Нешкольный роман

Антон Борисов, реальный Антон Борисов, если это когда-нибудь попадёт тебе в руки, не обижайся на меня, пожалуйста, улыбнись и прости за всё. А ты, читатель, не думай, что я написала здесь о том реальном Борисове, которого знала.

Она вошла в класс. Шум, грохот и крики, всегда господствовавшие в нашем кабинете, моментально стихли. Она вошла в кабинет очень тихо. До сих пор удивляюсь, как мы тогда её вообще заметили? Все смотрели на неё — нашу новую учительницу.
Наш класс был самым буйным в школе. Все учителя от нас отказались, остались лишь самые стойкие. Особенно сложно было ужиться с учителями литературы. Последний «литератор» сбежал в прошлом году в феврале. Мы надеялись на пробелы в расписании и в этом году, но…
Она вошла в класс — и земля ушла из-под ног. Она была очень похожа на девчоночью куклу: бледное личико без единой чёрточки или точки (не считая маленького родимого пятнышка под уголком нижней губы), большие глаза неестественно-зелёного цвета — это то, что видишь в первую очередь, — высокие ровные брови и маленькие аккуратные губки. Кукольное личико обрамляли светлые пушистые волосы, кое-как собранные в узел. Но он не помогал спрятать все непослушные кудряшки. Всё это дополняли широкий бесформенный пиджак и длинная юбка. Она внимательно осматривала класс, смущённо улыбалась. Я уже приготовился предложить новенькой место рядом с собой, так как все сидели по двое. Вот только слова застряли где-то внутри.

Все встали, увидев завуча школы — Нину Андреевну.
— Садитесь, ребята, садитесь. Это Полина Павловна — ваш новый преподаватель литературы.
Со всех сторон послышались удивлённые возгласы. Меня словно шарахнули портфелем по голове. Из бессознательного состояния вывел голос Нины Андреевны:
— Борисов, чего стоишь? Я давно разрешила сесть.
Я сел, но стул из-под меня предусмотрительно выдернул двоечник Седов. Раздался грохот и смех ребят. Я чувствовал, что жутко покраснел, одновременно слышал слова завуча: «Борисов, после урока загляни в мой кабинет», — где-то наверху Седов оправдывался: «Не только же мне одному замечания делать!». Больше всего хотелось сейчас потерять сознание, чтоб все сразу начали жалеть, суетиться вокруг, а особенно хотелось, чтоб эта новая учительница тоже обратила на меня своё внимание. Хотя, наверное, и так обратила. Я поднялся и сел на свой стул, голова немного кружилась, завуч уже успела скрыться, а Полина Павловна попросила разрешения начать знакомство с классом. Класс разрешил. Она предложила каждому представиться и назвать несколько своих положительных качеств.

— А отрицательных можно? — спросил Седов.
— Можно, если положительных уже не осталось, — ответила Полина Павловна.
Класс хихикнул. Представление началось. И в прямом и в переносном смысле. Кто во что горазд. Вот уж где открылось много нового! Я решил не слушать этого откровенного вранья. Свой класс я знал хорошо, поэтому то, что говорили мои одноклассники, для меня не представляло никакого интереса. Я был самым старшим учеником в классе: меня поздно отправили в школу из-за частых переездов родителей в то счастливое для меня время, к тому же я два года сидел в восьмом классе из-за какой-то нелепой и трудновыговариваемой болезни. Учился я не Бог весть как хорошо, только ради родителей ходил в школу и на всех уроках потихоньку умирал от скуки. А когда в середине второго восьмого класса от нас ушёл отец, я и вовсе перестал думать об учёбе. Больше меня занимало то, как бы поскорее вырваться из этой тягомотины, начать работать и зарабатывать и сделать так, чтобы мама перестала плакать тайком по ночам на кухне.

От давящей со всех сторон скуки я начал думать об учительнице.
«Полина Павловна… Как звучит. Но отчество точно не приживётся. Зачем в школы принимают таких красивых учителей? Кто же теперь учиться будет? Панов? Он хоть и отличник, но глаз от неё не отрывает. А у Седова на лбу написано, что в его беспутном мозгу уже зреет какой-то план. Ещё чего доброго бросит прогуливать уроки литературы. Ну, с девчонками вообще всё понятно. Половина их начнёт бегать за Полиной по пятам, подражая ей во всём, а другая половина будет ревниво и завистливо наблюдать со стороны…»
Размышления мои были прерваны ударом учебника по голове.

— Второй раз по одному и тому же месту, — зашипел я, замахнувшись на Седова. Но сидевшая рядом Пахомова показала глазами на доску. Я повернул голову в нужном направлении. Полина стояла и выжидающе смотрела на меня. Я инстинктивно почувствовал, что нужно бы оторвать свой зад от стула, но получилось только неловко повернуться и снова грохнуться на пол. Смех заглушал даже голос совести. Я лежал на полу с закрытыми глазами. Ясно представил, как Полина сейчас побежит за завучем или директором, как снова попросят вызвать родителей. «За что? Антон Борисов никогда не числился плохим учеником. Конечно, не отличник, не тихоня, не активист, но и не первая шпана школы типа Седова. А всё равно меры те же».

Кто-то нежно дотронулся до плеча. Я замер от неожиданности, но глаза открывать побоялся. Вдруг померещилось?
— С тобой всё в порядке?
Голос несомненно принадлежал Полине. Я открыл глаза. Она стояла так близко, что можно было протянуть руку и дотронуться до неё. Я даже почувствовал её запах. От такого счастья я моментально ожил, кивнул, встал на ноги и отряхнулся.
— Вот и замечательно! — улыбнулась Полина. — Только представляться Вам не нужно — я Вас уже запомнила.
Стало даже обидно. Теперь Полина не узнает, что у меня есть и положительные качества. В эту минуту я решил, что Полечка — мой враг номер один на всю оставшуюся жизнь. Со звонком я пулей вылетел из класса.

Через пару уроков литературы, на которых Полина совсем не обращала на меня внимания (а я очень старался его привлечь), в тетради с проверенным письменным заданием и красивой крупной двойкой я нашёл записку с написанной красивым ровным почерком единственной фразой: «Я тебе не верю».
Я долго мучился над тем, что может означать эта фраза, поэтому то, что на уроке повторяли знаки препинания при обобщении в сложном предложении, меня нисколько не занимало.
— Борисов! Может, ты всё-таки вернёшься в реальность?
Я вздрогнул и оглянулся по сторонам. Но Полина смотрела на меня. Вот когда я пожалел, что в классе нет моего однофамильца. Я встал, готовый ответить на любой вопрос.
— Ты согласен с Седовым, что здесь нужна запятая?
Я кивнул. Что же оставалось делать? Ведь соображать я научился после того, как начал говорить.
— Садись. Только «два»…
Из-за этой двойки моя четвёрка за полугодие превращалась в красивую тройку. И я решил, что не буду ходить на её уроки. И не ходил.

Каникулы — это лучшее, что могли придумать в школе. Как я люблю каникулы! Хоть я и дружил с большинством ребят в школе, но любил гулять один и подальше от района, в котором жил и учился. И как всегда поехал в парк на другой конец города. Почему-то в голове все мысли сконцентрировались на Полине. Вот зараза! Даже в каникулы не оставляет в покое. Сидя на берегу пруда и бросая лебедям булку, я приходил к мысли о том, что влюбился. Я действительно влюбился в Полину. Совесть призывала меня одуматься, но я уже строил планы по завоеванию сердца своего учителя. Меня опередили. В нескольких шагах от себя я увидел Вовку Кольцова из параллельного класса и Полину, которую не сразу узнал. Куда делась её бесформенная одежда? Джинсы и футболка обтягивают стройное тело, кудряшки свободно разлеглись на плечах, и она улыбалась. Она больше походила на четырнадцатилетнюю девочку, чем на двадцатичетырёхлетнюю учительницу. Ямочки! У неё на щеках есть ямочки! Теперь я был уверен, что влюблён. А моя совесть пошла топиться в пруду вместе с булкой для лебедей. И тут же её место заняла ревность. Кольцов скакал и выделывался, как клоун на арене цирка, а Полина смеялась. Сначала я хотел тихо отползти по направлению к выходу и не портить им свидание, но ревность потянула вперёд. Мне доставило огромное удовольствие видеть, как засмущалась Полина, как сжал кулаки Кольцов.
— Здравствуйте, Полина Павловна. Отдыхаете? — я просто не знал, что ещё можно спросить в данной ситуации, но язва всё равно проскользнула в моём голосе.
Полина молча разглядывала свои кроссовки. Будто это я учитель, застукавший её на свидании! Конечно, очень хотелось ещё что-нибудь сказать, но не утопшая совесть за ухо поволокла меня к выходу.

И я начал готовить план мщения.
В первый же учебный день я шантажом выманил у Кольцова номер телефона Полины. Я знал, что третьим уроком у неё «окно», поэтому отпросился на физике выйти с урока.
Полина сидела над стопой тетрадей и смотрела в окно. Смотрела с грустью, даже скорее тоской. И, казалось, что видит она там не пожелтевшие деревья в школьном дворе и не дома напротив, а что-то своё, чего не могу увидеть я.
Я набрал SMS и отправил на её номер: «Привет! Услуга «АНТИСКУКА» нашла тебя сама. Для её активации требуется лишь улыбнуться». И она улыбнулась. Тогда я отважился зайти в кабинет. Полина быстро убрала телефон в ящик стола.

— Это ты? По делу?
Я отрицательно помотал головой.
— Значит, шантажировать.
Я думал, Полина начнёт меня просить никому не рассказывать про ту встречу в парке во время каникул, но она молчала.
— А Вы его любите?
— Кого?!?
Полина посмотрела на меня, как на идиота.
— Кольцова.
Она засмеялась во весь голос, но потом, опомнившись, вдруг замолчала и спросила:
— Ты это серьёзно?
Я кивнул. После небольшого прессинга Кольцов уже сознался, что влюблён в неё. Даже сказал, что женится на Полине после школы.
Полина пристально смотрела на меня. Казалось, что она читает то, о чём я думаю. Поэтому я на-чал думать о недавно просмотренном фильме. Полина улыбнулась и отвернулась.

— Ты прогуливаешь урок?
— Да.
— Так же, как прогуливаешь мои?
— Больше не буду.
— С моими уроками, конечно, всё ясно: скучно, а этот почему прогуливаешь?
— Хотел Вас увидеть.
Откуда во мне взялась такая смелость? Или совесть осталась слушать физику? Но Полина после этих слов покраснела.
— Ты лучше шёл бы на урок, Борисов. А на меня завтра насмотришься на литературе.

Но до завтра я терпеть не мог, поэтому я ждал её после уроков.
— Я провожу Вас до остановки? — спросил я, подбегая к Полине на улице.
— Зачем? — сказала она, озираясь по сторонам.
Я заметил, что за углом стоит Кольцов и смотрит на меня, как на самого заклятого врага. Моя ревность довольно усмехнулась. И я пошёл рядом с Полиной к остановке. Она молчала всю дорогу и делала вид, что меня рядом нет. А когда она села в автобус, я пулей помчался назад к школе. Мой младший брат Димка сиротливо стоял на крыльце.
— Всех уже разобрали, — с упрёком сказал он и обижено пошёл впереди меня к дому.
Весь вечер я слал Полине стихи в SMS, пока не кончились деньги на счету.

На следующий день после уроков я сидел около кабинета литературы. Кольцов сидел с другой стороны. Я в упор уставился на него и думал, как его прогнать. Он сдался и ушёл, а я снова пошёл провожать Полину до остановки.
— Может, нам стоит заниматься литературой по дороге, чтоб не тратить время впустую?
Полина явно хотела поиздеваться надо мной. Я молчал. Она достала телефон и стала набирать чей-то номер. Мне стало очень любопытно, но, как я ни старался, глаза так скосить не мог. И тут у меня в кармане зазвучала противненькая мелодия. Я испуганно схватился за него, достал телефон. На экране светилось «Полина». Она остановилась и выжидающе посмотрела на меня.
— Что это значит?
Я отвёл взгляд и посмотрел на небо: собирались тучи. Но она сунула свой телефон мне под нос.
— Читай.
— Зачем?
— Читай!
Я прочитал и без того знакомые мне строчки:
— Ты думаешь, любви не существует,
А сердце — орган, что качает кровь?
Вглядись в стекло: прочти, что дождь рисует.
Там про меня, надежду и любовь.
Не веря, но храня надежду ту,
Протянешь руку в ожиданье в темноту.
И только сердце сможет объяснить
Поток тепла, что ты способна ощутить.
— Это что?
Полина злилась.
— Стихи.
— Зачем?
Я пожал плечами. Зачем отвечать, если и без того всё понятно. Я посмотрел Полине в глаза. Они были влажными, поэтому я снова отвернулся.
— Уйди, пожалуйста, — попросила она.
Но я стоял, а когда она пошла дальше, двинулся следом за ней. И я сел вместе с ней в автобус. На улице начинался мерзкий осенний дождь. Я вспомнил о Димке, который наверняка стоял сейчас на школьном крыльце, ругал меня, как умеет. Стало стыдно, что вот так сразу на меня обижены два человека.
— Полина Павловна, не обижайтесь, пожалуйста.
— Я не обижаюсь. Я — злюсь.
— Тогда не злитесь. Вот что мне сделать, чтоб вы не злились?
— Провались сквозь землю!

На остановке я вышел следом за ней. Полина шла впереди, я шёл за ней. Дождь усиливался. По-лина открыла зонт. Я чувствовал, как холодные капли заползают за воротник и текут по спине. Она вдруг остановилась.
— Иди сюда.
Я подошёл. Полина взяла меня под руку — и капли перестали попадать за воротник, они застучали над головой по упругому фиолетовому зонту. А по мне побежали мурашки. Я почувствовал, как от неё исходит тепло. Мне было жутко приятно от её прикосновенья. Мы шли вот так до её дома. Только она всё ещё злилась, а я забывал дышать от переполнявшего меня счастья.

Полина заставила меня зайти к ней. Хотя, если честно, я не сильно сопротивлялся.
— Иди в ванную и переоденься. Я дам тебе полотенце и свой халат. А пока поставлю чайник. Чего доброго разболеешься.
Наверное, я нелепо смотрелся в её ярко-жёлтом махровом халате, поэтому Полина иногда ни с того ни с сего начинала хихикать.
— Думаю, ты должен предупредить родителей о том, где ты находишься. Тебя же ждут после школы?
— Нет. Мама ещё на работе, — ответил я.
А про брата решил ничего не говорить. Меня и без того совесть глодала. Я бы, конечно, позвонил домой и узнал, дома ли Димка, но со вчерашнего вечера баланс телефона был равен нулю.
А дождь так и не прекращался…

В шесть я переоделся в свою почти высохшую одежду и отправился домой. Полина дала мне свой фиолетовый зонт, но я почему-то постеснялся его открывать. Поэтому домой я пришёл снова промокший насквозь. Меня уже ждали: мама и Димка. Я прошёл в свою комнату.
— Иди, ужинай, — крикнула мама.
— Спасибо, я не голоден.
Удивлённая родительница заглянула ко мне, подошла и села на кровать. Я слышал, как около двери сопит Димка.
— Антон, что-то случилось?
Я лёг и отвернулся к стене.
— Он влюбился, — шептал за дверью Димка.
Мама топнула на него ногой и положила руку мне на плечо.
— У тебя появилась девочка?
Я молчал. Вот уж никогда не думал, что это будет интересовать мою маму.
— Тоша, у тебя, правда, всё в порядке?
Я пробурчал что-то утвердительное, после чего от меня отстали. Тогда я достал бумагу и карандаши и начал рисовать. Это отвлекало и успокаивало меня.

Я каждый день ждал Полину после уроков, провожал её до остановки. Вечером отправлял ей сти-хи. А вместо домашнего задания вкладывал в тетрадь листок с очередным рисунком.
Жёлтая листва за окном сменилась на белый снег. Близился Новый год. Кругом в воздухе царило ощущение праздника. И тридцатого декабря я осмелился пригласить Полину на свидание. Она согласилась. Мы встретились около кремля вечером. Было уже темно, поэтому искусственное освещение придавало вечеру ощущение сказки. Мы гуляли по территории кремля, я взял Полину за руку, почувствовал, как она напряглась при этом.
— У меня для тебя есть подарок, — сказал я. — Отвернись, пожалуйста.
Когда Полина отвернулась, я достал из рюкзака белого пушистого зайца и обошёл её так, чтоб заяц оказался перед её лицом. Я видел, как он её понравился. В глазах Полины сверкнула детская радость, но тут же сменилась холодом.
— Ты не должен делать мне подарки.
— Но я хочу!
— Знаешь, я тоже много чего хочу! Но если б мы всегда делали только то, что хотим, во что пре-вратился бы мир?
Я взял её за плечи и, смотря в глаза, сказал:
— Я люблю тебя, Полина. Я никого никогда так не любил.
— Борисов, ты ещё только начинаешь жить. Как ты можешь так говорить?! Вокруг столько девчо-нок, твоих ровесниц.
— Они глупые, они ничего не понимают, поэтому их невозможно любить. А тебя я люблю с первого взгляда.
— Антон, ты очень хороший, ты — замечательный. Но ты не должен сейчас так говорить и посту-пать. Пройдёт совсем немного времени — и ты забудешь обо мне, тебе будет стыдно даже вспоминать о том, что сейчас происходит, что ты был влюблён в меня.
— Нет, не будет. Я всегда буду тебя любить! А ты выйдешь за меня замуж?
— Что?!? Ты вообще-то здоров, Борисов?
— Нет. Не сейчас. Когда я школу закончу и работать буду.
Полина замотала головой. Она не хотела, чтоб я продолжал говорить.
— Замолчи! Посмотри вокруг. Забудь обо мне! Я — учитель! Я взрослая женщина. А тебе нужна девочка, девушка.
— Нет! Не нужна! Я тебя хочу!
Я быстрым движением обнял Полину и поцеловал её в губы. Было очень страшно, но она не от-толкнула, она ответила на мой поцелуй. Её дыхание, её тепло, её близость сводили меня с ума. Я чувство-вал, как что-то внутри меня нарастает как снежный ком и сейчас взорвётся в висках. И тут она меня оттолк-нула и побежала прочь. Я не смог пойти за ней следом: ноги не слушались. Я сел на лавочку, обхватив голову руками, я не знал, испортил ли я наши отношения или сдвинул на новый уровень.

Я позвонил Полине в новогоднюю ночь и поздравил с праздником.
— Ты сильно на меня злишься? — спросил я.
— Не знаю.
— Если ты не злишься, то встретишься со мной ещё?
— Не знаю.
— Могу я считать, что ты ответила «да»?
— Не знаю.
Разговор явно не клеился и нужно было его завершать. Я сказал, что буду ждать её второго вече-ром в парке и повесил трубку.

Она пришла. Я обнял её, потому что мне очень этого хотелось. Она плакала.
— Что я делаю? Сумасшедшая. Это ты во всём виноват, Борисов! Неужели ты не можешь оставить меня в покое? И почему романтики живут в мужчинах только в школе?
Я улыбался и вытирал ладонью её слёзы, а она продолжала плакать и говорить.
— А я ведь поставила тебе три за полугодие. Ты не злишься? Почему? А хочешь, ещё поставлю? И каждый день буду ставить двойки! И ты возненавидишь меня.
Я поцеловал её. Только так можно было это остановить. Она обняла меня, прижалась. Я был выше Полины на голову, и сейчас она казалась мне маленьким ребёнком. Хотелось отдать ей всю свою любовь и нежность, только бы не уходила никогда.

Мы всю неделю были вместе. Утром я приезжал к Полине, мы сидели у неё, гуляли, снова возвра-щались в её квартиру. Я уезжал от неё поздно вечером, а хотелось вообще никогда не уезжать. Мама боя-лась меня о чём-либо расспрашивать, хотя я видел, как ей интересно. Димка ходил рядом и хихикал, но пер-вокласснику не понять того, что чувствовал я.
Я мечтал о том, что пройдёт зима, потом весна, я сдам выпускные экзамены и расскажу маме о Полине и о своих планах. Конечно, я представлял, какие лекции меня ожидают, какие трудности, но я уже всё для себя решил.

Тринадцатого января мама с Димкой уехали в гости к бабушке в деревню. Я остался один и решил пригласить к себе Полину, показать, где я живу.
Она робко прошла в мою комнату и долго рассматривала стены.
— Это всё ты рисовал?
Я уже не обращал внимания на стены своей комнаты. Рисовал что-то и тут же вешал на стену, поэтому они сплошняком были увешаны моими рисунками.
— Как необычно! Даже представить себе не могла, что твоя комната вот такая.
Полина села на стул. Я подошёл и сел перед ней на колени, взял её руки в свои и поцеловал. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. И почувствовав её запах, во мне снова стало расти чувство сумасшедшей любви. И я обнял её так сильно, насколько мог себе позволить, чтоб не причинить боль, и стал целовать. Это было со мной впервые, но я понял, что очень этого хочу. Именно с Полиной. И пусть она при этом будет смеяться надо мной, но я научусь её любить.

Полина не разрешила проводить её домой, только до остановки. В небе светила полная яркая луна. Сверху падали редкие сухие снежинки. Мы, обнявшись, стояли на остановке.
— Мой автобус едет, — сказала Полина, крепче прижимаясь ко мне.
— Представь, что ты его не заметила.
— А если это последний?
— Значит, вернёмся ко мне.
Но, пропустив два-три автобуса, Полина уехала. На следующий день у неё не отвечал телефон, и потом тоже. А через два дня, придя в школу, я узнал от одноклассников, что Полина уволилась. Я не мог досиживать до конца уроков, поехал к ней. Никто не открывал. На шум, производимый мной, вышла соседка и сказала, что квартирантка вчера съехала. Я сел на ступеньки и заплакал. Я чувствовал себя виноватым во всём, что произошло.
Пытался выяснить что-нибудь о Полине, но никто ничего не знал.

Я закончил школу, и теперь уже архитектурно-строительную академию, но я так и не смог забыть Полину. Я постоянно думаю о ней. Хочется стоять на остановке под круглой луной, чтоб сыпал снег и она прижималась ко мне всё сильнее и сильнее.
Всё, что мне осталось от Полины, это потрёпанная затёртая записка, на которой ровным красивым почерком написано «Я тебе не верю»…