Песок аравийской пустыни

Иду я по хрустящему снежку, морозным чудным днем и беды не чую… Вдруг бросилась в глаза вывеска: «Стой! Црулна. Стрыжём, брэим – первый зорт!»,– усмехнулась, вспомнив крылатую фразу черкеса Ибрагима из романа «Угрюм-река».– «А зайду-ка я в парикмахерскую»,– подумала я. Тем более гороскоп обещал мне на этой неделе радикальную смену имиджа и, кто знает, может перемену судьбы…

Мастер ловко запеленала меня и, не уточняя цели визита, быстренько начала расчесывать мои локоны. Но что это?! Локоны листопадом осыпались на пол!
«Успокойтесь, женщина», – строго воззвала к порядку и гражданской совести цирюльница, оказывается в расческе вставлено лезвие. Все гениальное просто – два в одном – большое удобство, например, «шампунь-бальзам», «крем-мыло», «сосед-любовник», «муж-сожитель».



Ну что ж, нежелательная стрижка состоялась, как незапланированная беременность. Теперь, казалось, терять нечего. Ой, как я ошибалась. Мастерица стала лязгать ножницами – вжик-вжик, ХРЯСЬ! Уха нет! Хорошо что у меня есть запасное (шутка). Ох, права была пани Моника из «Кабачка 13 стульев» утверждая, что в парикмахерской «голову легче сложить, чем уложить». И в самом деле, зачем спрашивать о желании клиента, все равно с ним будут делать то, что умеют. А потому не мешало бы над зеркалом повесить плакат и начертать аршинными буквами – «НЕ стреляйте в парикмахера, он стрижет, как умеет». А так как мы имеем счастье жить в век рыночных отношений, мерилом которых стал слоган «Время-Деньги», то дилетантка-дебютантка (у меня закралось подозрение – а не акушерка ли она?) продолжала свое чёрное дело.

Девиз этого «парикмахерского насилия»: держать и не пущать клиента. Девушка металась между нами, как ткачиха-многостаночница, будто шла на рекорд. Лязг ножниц – что ж… назовем челку – «косая», визг фена – и прическа «буря в пустыне» готова! Пожальте мыться, бриться, сушиться сами, сами… А в кресле между тем уж бьётся следующий сиделец – поточный метод сбоев не дает. Эх, хорошо бы запатентовать собственное ноу-хау, да времени в обрез.



…Зимнее солнце клонилось к закату, а я, позабытая-позаброшенная, все еще томилась в ожидании экзекуции. Наконец мастер вспомнила обо мне и великодушно пригласила в кресло. Чалму из полотенец размотали, и в зеркале появился милый образ из далекого детства – СИНЕВОЛОСАЯ кукла Мальвина? Щас исправим – ободрили меня и чем-то намазали голову. Следующее превращение в царевну-лягушку, а может и в русалку с волосами-водорослями.

Слезы готовы брызнуть из моих глаз, на что «мастер-ломастер» проворчала, мол, клиент какой-то нервный пошел. Попробуем еще разок, ведь кто не рискует… Рискнула – остаток вихорка на моей злополучной головушке переливался, как усы Кисы Воробьянинова, знаменитого помощника и компаньона Остапа Бендера, всеми цветами радуги. Отпрыгнув от греха подальше, матрона выдала на-гора: «Ну, знаете, дама, на вас не угодишь! Не хотите радугу, сделаем скромненько, но со вкусом – цвета беж, а по-научному – песок аравийской пустыни».
Смывая чернильные разводы, сердито дергая за жалкие остатки бывших моих кудрей, мастерица на все руки зло прошипела: «В салон надо было идти, коль такие привереды!». Вся в пене, брызгах и слезах я пискнула:
– А я где!?
– В парикмахерской, – ехидно заметили мне.
Оп-ля! С головы сдернута тряпка, и я предстала во всей своей красе. В зале воцарилась мертвая тишина, опрометчивые посетители застыли в креслах. Голова моя сияла, как факел Данко. Наконец-то оттенок волос определился недвусмысленно – цвет взбесившейся морковки! Причина моих страданий, мой ловкий дамский мастер, сама изрядно удивленная, обескуражено пробормотала:
– Все согласно договору – и рисунок, и колер,– «песок аравийской пустыни» называется…



Во всех уважающих фирмах загнивающего Запада есть должность топ-менеджера. Это человек, который следит за внешним видом служащих, и там я с моей новой, «а-ля панк» причёской была бы первой претенденткой на увольнение. Зато здесь, в родной моей конторе я еще раз убедилась в великодушии моих коллег и снисходительности начальства, ведь как только с морозу я сдёрнула шапку и оранжевый «головы моей куст» озарил кабинет, лица коллег вытянулись, глаза округлились… И лишь юная непосредственная Танечка вскрикнула: «А-а-а… я... и не испугалась».