«В этом городе живет небо…»

Вопрос о том, куда поехать в отпуск разрешился для меня моментально и несколько неожиданно. В ту минуту, когда на пороге рабочего кабинета возникла моя подруга Полина и заявила, что я еду с ней в Санкт-Петербург через четыре дня, билеты уже куплены и дело осталось за малым – убедить редактора отпустить меня на законный отдых немного раньше, чем это намечалось по плану. Выслушав ряд начальнических сентенций и «последних китайский предупреждений» коих набралось с десяток, я получила желанную подпись под заявлением. Так и получилось, что весь свой первый отпуск – целых 14 дней! – я изучала Питер.  
 
Почти все 30 часов дороги петербурженка Полина, наезжающая в наш городок лишь летом на недельку дабы не забывать о казачьих корнях, составляла план мероприятий на ближайшие две недели. Не отвлекаясь на сон, она ночью, шепотом, чтобы не разбудить соседей по вагону, объясняла, почему выбрала именно такие маршруты, сетовала на то, моего отпуска не хватит, чтобы осмотреть все запланированное. Тем временем поезд мчался, за окном мелькали, сменяя друг друга, пейзажи один другого красивее.
 
В город мы приехали часов в одиннадцать утра. Вокзал, толпы, толпы гомонящих людей… Но настоящее знакомство с Питером состоялось лишь после обеда. Вокзал, сравнительно недавно построенный район Автово, где обитает моя подруга, не передавали атмосферы 300-летнего аристократа Санкт-Петербурга. Мы поехали в центр, к Неве.
 
От Кубани до Невы
 
Нас встретила стальная гладь спокойной реки – не верится, что наводнение, описанное Пушкиным в «Медном всаднике», действительно было. Воспоминания переносят на пять лет назад, когда разливалась наша Кубань. Те три дня, что на Новокубанск наступала «большая вода», недели после, когда возвращаясь на свои разоренные бурным потоком участки, люди находили принесенные туда рекой тела, не успевших спастись… Красавица Нева не намного добрее дикарки Кубани, ее спокойствие лишь видимость. На зданиях еще сохранились отметины – до этих границ доходила вода, когда река разливалась. Высоко.
 
На набережной мы пробыли до позднего вечера. Сезон «белых ночей» уже закончился, но темнеет все равно гораздо позднее, чем на Кубани. Говорить не хотелось. Открывался потрясающий вид на противоположный берег – прямо напротив расположилось здание «музея редкостей» - Кунсткамеры. А в Неве, как в зеркале, отражалось небо… Не воспетая поэтами лазурь, но свинцовое, тяжелое, глубокое. Мы просто сидели на ступеньках, спускающихся к воде, почти касаясь ее ногами. Казалось, что мы прикасаемся к облакам.
 
Народу на набережной становилось все больше – люди просто подходили, садились на ступеньки и молча любовались рекой. В этот вечер нас будто опутывал паутиной опустившийся на город легкий туман – серый, как река, небо, сама набережная. Не было желания двигаться, уходить отсюда. Только ночная прохлада сняла сонное оцепенение – люди стали расходиться. Эти несколько часов были самыми спокойными из всех тех, что я провела в Питере. Со следующего дня начался эстетический марафон.
 
Галопом по музеям
 
Рано утром мы сели на автобус, который отправлялся в самый известный пригород Санкт-Петербурга – Петергоф. Идеально ухоженные парки, каскады фонтанов, статуи, изображающие мифических героев и богов, дворец как из сказки. И очень много людей, в основном иностранцев, беспрестанно фотографирующих, болтающих без умолку на разных языках.
 
Прогуливаясь, мы вышли к Финскому заливу. На берегу больше никого не было. Залив хорош так, что захватывает дух от этой красоты и холодности, от этих сизых и серых, ледяных оттенков. Между камнями, у воды, растут чахлые северные цветы – голубые и фиолетовые. Очертания береговой линии теряются в тумане, солнца нет – такая погода как нельзя больше подходит к этому суровому месту. Как напоминание о цивилизации, вдалеке виднеется «Монплезир», небольшой дворец, не подавляющий своим великолепием, какой-то по-домашнему уютный и милый.
 
В этот же день мы сходили в Александрийский парк. Контрастируя с Петергофом, он будто нарочито диковат и неухожен. Там не было аллей и аккуратно подстриженных растений. Деревья и кустарники росли как попало и между ними петляли неизвестно куда ведущие тропинки. Одна из них, например, вывела нас к католической капелле, построенной в готическом стиле. Она возникла между деревьями неожиданно. Дальше тропинка привела к заброшенному старому колодцу. В общем, мы умудрились заблудится. Бродили по парку до тех пор, пока еще одна заброшенная тропинка не вывела к выходу.
 
Следующие дни проходили по одинаковому сценарию: подъем, сбор, культурная программа. Три дня – на Эрмитаж, день – на Казанский собор и церковь Спаса-на-Крови, день – на Летний сад, Марсово поле, Михайловский замок, день – на Петропавловскую крепость… Осматривая достопримечательности, я практически не видела русских. В принципе, понятно почему – сами петербуржцы уже налюбовались на все красоты родного города, а приезжих из других регионов страны летом здесь не так много. Поэтому большинство музеев в июне-июле закрывают свои залы на ремонт.
 
Я не могу сказать, что в храмах, дворца и музеях было просто красиво. На самом дел, не хватит слов, чтобы передать все эмоции, обуревавшие при посещении архитектурных памятников. А мне еще и не хватило дней. Невозможно рассказать о том чувстве восторга, которое посещает в залах Зимнего дворца. О том холоде, возникшем где-то в районе грудной клетки, когда в храме Петра и Павла я увидела ровную шеренгу абсолютно одинаковых белых саркофагов. Там покоятся русские цари. Не описать словами открывавшуюся с колоннады Исаакиевского собора панораму ночного города. Не передать красоты Летнего сада, когда столь редкое для Питера солнце путается в кронах деревьев, обычно серое небо яркой лазурью отражается в водах пруда с белоснежными лебедями… Это все нужно видеть самим.  
 
Петербург и петербуржцы
 
Жители Питера отличаются от кубанцев, как тополя от яблонь. Они говорят намного тише, чем аборигены Краснодарского края. Если попадается человек с громким голосом, скорее всего, он приезжий.
 
Отличается даже цвет кожи. Масштабы «интересной аристократической бледности» реально представляешь себе именно в Санкт-Петербурге, когда в середине лета видишь вокруг себя людей с кожей, как будто лишенной пигментации.
 
Кофе – главный напиток для жителей Питера. Здесь низкое атмосферное давление и утром не проснешься без него. На каждой улице по нескольку кофеен. Можно просто бродить по городу и заглядывать туда, чтобы выпить кофе. Это приобретает особую актуальность в прохладные дни, которых здесь намного больше, чем теплых. Хотя вообще-то, Питер не такой серый и мрачный город, каким его привыкли считать. Дома здесь выкрашены в яркие тона – розовые, желтые, зеленые, голубые… Но пасмурное небо и туман превращают их в одинаково хмурые.
 
Петербуржцы любят свой город, порой до фанатизма. Однажды в метро сидевшая рядом со мной девушка, вероятно приезжая, весьма нелестно отозвалась о местном климате. Это вызвало возмущение окружающих. После прямых угроз здоровью от серьезно настроенной питерской молодежи, она пулей вылетела на ближайшей станции.
 
В каждом переходе метро люди под гитару поют песни, часто – о Питере. Прохожие бросают им деньги, некоторые подпевают. Они свободны от условностей, делающих порой невыносимой жизнь в моем родном городе. В Питере без разницы, что подумают о тебе окружающие, ведь шансов встретить знакомых практически нет. Прохожие вряд ли обратят внимание на человека, идущего по Невскому проспекту в балетной пачке и со страусиным пером в волосах. Ну, может быть, удивятся мимоходом. И это самое существенное отличие петербуржцев от кубанцев.
 
Домой, пора домой
 
Две недели пролетели быстро. Наступил день отъезда. Утром, стараясь успеть до отправления поезда, я на всех парах помчалась в центр, к Банковскому мостику, про который существует легенда, будто он исполнит все желания, если встать между перилами и дотянутся до сидящих на них сфинксов. Дотянувшись кончиками пальцев до гладких боков статуй, я загадала желание – вернуться в этот странный серый город. В вагон я влетела последней, через час Питер был уже достаточно далеко.
 
Поезд мчался, за окном мелькали пейзажи. В наушниках играли любимые мелодии, сердце билось в такт стуку колес: «Домой, домой». А на берегу Невы осталось удивительное чувство свободы...