Дневник счастливой сумасшедшей

Здравствуйте.
Меня зовут Лера Романенко.
Не знаю, почему я решила вести дневник. Может, чтобы было кому высказаться. Может, чтоб по истечении времени прочитать и взглянуть на ситуации и проблемы с другой стороны, с позиции возраста. Но я хочу не просто писать о себе, а делиться всеми мыслями, которые посещают мою больную голову.

Моя мама считает, что все проблемы в моей жизни корнями уходят в моё детство. Хотя всё, что она называет словом «проблема», я таковой не считаю. И я думаю, что моё детство было вполне нормальным.

Моя мама русская. Папа – иностранец. Он влюбился, увёз маму к себе на родину. Я родилась тринадцатого октября 1982 года в Ванкувере, в доме моего отца, где сначала и проживала. А когда мне исполнилось три года, в день моего рождения, родители расстались. Мама вернулась в Россию. Вместе со мной.
Кстати, до сих пор мама не ответила мне на два моих вопроса: где и как Анастасия Нурзинская познакомилась с Вэндомом Фондом и почему моя фамилия Романенко.

В три года я ещё плохо соображала, зато хорошо помню, сколько всего натерпелась по приезде в Россию. Я не говорила по-русски. Позже выяснилось, что мои родители считали, что якобы сначала я должна овладеть тем языком, на котором говорят окружающие (когда предполагалось, что я буду жить и учиться в Канаде), а уж потом мама будет обучать меня русскому. Зато получилось так, что из окружающих меня понимала только мама, только с мамой я могла общаться. А окружающие, когда что-нибудь мне говорили, видя, что я не понимаю их, дико смеялись. Поэтому я злилась, бросалась в драку и кусалась.
Мама, видя такую ситуацию, в срочном порядке начала обучать меня русскому языку. То ли мне по жизни всё даётся очень быстро и легко, то ли мозг ребёнка настолько гибок, то ли моя мама – замечательный учитель, только через полтора года я не только умела хорошо говорить по-русски, но уже умела практически бегло читать, могла считать, производить простейшие арифметические действия. А к пяти годам выучила таблицу умножения до шести. И стала проситься в школу. Она представлялась мне чем-то таинственным и прекрасным, я чувствовала, что там я сразу стану взрослой: красивой, умной, самостоятельной.
В те времена нужно было иметь связи и покрутиться, чтоб меня в таком возрасте взяли в школу. Но в итоге первого сентября 1987 года я с огромными бантами и букетом цветов пошла в первый класс.

В школе мне сразу же не понравилось. Мне указали место рядом с маленьким, очень страшным незнакомым мальчиком. Я сказала, что не хочу и не буду рядом с ним сидеть. Меня отругали, сказали, что в школе я должна подчиняться учителю и делать так, как он скажет. После этого я встала и вышла из кабинета. Немного поплакала, а потом пошла домой. Это был мой первый день в школе. Дома я ревела в голос, орала, что больше ни за что туда не пойду, но мама стала объяснять, что учительница права, я должна её слушаться. Бабушка (тогда мы жили в квартире маминой мамы) рассказала мне сказку о гадком утёнке.
– Этот некрасивый мальчик, – сказала она в заключение, – скоро вырастет и превратится в прекрасного принца. А ты ещё можешь в него влюбиться.

Но всё равно в школе мне было неинтересно и даже скучно. Меня угнетали все эти «бэ» и «мэ», один плюс один будет два. Я под партой читала «Приключения Робинзона». Мама тоже устала от моих мучений, поэтому она снова бросилась оббивать пороги высших инстанций. Результатом этого стало то, что ходить я стала не на все уроки. Я перестала посещать чтение, письмо и математику. Зато с удовольствием ходила на рисование, природоведение и труд. А в конце четверти просто сдавала своего рода маленький экзамен. До пятого класса.

В 1991 году появилось ноу-хау: профильное обучение. Только появилось оно тогда почему-то не везде и как-то по-разному. Меня оно настигло при переходе в пятый класс. Всех стали делить: кого в гуманитарный, кого в математический, а оставшихся в общеобразовательный. Мама не знала, куда меня определить. Я ещё не высказывала каких-либо предпочтений, поэтому оставили в последнем. Оказалось, что из девочек я там получилась одна. Плюс восемнадцать мальчиков. Тех, у кого было почти три и по математике, и по русскому.

Я даже помню, как я тогда обрадовалась, что больше не будет этих «моя кукла красивее твоей», «я больше с тобой не дружу», «а моя мама тоже купит мне такое платье, даже лучше» и подобного. Я уже с началки старалась держаться поближе к мальчишкам. Тем более, сказка бабушки оказала своё воспитательное действие, я подружилась с мальчиком, с которым сидела за партой. Саша Каплюхин. А для меня – просто Капля.

Началась моя райская жизнь. Я была отличницей, следовательно, одноклассники меня почитали. Делала домашнее задание на весь класс. За это частенько получала в качестве презента шоколадки, жвачки, шарики, красивые наклейки и прочую детскую дребедень. Главное, не просила. А ещё у меня появился статус неприкосновенности: меня никто не смел обижать, дёргать за косу (а она у меня была до колен), бить портфелем по спине, обзывать. Ещё я никогда не была дежурной.
Мальчишки говорили, что я самая классная девчонка в школе. Девчонки меня ненавидели. А учителя говорили: «Какая всё-таки гордая девочка, ходит, задрав нос. Если б не отличница, было бы ужасно». А я и правда ходила, «задрав нос», потому что коса тянула голову назад. Зато осанка всегда превосходная!

Вроде бы жизнь стала налаживаться. Но появилась новая проблема – у мамы завёлся мужчина. Почему-то я его невзлюбила, ещё не видя. Просто мама стала задерживаться после работы, пропадать по выходным, иногда даже на ночь, приносить много цветов и пахнуть чужим. Но она стала много улыбаться, вся как-то даже светилась и иногда пела. Поэтому своё недовольство я высказывала бабушке. Бабушка уговаривала меня не быть эгоисткой, говорила, что я уже взрослая и должна поступать по-взрослому. В мои-то девять лет! Когда я познакомилась с Женей (никогда не звала его иначе), стала относиться ко всему спокойнее. Мы переехали в его дом, у меня появилась отдельная комната, много игрушек, одежды и книг (в доме было очень много разных книг). К тому же, мой день был очень насыщенным, мне некогда было думать о них с мамой. После уроков я бежала в школу спортивного танца или в фотокружок, иногда в библиотеку. Потом с мальчишками шли в зоопарк зарабатывать деньги (рвали траву кроликам, чистили клетки птиц и подобное). Вечером запиралась в комнате, читала, рисовала, писала стихи, училась вязать и шить, мечтала о принце.

А в шестом классе я влюбилась в Каплюхина. Он пришел после лета такой другой, высокий, красивый, загорелый. Я стала тайно сохнуть по нему. В принципе, в школе у всех тогда начался всплеск гормонов. Девочки делали всё, чтобы привлечь внимание мальчиков. Мальчики оказывали им это внимание. Всем, кроме меня. Я была «свой пацан». Меня ненавидели за то, что рядом с мальчишками я находилась гораздо больше времени, чем остальные девчонки. Я была с ними на уроках (кстати, уроки труда у меня проходили с ними), после уроков играла с ними в футбол, ходила в тир, в зоопарк. Они ничего от меня не скрывали, нисколько не стеснялись меня, а иногда даже прислушивались к моим советам или моему мнению. Я пыталась понравиться им как девочка: подогнула низ формы на пять сантиметров, стала загадочно улыбаться в пустоту, строить глазки и после уроков распускать волосы. Бесполезно.

Не знаю, чем меня больше всех привлёк именно Капля. Я любила наблюдать за тем, как он пишет. Почерк у него был каллиграфический, а у меня как у курицы. Я же левшой была, а в пятом меня училка по русскому стала переучивать писать правой. Мама пыталась с ней поговорить, но аргумент был неопровержим: «Левшой был Гитлер! Вы хотите, чтоб из вашей дочери получился фашист? Хотите растить и воспитывать второго Гитлера? Но школа и я вам в этом не пособники!». Поэтому в школе я писала правой, но коряво, медленно и грязно, а дома – красиво, ровно, быстро и чисто, но левой. Ещё мне нравились Сашкины ресницы: длинные, пушистые, изогнутые. Нравилось, как он смущается. И вообще он стал для меня подружкой. Провожал домой, носил портфель, часто приходил в гости, мы вместе ходили на танцы. Иногда я думала, что я ему тоже нравлюсь. Написала ему записку с признанием, подсунула в учебник. Он прочитал, покраснел, потом протянул мне:
– Смотри, мне кто-то в любви признался.
Потом порвал листочек, выкинул в мусорку и засмеялся:
– Вот она дура!!
А особенно я расстроилась после того, как Каплюхин подошёл ко мне в перемену перед восьмым марта и сказал:
– Слушай, Лерка, у меня к тебе просьба.
– Валяй, Капелька!
– Ты знаешь Ленку Липину из пятого «В»?
– Ну?
– А ты можешь ей вот это передать от меня?
Сашка протянул мне маленький свёрток.
– Зачем?!
– Понимаешь, Лер, я влюбился.
– В кого?!
– В Ленку…
Тут до меня постепенно дошло. Дошло то, что мой прекрасный принц, которого я вырастила из гадкого утёнка, уплывает у меня прямо из-под носа. На глаза стали наплывать слёзы, я чувствовала, что начинаю злиться за это на себя. Побежала от него и закричала:
– Сам отдавай! Прекрасная пара получится: Капелька и Сопелька!!

Вот так я узнала о том, что любовь может быть жестока...