столице. Я же с самого детства много времени проводила у бабушки, папиной мамы. Мы с нею были лучшими друзьями. А на том момент других наших родственников в Н-ске не осталось. Помочь бабушке никто не мог. И кто-то из нашей семьи должен был туда ехать.
 
Маме до ухода на пенсию оставалось три года. Папа без нее уехать не мог. У брата была отличная работа с заграничными командировками. И только я оставалась не у дел. Выбор был очевиден. На семейном совете все дружно решили, что ехать мне. Не испытывая большого восторга от этой перспективы, я согласилась только ради бабушки.
 
А она, конечно, была на седьмом небе от счастья, что ее любимица теперь будет рядом. Тут же она сообщила о конкурсе на замещение вакантной должности в редакции районной газеты «Путь перемен», которую она всегда читала от корки до корки.
 
Честно говоря, журналистом я себя мало представляла, но идея показалась мне богатой. Тем более где-то же надо было работать, а в школу идти мне не хотелось.
 
Для начала я внимательно изучила несколько номеров. И, сделав вывод, что могу писать не хуже, чем штатные сотрудники, я отправилась знакомиться с главным редактором. Им оказалась дама глубоко предпенсионного возраста, однако весьма ухоженная и подтянутая. Ее имя в определенной степени могло составить конкуренцию моему собственному. Тамара Адольфовна Винтеркомт встретила меня с улыбкой голливудской знаменитости (а я про себя отметила, что у нее неплохой зубной протез, – ее вставная челюсть выглядела лучше, чем собственные зубы некоторых молодых людей) и рассказала об условиях конкурсного отбора. В своем резюме я отдельной строкой подчеркнула, что была редактором студенческой газеты. И это понравилось Тамаре Адольфовне.
 
Но сначала мне поручили написать две статьи о затянувшемся строительстве нового здания одной из городских школ и о клубе собаководов. Я с энтузиазмом взялась за дело. С жанрами и стилями я была  знакома еще со школьной скамьи. Потому-то написать репортаж для меня не представлялось сложным.
 
Вооружившись всеми мыслимыми атрибутами настоящего журналиста (во всяком случае, как я себе это представляла): фотоаппаратом, блокнотом, ручкой и диктофоном, - я отправилась на стройку. Свято уверенная в том, что журналисту необходимо прочувствовать атмосферу, чтобы определиться с сюжетом репортажа, я вошла в самый эпицентр стройки.
 
Только что выделенные денежные средства для срочного завершения возведения этого объекта (надо было успеть к выборам мэра города) осваивались сразу несколькими бригадами. Каменщики заканчивали возводить последний этаж левого крыла, в то время, как кровельщики возводили крышу правого крыла. А штукатуры-маляры занимались внутренней отделкой.
 
Я поговорила чуть ли не с каждым рабочим, часто сама отвечая на заданные мною же вопросы, фиксируя согласие или несогласие со стороны собеседника. Поскольку делать записи в блокнот в таких условиях мне показалось не очень удобным, я использовала диктофон, теперь уже и не знаю почему – говорила-то в основном я. Тем не менее, это, как я считала, придавало мне вес как репортеру в глазах рабочих.
 
Когда подошел прораб, я уже успела обежать все этажи и даже побывать на крыше, не забыв сделать пару-тройку десятков кадров (фотографией я увлекалась с детства). Однако прораб сказал, что нужно обязательно запечатлеть самую лучшую укладчицу отделочной плитки, которая трудилась, извините, в одном из туалетов.
 
Оказалось, что и здесь кипит работа. И помимо моей героини суетятся сантехники, устанавливая унитазы в той части туалета, где уже сияет плитка во всей красе. Закончив фотографировать дородную тетеньку, я отметила про себя, что один из сантехников мог бы украсить даже первую полосу – настолько хороша была его внешность. Задумав сделать «живой» снимок, я никого не предупредила о своих намерениях и уставилась в объектив, забыв обо всем на свете.
 
Через пару мгновений последовал толчок в спину. Я потеряла равновесие и, чтобы не нырнуть в унитаз, попыталась выпрямиться, стремясь при этом не уронить дорогой фотоаппарат. К счастью, у сантехника в добавок к внешности оказалась неплохая реакция – он успел подставить руки, когда мое тело падало на пол. В финале мы заслужили аплодисменты. Однако в унитазе я обнаружила свой диктофон. Это меня расстроило, но не так сильно – ведь главное, что уцелел фотоаппарат!
 
И репортаж, и снимки получились замечательные. По мнению главного редактора, так хорошо на эту тему еще никто не писал за последние пять лет. Не скрывая своей радости, Тамара Адольфовна сообщила: «У вас есть журналистская жилка!» и пожелала удачи в написании второй статьи.
 
(продолжение следует)