Любовь для Веры

Она вышла за ворота зоны. В «эту» сторону. На волю. Пару минут подышала пьянящим весенним воздухом. Закурила «подстреленную» напоследок у зама по режиму сигарету. И… мучительно захотела обратно. На свою шконку. К своей швейной машинке… Потому что на воле ей абсолютно нечего было делать.

Бытует мнение, что абсолютно все заключенные стремятся на свободу. Отнюдь. У большинства нет ни дома, ни родственников. А значит – ничего нет. Берут в столовой алюминиевую тарелочку, затачивают края, и – на кого бог пошлет. Чтоб не обидно было. И продолжает «сидеть». Потому что там он – живет. Там – друзья, враги, работа, кров, пища, а значит – жизнь.

Вот и Вера там – жила. И лишь длинными осенними ночами вспоминала дочку Любочку, старенькую больную маму, младшую сестру. Мужа Сашу. Свадьбу. И потом – восьмилетний непрекращающийся кошмар. Кошмар ревности и пьянства, пьянства и ревности муженька.
- Ты где задержалась на полчаса?! В детском саду, говоришь? И что ты там делала?! Разговаривала с воспитательницей про утренник? А может, глазки сторожу-студентишке строила?!
Крик, крик, страх и – синяки… На лице, на шее, на руках, на бедрах.
…- Ах, у тебя голова болит? Ах, не хочешь? А может, и вправду, больше не хочешь, потому что днем натр…сь, пока я на работе был?!
Снова ужас, снова синяки…

Ради чего терпела Вера? Сказать «ради дочери» - глупо, потому что ребенок с таким папочкой, в такой обстановке, рос болезненным и нервным. Любочка часто и без повода плакала, порой закатывала истерики, порой замыкалась в себе. А муж зверел все больше и больше. Сначала это казалось забавным, потом раздражало, потом стало невыносимым, потом Вера поняла, что это психическое заболевание. Предложила вместе сходить к семейному психотерапевту… «Ах, ты хочешь меня в психушку упрятать?!» - взревел он, и Вера получила пару очередных синяков.
Мать с отцом… Они ее попросту не принимали назад, домой.
- Вышла замуж – живи с мужем. На то он тебе и муж, уму-разуму учить! – заявлял отец, коренной житель деревни.
- Бьеть – значить, любить, - шепотом уверяла мать. – ты потерпи немного, второго ребеночка роди, мальчика, он и успокоится! А то ведь позора не обберешься! Все соседи будут на нас пальцем тыкать! Мол, муж выгнал, гулящая, значить…

И Вера терпела. Когда ее бил – терпела. Но когда она увидела, как Саша схватил Любочку, начал ее трясти, вглядываясь в глаза, орал: «Ты видела маму с чужими дядями? Отвечай! А может, и ты не моя дочь, а от чужого дяди?!»… Когда Вера увидела эту картину, она схватила со стола полупустую бутылку водки и… А дальше Вера ничего не помнила. Вроде бы, сначала сама выпила, прямо из горла…

На судебном процессе Вера ясно поняла, что осталась абсолютно одна. Отец слег в больницу с обширным инфарктом, мать – тоже в больницу, только в психоневрологическую. Причем, Вера полагала, не от горя и боли за дочь, а от того, что не могла вынести презрения деревенских кумушек, которые в глаза называли соседку «матерью убийцы». Сестренка… Она появилась в СИЗО один раз, и то лишь для того, чтобы скороговоркой сказать: «Мы ничем не можем тебе помочь! Ты же понимаешь, что мой муж – госслужащий, вдруг на работе узнают, что его родственница – убийца?! Эх, как же ты нас подставила! А еще сестра называется… Никакая ты мне больше не сестра!»

Свекровь заявила, что «Она умышленно убила моего сыночка, чтобы продолжать бл…ть и дочь тому же учить! Она обманом женила на себе Сашеньку, втерлась в доверие к порядочной семье! Сашенька пахал с утра до ночи, чтоб все у нее было, а она все якобы на работу рвалась устроиться! Ну, чтоб там хвостом вилять. Сашенька ей запретил, вот она его и убила-а-а-а!»

Несмотря на все эти заявления, фактов в пользу Веры было достаточно, и ее осудили всего на 4 года «за превышение…, в состоянии аффекта…». Но на зоне Вера узнала, что ее все же лишили родительских прав…

…Вера добралась на перекладных автобусах до своего города. Первым делом пошла в отделение милиции: нужно было «отметиться» и встать на учет. Ее встретил немолодой седовласый участковый:
- А-а-а! Проходите-проходите, я уже Вас жду. Тако-о-ого из-за Вас натерпелся! Свекровь Ваша тут пороги оббивает чуть ли не каждый день, мол, боюсь я, убийца освобождается, она и меня убьет! Хе-хе! Скверная тетка… М-да… Идти-то есть куда? – поднял он на нее какие-то мягкие, карие глаза.
- Некуда…
- Да как же некуда? Ах, да, Вы же и не знаете… Вот Вы квартиру уже будучи в браке строили? Да. Вас условно-досрочно выпустили, за примерное поведение? Да. Вы были прописаны в квартире мужа? Да. Вот и идите туда! Я эту квартиру еле от свекрови Вашей отбил… Негоже это, сначала человека сажать ни за что, а потом еще и без жилья оставлять…
- А Вы откуда?... – только и смогла удивиться Вера.
- Во-первых, я участковый, и должен знать, что на моей территории творится. Во-вторых… Я отец девушки - уже женщины, за которой до Вас ухаживал этот самый Саша. А у меня на людей глаз наметанный, я его быстро разогнал! А ведь на Вашем месте могла оказаться моя дочь… Вот так!
- А… Дочка моя, Любочка…
- Я тут разговаривал с органами опеки и попечительства… Да ладно, в свое время все узнаете! Идите домой, отдохните!

Вера шла к знакомой улице, потом к знакомому подъезду невыносимо долго. «Как я войду в эту квартиру? Нет, я не могу! Но тогда… Тогда мне негде жить! Я стану бомжом, потом пойду воровать, потом… Нет! Надо жить, еще не все потеряно!»

- Мама! Мамочка!!!
К ней бежала повзрослевшая, но такая родная, такая любимая дочь.
С лавочки встала женщина, как потом оказалось, воспитательница интерната.
- С возвращением, - суховато сказала она. – До вечера девочка может побыть с Вами, но к девятнадцати ноль-ноль привезите ее в интернат. Ваш вопрос будет решаться в ближайшее время…
Вера не знала, что делать: плакать, целовать дочь, или благодарить неизвестную женщину…
- Благодарите своего участкового! – отрезала она, но потом внезапно улыбнулась, - и присмотритесь к нему. Вдовец…