Дед

- Я не хочу, чтобы этот дедушка приходил к нам,- сказала я как-то отцу.-Он всегда дает мне невкусные печенья и крашеные конфеты.
-Как это крашеные?- отец удивленно посмотрел на меня.
В ответ я достала из кармана сладкий комок и дала папе. Слипшиеся друг с другом конфеты в обертках от долгого лежания превратились в застывшее месиво и имели вид весьма странный.
-Что ты с ними сделала?!- возмутился папа.- Пожевала и выплюнула, что ли?

Я оторопело уставилась на родителя.
-Что ты с ними сделала,- обидевшись, передразнила я его затем.-Это твой дед мне такое дает. Он стоит и смотрит, чтобы я съела его угощение, а я не могу! Скажи ему, чтобы он больше не приходил.
Как на грех и в последующие субботы странный гость снова заявлялся к нам в дом. Он каждый раз долго разувался в прихожей, кряхтя и сетуя на жизнь.

Мама помогала ему снять грязную обувь, а папа поддерживал его в это время, дабы старик не упал.
Я юркала за занавеску, когда он поворачивал голову и смотрел на меня своими маленькими глазками. Его вечно небритая физиономия, заросшая седой щетиной так больно терлась о мое лицо, если он вздумывал вдруг проявлять нежность. Дед Вася все время беззвучно смеялся, гладя меня по голове тяжелой рукой, и что-то сюсюкал. Сидя у него на коленях и с ужасом глядя в его беззубый рот, я всякий раз удивлялась тому, что в нем абсолютно нет зубов.
Кряжистый, как вековой дуб, старик был невероятно силен и аппетит имел нешуточный. Глубокая тарелка с борщом опустошалась им за считанные минуты.

Прежде чем приступить к еде, он крошил полбуханки хлеба в суп или борщ, затем методично работал ложкой, иногда просто выпивая жидкость из тарелки, как из кружки. Мама всегда накладывала ему много еды, от которой он не оставлял ни кусочка.
В прошлом дед работал кузнецом. Он рассказывал отцу о том , как тяжко ему приходилось, о том что нажил себе кучу грыж и теперь в старости мучается страшными болями.

Часто дед Вася просил меня рассказать ему стих, при этом он добавлял, что я должна буду говорить четко и внятно, поскольку он совсем не слышит. Я могла долго кричать в дедово ухо, к которому он для пущей слышимости подносил ладонь. Конечно, сначала я стеснялась, ведь мама учила меня, что на ухо человеку нельзя громко говорить, потому что это травмирует слух. Потом привыкла.
Однажды старик расплакался. Прижимая меня к себе, он сказал, что всю жизнь мечтал о детях, что остаться на старости лет одному –хуже смерти.
После, когда я выросла, а дед умер, родители обмолвились как-то о том, что внезапно объявившиеся родичи заявили о своих правах на дедово наследство: старую хибару с новой крышей, которую папа сам перекрыл, и какой-то там участок земли с высохшими деревьями.