Жемчужина в степи

Ностальгия – странное чувство.
Вот ведь – «есть страны, как сладкий морс, сядешь – и мчишь колеся. Но землю, с которой мёрз, забыть никогда нельзя». Слова Владимира Маяковского воистину сбываются, когда ты оказываешься за границей, в экзотической, удивительной, полной впечатлений, но чужой стране. И хорошо, когда поездка краткосрочная, и упаси Бог – надолго, навсегда. От одного осознания этого факта время растягивается бесконечно, и слух ловит привычную речь, а взгляд – поступь соплеменника.



Как-то, живя в благодушной Германии, в толпе увидели растерянное лицо до боли родного казаха, бросилась к нему – он точно с Казахстана! Мы обнялись и были безмерно рады друг другу.
Немцы – народ эмоциональный и любопытный. Возле нас останавливались, искренне разделяя нашу радость. Интересовались – кем мы приходимся по родству. Оказывается, такое понятие как земляки в дойчланде не существует. Мы пытались объяснить, что жили на одной земле, рядом. Но собеседники оказались по-немецки дотошны и педантично уточняли – насколько рядом?



Ну, Восточный Казахстан, Усть-Каменогорск и Гурьев – рукой подать. Какое расстояние? Стали мы с побратимом подсчитывать тысячи и тысячи километров. Это привело немцев в неописуемый восторг – их поразили космические масштабы страны...
Я воспоминанием спасаюсь
Ухожу в любимый день иль год
Силами в минувшем запасаюсь
Против всех сегодняшних невзгод.
Пессимисты уверяют – не возвращайся туда, где был счастлив. Оптимисты убеждены – возвращайся туда, где был счастлив, вспомни и оживи в своей памяти те благословенные мгновения, когда деревья были большими, а воздух – сладким, и ломтем арбуза ты мог наестся, напиться и умыться!



Во вселенной есть малая точка, куда стремится каждый ее житель, чтоб побывать там, вступить своей ногой на родную землю, по которой однажды впервые пробежался голыми пятками, почувствовать первозданный воздух малой Родины.
Не прошло и 30 лет как я, наконец-то, вместе с супругом собралась навестить край, который навсегда обозначен в моём паспорте как место рождения – Джамбулская область, город Чу. Это по нашим казахстанским меркам опять же совсем рядом – 300 км южнее Алма-Аты, на поезде всего пять часов, а на авто преодолеть это расстояние можно за два-три часа.



Всякий, кто слышит название Чу, представляет картину, описанную Чингизом Айтматовым в романе «Плаха»: огромные плантации конопли, и наркодилеры бегают голые по зарослям, собирая на своем теле отравляющую пыльцу цветущего дурмана. Конечно, это примитивное понятие, и местная полицейская служба отлично справляется с возложенными на нее обязанностями. Заросли дикой конопли давно уничтожены, и уровень криминогенной опасности не превышает среднестатический, казахстанский. Даже не вдаваясь в цифры, на это указывает хотя бы такая примета, как двери в домах чуйцев – обычные, деревянные, небронированные, и окна домов ни разу не ощетинились решетками.



За тридцатилетний срок разлуки с милой родиной большие перемены несказанно радуют. Встретил нас новейший современный вокзал, по восточному раскинувший разноцветный ковер из золотых дынь и изумрудных арбузов – это фирменный знак местности. В советские годы народ ехал в тридевятое государство – Туркмению лечиться на арбузный курорт Байрам-Али. Но теперь это другая страна, зарубежье, да и курорта такого уже нет. А лучше приезжайте в город Чу, где любой огромный арбуз по десять тенге (два рубля), а дыня-торпеда по пятнадцать (три рубля) штука! И чистые, как у младенца, печень и почки вам гарантированы. Если захотите, то продавец привезет вам на дом бричку ароматных плодов и сам разгрузит, оптом выйдет еще дешевле. А если позволите КамАЗ завезти на подворье, совсем даром будет!



Вокзал – здесь основа жизни, депо – градообразующее предприятие, сначала станция, потом огромный разъезд, теперь разросся город в 50-70 тысяч населения. Сегодня встает вопрос о придания ему статуса областного центра. Это, с одной стороны, притянет дополнительные ресурсы, средства, с другой – поднимет не только значимость города, но и цены на недвижимость. Всего года три назад прекрасный дом стоил здесь три тысячи долларов, а сегодня он уже стоит 30 тысяч.



На цене сказалось и недавнее землетрясение в городе Таразе (столице Джамбульской области) и возврат жителей на землю. В момент интенсивного строительства многоэтажек стало престижно жить на седьмом небе, но жизнь показала, что не зазорно не только казахстанцу, но и американцу жить на своей земле, а комфорт и коммунальные блага теперь есть и в избушке на курьих ножках. При каждом дворе есть непременный коммунальный и бытовой минимум – баня, просторная летняя кухня, гараж, постройки для скота и, конечно же, роскошный вековой виноградник, где наливаются соком не северные тощие кисточки, а розовые, изумрудные, фиолетовые гроздья размером с полведра каждая.



Поражают гектарами безразмерные огороды, где хватает места целым кукурузным плантациям, половина засевается клевером – основа питания бесчисленного племени кроликов. У каждого хозяина на подворье важно вышагивают царственные индюки, но птица эта капризная, изнеженная, требует много внимания, и потому держат их не для мяса, а …в качестве инкубатора, уж очень они заботливые мамаши и папаши, и под просторным своим покровом высиживают они сотни курочек, уточек, гусей, не подозревая о подмене родных «сыновей и дочерей» пасынками.
Водоплавающей птице здесь приволье – драгоценной влаги вдоволь, поливы ведутся арычным способом, есть и центральный водопровод, но уже для питья и хозяйственный нужд...



Говорят, в одну реку нельзя войти дважды – это будет другая река. Не верьте! Это все та же река вашего детства, теплая, как парное молоко, ее течение качает, как материнская колыбель...
Речка Чу неширока, но в ней есть заводи и омуты, в которых водятся жирные сомы. Целого его не утащишь, скорее он утащит тебя! Поэтому ловить его надо умеючи, а потом умеючи подготовить и выставить на базаре янтарными и бронзово-золотыми слитками.



Река моего детства течет по степи, и потому нет здесь обрывистых круч и скалистых берегов. Она как мать приглашает в свое лоно. Отмели её из золотого песка самой высокой пробы! Илистое дно покатое, погрузи руку – и легко достанешь раковину с мужской кулак. Створки ее инкрустированы перламутром. А сердцевина – драгоценная жемчужина. Как такое тропическое чудо материализовалось в степном крае за тысячи верст от морей-океанов – загадка природы. Вот тебе и доказательство версии, что весь земной шар опоясывал мировой океан в древнейший период.



Сам же город Чу прорезан каналом, широким и глубоким, его строили в послевоенное время пленные немцы, многие из них осели на этой земле и дружно жили рядом – солдат вермахта Франц Голдберг и мой дед Иван Борисенко, ветеран Великой Отечественной. Он раненый погибал в белорусских болотах, и спасла его девушка Зося, героически пробираясь по топкой жиже с котомкой еды, перевязочным материалом.



Она ежедневно рисковала не только собой, но и жизнью оставшихся родных. Каратели повесили её семью за то, что брат воевал в партизанах. Молодой солдат в благодарность обещал девушке вернуться, если останется жив. После войны он сдержал слово, поехал в Белоруссию и привез Зосю, ставшую Соней. Родили и воспитали они четырех красавиц дочерей и сына-богатыря Бориса, вот и продолжился род воинов, машинистов и просто тружеников Борисенко.



Будучи на родной земле, как же не побывать на смиренном кладбище и не почтить память, ушедших в мир иной милых родственников и друзей?
Городское чуйское кладбище хоть и расположено почти в пустыне, но заботливые руки превратили этот тихий уголок в тенистый парк. Не праздным зеваками пришли мы в сей приют. И прежде чем предаться воспоминаниям, помыли памятники, убрали засохшую траву, наполнили вазы свежей водой, помянули светло и тихо дорогих усопших.



Здесь покоится династия железнодорожников, работа их, как известно, опасна и трудна, многие погибли при катастрофах, о которых в советское время не писали в прессе.
При испытании нового паровоза горел мой дед и его юный помощник, кожа их рук осталась на раскаленных поручнях, от взрыва котла содрогался паровоз, и люди боялись к нему подойти, мой молодой дед и его юный подручный обгоревшие, обожженные волоком тащили друг друга прочь от этой адской машины.
Здесь покоятся и молодые – погибшие, кто от несчастной любви, а черноусый Бориска (мой племянник) погиб в легковой машине, которая набрала сумасшедшую скорость, и уже не бешено мчалась по дороге, а летела над ней...



Так в полете нашел он свою смерть. 40-летний его отец Борис на похоронах замертво лежал на свежей могиле несколько дней. Приятели-железнодорожники силой заставили его вернуться в депо на подсобные работы (тепловоз ему пока доверить было нельзя), но несчастный отец вновь и вновь возвращался на кладбище, там и ночевал и жил, беседуя с сыном – он рассказывал ему о делах, его молодых друзьях, которые, пытаясь как-то отвлечь дядю Борю от его горя, подарили ему среднеазиатскую овчарку Бэлу.



Прошел год, а отец так и продолжал жить на могиле сына. Прознав о такой новой беде, приехали все четверо сестер Бориса и увезли к себе в Тараз в надежде, что он навсегда останется с ними и позабудет со временем о своей горькой утрате. Любовь и доброта сестер сделала свое дело, Борис – мужественный человек, не мог показать перед женщинами своего отчаяния.
Боль притупилась... но жить вдалеке от родных мест, от родного холмика земли и теперь уже от товарищей сына он не мог. Не было дня, чтобы путь его не лежал мимо кладбища, что стало последним приютом его сына, подъедет – посигналит: «Привет, сынок!», уезжает – долго оглядывается: «Пока, родной мой! До встречи! Я скоро вернусь».



…А между тем жизнь в городе продолжалась, и в первую очередь на южном базаре, где она текла по-восточному шумно и ярко. Горы чуйских дынь источали медовый аромат, открытые мешки специй и приправ удивляли палитрой красок всех цветов радуги от мраморно-белого, лимонно-желтого, рубиново-красного, до коричнево-черного. Из этого обилия нам северянам знакомы лишь красный горький и черный перец. Наши скудные кулинарные познания в этой области веселили продавцов, но они снисходительно проясняли сферу применения шафрана, имбиря, корицы, кус-куса и еще многого другого, названия которых мы так и не смогли выговорить.



Роскошные матроны разных наций и вероисповеданий, разложив цветастые юбки, перебирали сочные плоды, молодки, лукаво посверкивая карими глазками, радостно позировали перед объективом фотоаппарата. Южане – народ открытый, экспрессивный, узнав, что мы приехали из далёкого холодного Усть-Каменогорска, расспрашивали обо всем наперебой – о погоде, ценах на продукты, настроениях людей, непременно все хотели запечатлеться у приезжих на камеру и наперебой передавали приветы всем восточноказахстанцам – своим восточным соседям.



После таких поездок – жить хочется, и, что удивительно, кажется, нет роднее, ближе и понятнее тех мест, в которых ты сегодня живёшь.

Прав был Александр Грибоедов:
Когда постранствуешь, воротишься домой,
Нам дым Отечества так сладок и приятен!