И глазом моргнуть не успеешь

Сегодня мы собрались в узком кругу, как сказали бы взрослые. Молча сидели на поставленных друг против друга скамейках и старательно разглядывали двор. Уже стемнело, но наши бдительные родители не спешили звать домой своих чад. То на одном, то на другом этаже раскрывались окна, высовывался чей-то грозный папа или заботливая мама, суровый голос застревал где-то над землей, и окна закрывались в полной тишине. Даже открывший было рот с четвертого этажа дядя Саша, Светкин отец, был затянут в комнату невидимой рукой, а дядя Саша выделялся в нашем дворе каким-то особенным, изощренным искусством призыва в дом своей безалаберной дочери. Вездесущие старушки, обычно громко обсуждавшие всех и вся, сегодня жались возле подъездов и тихонько шушукались.

Открылась дверь первого подъезда, из нее выскользнула всегда аккуратная молчаливая Танька и направилась к нам.
- Тебе че надо, артистка ?, - по привычке взъерепенился Сережка. Его никто не поддержал, и снова наступила тишина. Даже Витьку, известного всем ябеду, прогонять не стали, и он тихонько прислонился к тополю возле скамейки.

Из-за угла дома появился Максим, совсем взрослый двадцатипятилетний парень, которого с легкой руки одной из местных кумушек все называли «интеллигентик». Мы тоже так называли его, хотя понятия не имели, что это означает. Он был ухажером Сережкиной сестры, Ларисы. Она старше всех нас на целых одиннадцать лет, и мы ее немного побаивается, что совсем не мешает нам всей толпой преследовать влюбленную парочку, распевая на разные голоса «Тили-тили тесто, жених и невеста !». Вот и сейчас Максим идет к третьему подъезду, тревожно поглядывая на нас. Они сейчас пойдут на танцы или в кино, или просто будут бродить и целоваться, спрятавшись за какой-нибудь акацией. Но сегодня мы никак не реагируем на интеллигентного кавалера, и выскочившая из подъезда Лариса быстро уводит его с наших глаз.

- А ведь мы теперь взрослые…, - произносит нежный голосок. Мы одновременно поворачиваем головы и ошарашенно смотрим на тонкое полупрозрачное существо с огромными карими глазами и иссиня-черными блестящими волосами. Мы даже не поняли, о чем она говорит, мы просто были поражены тем, что она вообще раскрыла рот. Наши дворовые старушки называют ее ласково – татарочка. Мы не знаем, что это такое, но невольно чувствуем, что эта бестелесная девочка – особенная, и стараемся не обижать ее. И имя у нее необычное – Зеля. Конечно, дразним ее иногда зеленкой, но это уж если совсем делать нечего, а такое редко случается. Я на мгновенье задумываюсь – откуда у нас, в центре Сибири взялись татары ? И кто они такие ?

Вчера было первое сентября, и все мы, здесь присутствующие, пошли в школу. В первый класс. Все было почти как всегда, ну новая игра, пусть не очень понятная и не особенно интересная. А вот сегодня все было иначе, по-другому, было что-то новое. Отсидев три урока по сорок пять минут каждый, мы немного растерялись, все внутри нас протестовало против такого ограничения нашей свободы.

- А мне мама сказала, что теперь мы должны нести ответс…. ответост…., - Танька поперхнулась и наконец выпуталась : - ответственность за все, что мы делаем!
- Заткнись, - коротко буркнул Сережка, и все молча с ним согласились. Танька гордо замолчала, но уходить не стала, как обычно это делала.

Таньку мы недолюбливали и редко брали в свои игры, и сама она, казалось, не очень-то и хотела общаться с нами, предпочитая издалека наблюдать за нашими проказами и неизбежным возмездием со стороны взрослых. В нашем большом старом доме было только одно пианино, и стояло оно в Танькиной квартире на первом этаже. Танькин отец редко бывал дома, вечно пропадал в каких-то командировках, как говаривали соседи, а мама, очень красивая женщина, одетая и причесанная как на старых картинках, сидела дома. Под ее присмотром Танька ходила в музыкальную школу, в балетный кружок и даже ездила в бассейн на другой конец города. Соседи часто судачили – с каких таких заоблачных высот спустилась в наш двор такая женщина, как Танькина мать ? Где нашел ее Танькин отец, важная шишка на заводе ? И вот, оказавшись в нашем рабочем районе, она все свое время посвящала дочери.

- Подумаешь, школа ! Ну и что тут такого ?, - Светка почесала очередной синяк на коленке и воинственно шмыгнула носом. Ей возражать не стали. Светка – любимица всего двора, настоящая цыганка, точнее – цыганенок. Их маленькая двухкомнатная квартирка всегда открыта для всех и является головной болью для всех соседей, там всегда шумно и весело. У дяди Саши и тети Любы пятеро детей, и все – девочки, что очень расстраивает дядю Сашу и смешит тетю Любу. Светка – настоящий чертенок, ее дядя Саша любит больше всех, но и тумаков ей достается от него больше, чем остальным сестрам вместе взятым.

Светка замолкает, даже она сегодня не знает, что сказать. И тут решается высказаться Вовка, что тоже очень странно. Вовка – еврей. Мы даже не знаем, что это такое, но, наслушавшись взрослых, ведем себя с ним осторожно. А Вовка всей душой рвется в нашу компанию, хотя родители запрещают ему дружить с нами. Он тоже не знает, что такое евреи, да и не хочет знать этого. Он специально пачкает в грязи свои идеально выглаженные брючки и курточки, за что постоянно бывает наказан бесконечными нотациями родителей и тумаками от старшего брата, всегда одетого в черное, за что его и прозвали вороном.

- А ведь в школе мы всегда будем вместе, и родители не смогут нам мешать !, - Вовкины слова звучат обнадеживающе, и мы перестаем разглядывать темные силуэты деревьев.

- А ты, ябеда, только попробуй нажаловаться кому-нибудь ! Я-то видел, как ты сегодня что-то нашептывал на ушко нашей учительнице !, - маленький, щуплый Вовка так разошелся, что Витька, наш дворовой ябеда и пакостник, здоровенный в свои семь лет пацан, только отошел и спрятался за дерево, впрочем, как всегда.

И я молчу. Просто не знаю, что сказать. И нужно ли что-то говорить ? Наша шумная ватага дворовой малышни уменьшилась сегодня до нескольких человек, первоклассников. Я – тихая девочка, положительная, как считают взрослые. Но не тихоня. Могу и в нос засадить старшему пацану, если он совсем разойдется. И жаловаться не побегу, если обидят. И сразу чувствую слабые места во всех наших шалостях. Мне тоже не по себе, меняется наша привычная развеселая жизнь, мы теперь – школьники.

И Леночка молчит. Миленькая, толстая девочка. А главное – молчит Сережка, наш заводила и главный выдумщик, герой не только нашего двора, но и всех соседних. Высокий, верткий, весь в волнах черных кудрей. Один глаз у него косит, и не поймешь, куда он смотрит – на тебя или мимо. Эту очаровательную косину в глазах Сережка унаследовал от своего отца, красавца казака откуда-то с Украины, а может и с Дона. Дядя Коля служил срочную в нашем городе и пропал, как говорят, встретив сибирскую красавицу с русой косой. Оставил он свою благодатную родину и поселился в нашем суровом краю вместе со своей королевной – иначе он никогда не называл Сережкину маму. Наконец, Сережка произнес :

- Мне вчера Лариска сказала, что десять лет школы – это ерунда. И глазом моргнуть не успеешь – пролетят.

Я часто вспоминала этот наш военный совет первоклассников, когда мы пытались решить, что делать, как жить дальше. И после окончания школы вспоминала, и после окончания института, и позже. И глазом моргнуть не успела – а мне скоро пятьдесят. И я так же пытаюсь решить – что делать, как жить дальше…