Непутевая или История одной судьбы (Часть 8)

(продолжение)

Рак

Экспертиза обнаружила и было доказано, что мама не могла убить Серегу – угол удара не тот, что-то там еще. Вобщем, маму отпустили. Но из тюрьмы мама попала прямиком в больницу. Долго там лежала. Хороший врач попался. У мамы ведь ни денег, ни документов не было. Она была самым обычным бомжом. Он положил ее в палату, устроил ей бесплатные процедуры и операцию. Я ей приносила шприцы, анальгин и димедрол. У мамы обнаружили панкреатит, с которым уже ничего нельзя было сделать. Выписали ее с диагнозом "рак поджелудочной железы". Пока она лежала в больнице, познакомилась с каким-то старичком, рассказала, что ей после больницы идти некуда. Он предложил жить у него. Мама согласилась.
Я бывала в гостях у мамы в том домике, больше похожем на сарай. Я приходила к маме регулярно. Мама мучилась от болей и много лежала в постели. Потом приступы надолго оставляли ее и она чувствовала себя вполне здоровой. Она начала лысеть, потеряла почти все зубы. Она стеснялась просить у меня денег. Если я сама ничего ей не принесу, она никогда не попросит. Я старалась приносить продукты и вещи, но не давать маме деньги, чтобы она не покупала спиртное. Но мама все равно его находила. Врач запретил маме пить, курить, сказал избегать стрессовых ситуаций. Мама рекомендаций не соблюдала. Говорила, что без спиртного она не вынесет этой боли. Никакие обезболивающие не помогали.
Я навещала маму, мы разговаривали обо всем. Мама собиралась умирать. Много плакала, рассказывала о каких-то важных моментах ее жизни, объясняя это тем, что не хочет унести все это с собой в могилу. Я все впитывала, как губка. Все пыталась осмыслить и запомнить. Мама раскаивалась во многом, говорила, что она всегда была плохой женой и плохой матерью. Что ей нет прощения. Что я многого не знаю и никогда не узнаю, а рассказать мне всего она не может. Что Бог ее больше не слышит. Тогда же она и рассказала мне о предсказании гадалки в 1978 году, когда ее мама погибла.

Было почти невозможно поддерживать в ней какую-то надежду. Она как-то сказала: "Танюш, знаешь, что самое страшное. Я не чувствую себя женщиной. Совсем!" Мне до сих пор не совсем понятно, что это значит. Я давно уже свыклась с мыслью, что моя мама бомж. Может, она вспоминала свою жизнь до отъезда из Херсона?

Она говорила, что хоть и трудно, очень трудно, невыносимо, но такая жизнь, полная опасностей, риска, адреналина ей больше по душе, чем то тихое болото, которое у нее было в Херсоне – дом, работа в детском саду и ничего больше. Она говорила, что она прошла не школу жизни, а университет жизни! Но все равно, о многом она жалела – о дочери, о доме, о муже, о чем-то еще. Она говорила, что в жизни никогда у нее не было мужчины лучшего, чем мой отец. Что она была несправедлива к нему. О многом она размышляла и вспоминала в то время. Говорила, что теперь знает истинную цену жизни. Раньше она зацикливалась на материальном, отца попрекала тем, что у соседей что-то есть, чего нет у нас. Теперь она поняла, что все материальные блага – лишнее, что все равно, на какой кровати спать или вообще без нее, какой телевизор смотреть из каких тарелок есть. И такой вот жизнью, в которой она оказалась, Бог ее характер, ее гордыню усмирил.

Иногда подхожу к ее дому, а она на порожке сидит, солнышку радуется и говорит: "Знаешь, Тань, вот такая ситуация, казалось бы, безвыходная у меня, жизнь адская, болезнь смертельная, а вот весна пришла и, несмотря ни на что, надежда появилась. Откуда? На что? Не знаю, но она появилась, как всегда появляется весной, несмотря и на что."

Однажды она договорилась с соседом, что перекопает ему огород за 100 рублей. Решила сама заработать. В день, когда мама должна была работать, у нее опять был приступ. Она не могла встать с постели. Вынуждена была отказаться от договоренности. Сосед рассвирепел и избил маму. В больнице ей наложили 8 швов на голове. Мама написала заявление в милицию с требованием хотя бы оплатить ей лечение травм. После этого сосед стал ей угрожать и требовать забрать заявление. Оказывается, сосед был преступником, скрывающимся от закона. Милиция выставила своих людей вокруг маминого и соседского дома. Сосед исчез. Мама доползла до ближайшего автомата и позвонила мне на работу, попросила связаться с нашим знакомым священником (я тогда регулярно ходила в церковь и молилась, иначе не вынесла бы всего происходящего) и пригласить его прийти к ней. Она была готова к смерти, настолько ей было плохо. Священник пришел. Еще не закончился мой рабочий день, как он позвонил мне на работу и под страхом смерти запретил приходить к маме и вообще появляться рядом с ее домом. Остальное рассказал при встрече. Он пришел к маме, тут же в дом ворвались люди в штатском, представились милицией, показали удостоверения и силой выволокли священника из дома, пинками затолкали в машину и повезли в отделение. Был май. На майские праздники в этом районе было совершено 2 убийства. На него пытались их навесить. Обращались грубо. Он на грубость не отвечал, а лишь старался донести до них, что он священник официально зарегистрированной Воронежской церкви, что это могут подтвердить в городской администрации и еще в некоторых организациях. С собой у него был только паспорт. Пара звонков убедили милицию, что перед ними действительно священник, хоть и в "штатском". Его отпустили. Мне категорически было запрещено появляться возле дома, а маме было рекомендовано уехать подальше от города, если она не хочет накликать на меня беду. Еще раньше мы с мамой договорились, что если кто-то мне приносит записку от нее, я должна верить написанному только в том случае, если в записке есть большие жирные точки, в любом месте, одна, две или больше – не важно. Если точки есть, значит написанному верить, а если нет, то ни в коем случае! Такой уговор был, потому что мама боялась, что когда-нибудь ее могут заставить написать записку, вызвать меня, сообщить, что маме плохо и срочно нужна помощь, и она не сможет мне дать никаких знаков, а писать ее могут заставить, приставив нож к горлу. Вот на такой случай, что бы ни было написано, кто бы ни принес записку, под любым предлогом я должна отказаться идти и вообще не верить ничему написанному. Так мы связывались. Мама действительно после посещения священника пропала надолго. Я не знала, где она, увижу ли я ее когда-нибудь. Старичок, в доме которого она жила и который мне приносил записочки от мамы, повадился ко мне приходить и стрелять деньги, объясняя это тем, что мама у него одолжила, а долг не вернула. В очередном письме мама сообщила, что ничего она не одалживала и чтобы я отвадила старика. Я так и сделала.


(продолжение следует)