Сердце

Я крашу губы ярко-красной помадой. Старательно обрисовываю контур. Никогда этого не делала. Всё ради тебя. Ты очень хороший. Причёсанный такой. Я другая. Растрепанная вечно, даже если полбанки геля для укладки на себя изведу. Я пропускаю букву «К» в слове «эклектика» и мне очень нравится, как звучит слово «педики». А ещё мне очень нравишься ты.

Полтора года мы с тобой были вместе. Хотя, как вместе. Я училась, бегала по выставкам, пропадала на спектаклях, а ты в командировках. Успешный наш. Встречались максимум раз в десять дней. Ты звал меня Пеппи – за веснушки и рыжие кудри. Сегодня специально сходила в парикмахерскую, и сейчас у меня на голове громоздится ракушка из совершенно прямых волос аля Олимпиада Альбертовна - та суровая тётка по истории искусства – я ещё долго возмущалась, (ты должен помнить) что вижу её из курса в курс, а оказалась она мировой женщиной, на госах всем подсобила, я её зауважала.

Прошло уже полгода, как ты увидел меня с другим. Счастья такого с тобой я не испытывала никогда. Была надёжность, защищённость, уверенность. Я знала, у тебя один недостаток – ты не споришь. Просто молчишь – от этого уже хуже, будто сердце переезжает игрушечный танк с настоящими гусеницами, каждый зубчик цепляется и выдирает чувство с мясом и кровью из ещё бьющегося сердца. Так и выдрал ты мою любовь. Пришлось ставить протез на место сердечка. Вот однокурсник и вызвался помочь. Установили добротно, жаль заменять опять пришлось. Когда ты увидел меня искрящуюся, болтающую ногами, в обнимку с таким же, как я, растрёпанным парнем в вытертых джинсах, ты молча ушёл, поправив лацкан пиджака. Я видела, но не остановила тебе. Мне тогда чудилось, что без тебя я буду счастлива. Почувствовала только, что протез мой разваливается, впивается во все ткани организма, калечит внутренние органы, заражает кровь… Ничего, видишь, выжила. Приладили мне в раскуроченную грудную клетку другой агрегат, советский ещё, на стальной кулак похож… работает, скрипит чуть-чуть, но я уже привыкла давно. Лучше больно, чем безразлично. Лучше железо в груди, чем пустота. Я это поняла, когда тебя потеряла…

В горькую минуту, с подругами за бутылочкой вина я, хорохорясь, говорила: «…думала, что любила». Неправда это. Хотелось прошептать: «думала, что разлюбила», но даже себе в этом стыдно признаться было. И сейчас стыдно. Я такая, как и была. Твоя Пеппи. Но, ради нашей приближающейся встречи, я постаралась максимально измениться. Купила костюм брючный в полоску, причёску сделала, маникюр, накрасилась… Надеюсь, ты помнишь – я всё это не люблю, даже презираю, и не умею. Надеюсь, ты остался таким же… А, если нет, не волнуйся, я высекла твой образ в своей памяти, так что ты со мной навсегда. Я и сейчас на что-то надеюсь. Первый раз в жизни хочу быть с тобой круглосуточно. Первый раз примеряю твою фамилию. Первый раз представляю, на кого из нас больше будут похожи наши дети. Я хочу, чтоб на тебя. Первый раз тренирую на салфетке новую роспись. Первый раз начинаю ценить тебя… Первый раз мне хочется зарыдать навзрыд, прости за масло масляное, от безысходности. Ты постоянно повторял: «в одну реку нельзя войти дважды». Никогда не возвращался к законченным проектам. Тебе это было неинтересно. Зачем тогда ты мне позвонил? Отдать наш альбом с фотографиями?.. Не хочу позволять себе эту мысль, но она буквально съедает мой мозг, как средство для очистки с кислотой в составе эмаль ванной в коммуналке.
Ты опаздываешь. Я сижу в кафе недалеко от нашего места. До сих пор думаю, почему ты выбрал отправной точкой нашего первого свидания пузатого бронзового урода? Мне он никогда не нравился, хоть и имеет некую художественную ценность. За те полтора года мы встречались около него раз пять, может чуть больше и вот снова… Хорошо, кафе двухэтажное. Открывается обзор на площадку перед уродом. Я пришла за час до назначенного времени и влила в себя уже четвёртую чашку кофе. Изменять уж привычкам – так всем. Когда же ты уже появишься? Ты не любишь опаздывать. А уже десять минут пятого. Я нервничаю. Проклятый кофе, будь он неладен, но жду… Поправляю дурацкий макияж.

Вот и ты… Воздухус хватает только на: «Аааааах…»

Такой же, такой же! Радостно тарахтит мотор в том месте, где было сердечко. В сером костюме и с кустовыми гвоздиками. Любимый мой, ты всё помнишь. Хочется бежать к тебе со всех ног, а я не могу. Нацепила и каблуки, как дурочка с переулочка. И не снять их. Больно. Ты нервничаешь. Оглядываешься. После того, как прождал меня один раз два часа, ты перестал считать мои опоздания милыми. Меня слегка штормит от волнения и от непривычных оков на ступнях. Кажется, я подпрыгиваю. Наверное, похожа на больного кузнечика. Издалека ты меня не узнаёшь, куда тебе с твоей близорукостью.., а может, я перестаралась? Я стараюсь не думать. Вообще ни о чём. Как там пингвины говорят: «улыбаемся и машем…» Последую их совету. Почти поднимаю руку для приветливого помахивания. Нет, глупо. Ты не смотришь в мою сторону, а пузан улыбается, мерещится мне. У меня остаётся пять шагов и спасительные кусты. Решаюсь. Четыре шага… Три… Ты поворачиваешься.

- Здравствуй. – И молчишь. Я раньше не замечала, как стремительно ты краснеешь.

Два…

- Артём… - Мне больше не надо ничего говорить, я всё вижу, ВСЁ чувствую. Сердце! Сердце кровью обливается! Моё! Моё родное. Стальной кулак разжался. Упал куда-то в пятки. Рассыпался и переварился. Бьётся. Ты его не выдирал. Ты его просто унёс. Теперь оно со мной, ты со мной. Навсегда.

Ты – моё Сердце.

Один…

- Я не могу без тебя.

- Я люблю тебя.

- Вместе.

Помада размазалась. Рыжий предатель спружинил из-за уха.

Счастливы.

Навсегда.