Потерявший память. часть IV

4
- Вам переживать не следует. Эдуард Эдуардович прекрасно владеет гипнозом. А под воздействием гипноза замечательно раскрываются все блокированные элементы памяти. Я, по крайней мере, надеюсь на это.
- Да, Семен Кузьмич, прав, - подтвердил Эдуард Эдуардович.
- Давайте, только я сначала попробую изучить его сетчатку, а уж потом совместим наши исследования?
- Как хотите Анна Ивановна.
Анна Ивановна усадила пациента к прибору напоминавшему микроскоп с двумя окулярами, подсоединенному к компьютеру. Единственное отличие было в том, что предметного столика не было, и с боку был еще 3 окуляр, в который смотрела сама Анна Ивановна, следившая за тем, чтобы у пациента совпали нужные участки с нанесенными условными ризками.
После этого Анна Ивановна включила прибор и предупредила пациента, что сейчас последует ряд вспышек, которые нужно постараться не бояться.

Вспышки были цветные, для глаз совсем не больно, но во время и после каждой вспышки я видел небольшие картинки: сначала деревянный дом, потом мужчину с бородой и усами, потом ребенка, наконец, я увидел Семена Кузьмича, но были еще 2 вспышки, которые не сопровождались видениями.

- Замечательно! Программа записала без сбоев!!! Теперь пациент Ваш, Эдуард Эдуардович. Пока Вы делаете свою часть – я запущу расшифровщик. А потом, если сочтете нужным, мы объединим усилия. Хорошо?
- Без проблем.
Эдуард Эдуардович усадил пациента в глубокое кресло, одел соответствующие крепежи (в таком состоянии иногда бывают случаи выхода из-под контроля) и попросил его расслабиться.
В гипноз пациент вошел довольно быстро. И легко выходил на контакт с Эдуардом Эдуардовичем. В комнате стояла тишина. Это было обязательным условием гипноза. Пациент должен был слышать только голос Эдуарда Эдуардовича.
- Сейчас Вы по моей команде проживете жизнь заново. Вы должны рассказать всё, что увидете. Итак, на счет 5 Вам будет 5 лет, когда я скажу 6 – Вам шесть лет, 7 – семь лет. Раз, два, три, четыре, - медленно с паузами произносил Эдуард Эдуардович, -пять.
- Вася, Вася, отдай машинку, это моя машинка, отдай, - собирался заплакать пациент.
- Шесть
- Мы с папой идем в зоопарк. Много народа и я заблудился… Наконец, папа меня услышал и бежит ко мне.
- Семь.
- Я иду первый раз в школу. Страшно. Много ребятишек. Все с цветами.
- Восемь.
- Я на уроке трудов. Нечаянно сломал станок. Учитель очень сердится.
- Девять. У меня родился брат. Мы его везем домой.
- Десять.
- Я сломал велосипед соседского мальчика – меня ругает папа.
-Одиннадцать.
- Я в пионерском лагере – мы разводим костер. Темно.
- Двенадцать.
- Я веду машину.
- Сам?
- Да! Сижу на коленях у отца и верчу руль.
- Тринадцать.
- Галина. Моя любимая девчонка из параллельного класса.
- Четырнадцать.
- Я целую Галину, она бьет меня портфелем и убегает.
- Пятнадцать.
- Я курю, первый раз. Сильно кашляю.
- Шестнадцать.
- Козел, ударил меня под дых – злобно сказал пациент, - сейчас, я тебе отомщу…
- Семнадцать.
- Выпускной бал. Пьяный еле стою на ногах…
- Восемнадцать.
- Сдаю сложный экзамен. В руках шпаргалка.
- В каком институте?
- Политехническом.
- Девятнадцать.
- Я с девушкой в комнате. Снимаю с нее кофту…
- Двадцать.
- Мне только что купили машину. Сажусь за руль…
- Двадцать один.
- Женюсь.
- Как зовут жену?
- Елена.
- Отчество, фамилия.
- Дмитриевна. Полстяная.
- Как Ваша фамилия.
- Торжков.
- Имя, отчество.
- Петр Иванович.
- Вы уже женились. Как полностью зовут Вашу жену?
- Торжкова Елена Дмитриевна.
- Двадцать два.
- У меня родился сын Борька, - заулыбался пациент.
- Двадцать три.
- Только что сдал экзамены и по распределению попал на телефонную подстанцию экономистом.
- Двадцать четыре.
- Вечер, темно. Плачет Борька. Он весь горячий. Ждем скорую.
- Двадцать пять.
- Родилась Светланка. Отмечаю с друзьями.
- Где Борис?
- С бабушкой в соседней комнате.
- Кто бабушка?
- Мать Лены.
- Двадцать шесть.
- Сильно поругались с женой. Она плачет и убегает из дома.
- А Вы?
- Сижу, курю, нервничаю.
- Двадцать семь.
- Влюбился в сотрудницу.
- Она знает?
- Нет.
- Что Вы делаете?
- Ничего.
- Двадцать восемь.
- Сотрудница обратила на меня внимание. Я ее целую. Она зовет меня к себе домой.
- Двадцать девять.
- Жена узнала о моем романе. Скандал. Я увольняюсь с работы.
- Тридцать.
- Мы с женой едем на море.
- Тридцать один.
- Работаю в частной компании. Меня повысили.
- Тридцать два. Покупаю квартиру большей площади.
- Тридцать три.
- У жены выкидыш.
- Тридцать четыре.

Молчание.

Ученые переглядываются между собой. Эдуард Эдуардович в замешательстве. Если повторить цифру, может произойти сбой. Остается продолжить:
- Тридцать пять.

Опять молчание.
- Что Вы видите?
- Ничего темно.
- Тридцать шесть. Что видите?
- Ничего темно.
- Тридцать семь, что видите?
- Ничего темно.
- Тридцать восемь. Что видите.

Молчание

- Тридцать девять. Что видите?

Молчание и мелкие судороги.

- Эдуард Эдуардович, - шепчет на ухо Семен Кузьмич, - выводите его из гипноза. Дальше уже опасно. Пусть отдохнет, а мы пообсуждаем, что делать.

- Сейчас на счет два, Вы скажите, как себя чувствуете, а на счет три Вы уснете обычным сном и проснетесь через 1 час. Раз, два…
- Я чувствую себя хорошо.
- Три.

- Вот и всё, уснул. Ну-с, как вам эффективность, - заулыбался Эдуард Эдуардович.
- Очень впечатляет. Но опять этот ступор. Что с ним случилось в 34?
- Видимо что-то серьезное. Рассказывал он только самые запоминающиеся события из его жизни, как должно было быть. И вот то, что спровоцировало его сегодняшнее состояние, оказалось блокировано. Какие есть предложения, коллеги. Гипноз всегда забирает несколько сил. Так что, я несколько пасую перед Вашими идеями.
- Да, плюс ко всему мы не успели узнать, где он сейчас прописан.
- А что у нас там с сетчакой?
- Программа продолжает обработку. Нужно еще подождать…, сейчас посмотрю, .. 30 минут.
- Хорошо. Время есть.
- А вообще, - добавила Анна Ивановна, - нужно бы электроволны позаписывать , когда он в гипнотическом состоянии. А я параллельно сетчатку поснимаю.
Андрей Викторович возразил:
- И так понятно, что торможение будет преобладать…
- Тем не менее, он же видит только темное поле. Может, это какое-то особое торможение. И, если пойти дальше, то можно применить электроимпульсное воздействие для активации.
- Да, Анна Ивановна. Разумное зерно. Однако, Ваши вспышки итак активацию вызывают. Тогда нам придется записать сначала электроволны, а уж потом ваше исследование подключить.
- Отлично. Я не возражаю.
- Кстати, Анна Ивановна, как на счет обследования, кровь уже брали?
- Да еще с утра в палате. Взяли почти на все исследования. Но завтра утром возьмут еще немного.
- Да, нужно торопиться итак столько времени прошло. Осталось ли что-нибудь.
- Учитывая стойкие изменения, должны найти.
- План действий понятен. Перерыв, – скомандовал Семен Кузьмич.

На расшифрованной сканограмме сетчатки Анна Ивановна обнаружила интересные факты. Оказалось, что послойное сканирование кроме отчасти услышанных событий еще зафиксировало относящиеся к гораздо более позднему времени. Было зафиксировано, что пациент видел горы, людей, поезд. Однако, программа выдавала, что сканирование выполнено с ошибками. Это могло быть по двум причинам: патология внутриглазной жидкости, хрусталика или повреждение сетчатки. Однако, явных изменений проведенные раньше обследования не показали. Значит всё дело в клетках…

Пациент Петр Иванович Торжков проснулся ровно по заданному Эдуардом Эдуардовичем времени – через час. Но всё также не мог ответить, как его зовут и откуда он.
Тогда было решено последовать совету Анны Ивановны и совместить исследования между собой.
Пациенту всё еще не говорили, как его зовут, чтобы оставить возможность проконтролировать восстановление памяти в будущем.
Сейчас же ему предложили еще раз попробовать прочесть текст и написать под диктовку. Все задания оказались с отрицательным результатом. Эдуард Эдуардович вновь погрузил пациента в гипноз, Андрей Викторович наложил электроды на волосистую часть головы.
- Вы должны слушать только мой голос. На цифру 33 Вы вспомните, что с Вами было в этом возрасте. Затем я произнесу цифру 34 и Вы вспомните, что с Вами было в этом возрасте. На команду стоп, Вы проснетесь. Итак, 33.
Пациент сморщился, как от боли:
- У жены выкидыш. Мы очень расстроены. Она плачет.
- Тридцать четыре.
Опять как в прошлый раз молчание.
- Что Вы видите?
- Ничего.
- Как Вы себя чувствуете?
- Больно. Ломит тело. Болит голова. Мне плохо.
- Как Вас зовут?
- Не знаю. Мне плохо. Тошнит.
- Тридцать пять.
Молчание и начало тонических судорог.
- Стоп.
Пациент пришёл в себя.
- Как самочувствие.
- Разбит и опустошен. Как будто бы после наркоза.
- Хорошо, ничего страшного. Вы полежите, отдохните. Можете уснуть. Мы сейчас расшифруем электроволновое исследование.
Во избежание зрительного контакта пациента с проводами, его попросили опять не вставать и не вертеть головой.
- А знаете, Анна Ивановна, голубушка, Вы оказались правы. Действительно на 34 идет сверхторможение. Более того, появляются посторонние волны, которых в норме нет в головном мозге. Вот посмотрите все сюда. Какой удивительный случай. Уж не УФО ли?
- Нужно земные цивилизации исключить, а потом уж к неземным переходить,- усмехнулся Федор Филиппович.
- Петр Михайлович, не забывайте всё вносить в тетрадь. Мы после обследований всё обсудим за чашечкой чая. Учитывая сложность и побочные эффекты наших исследований, сегодня пациента отпустим рано.
- Не волнуйтесь, Семен Кузьмич, я четко выполняю Ваше задание.
- Ну что же. Нам нужно совместить три исследования. Как вы считаете, Эдуард Эдуардович и Федор Филиппович, это возможно сделать прямо сейчас.
- Если контакт будет не продолжительным, то есть не более 5 минут, то ничего страшного.
- Анна Ивановна! Вам хватит 5 минут.
- Это в обрез, но если Эдуард Эдуардович начнет сразу с 34, то может и хватить.
- Что ж попробуем, - скомандовал Семен Кузьмич.
Пациента вновь ввели в наркоз, аппарат для регистрации электроволн был установлен на запись новой программы.
- Вы должны слушать только мой голос. Сейчас Вам Анна Ивановна под веки на глазное яблоко установит датчики. Вам будет не больно, Вам будет приятно. Всё что Вы будете видеть потом, Вы должны произносить вслух. Повторяю Вам не больно, Вам приятно.
В это время Анна Ивановна действительно устанавливала специальные датчики, рассчитанные на накладывание непосредственно на глазное яблоко, когда пациент без сознания и не может сам сесть за прибор. От повреждения, раздражения и высыхания глазных яблок защищала специальная смазка, улучшающая разрешение прибора. Конечно, если бы Торжков был в сознании, то вряд ли бы смог перенести такую процедуру. Линзы неприятно накладывать, а что уж говорить про датчики, которые, впрочем, были лишь чуть-чуть больше и толще линз.
- Сейчас я Вам задам вопрос и потом произнесу цифру, она будет соответствовать Вашему возрасту, Вы увидите вспышку и должны будете сказать о всех своих видениях.
Итак, как Вас зовут?
- Не знаю.
- Анна Ивановна, я его верно в 33 спрошу как зовут, а потом скажу 34, хорошо (прошептал на ухо Эдуард Эдуардович), - Анна Ивановна согласно кивнула головой.
- Сейчас Вам тридцать три. Как Вас зовут?
- Петр Иванович Торжков.
- Где Вы живете? Ваш полный адрес.
- город Торжок, ул. Пушкинская 5-16.
Эдуард Эдуардович победоносно улыбнулся окружающим.
- Сейчас Вам тридцать четыре, - Анна Ивановна включила прибор.
- Что Вы видите?
- Белую вспышку. Потом смутно горы.
- Как Вас зовут Петр Иванович Торжков.
- Вы можете точно назвать где находитесь?
- Нет я не могу. Тошнит. Ломит тело.
- Тридцать пять.
- Красная вспышка. Я в какой-то яме, много людей. Но мне очень плохо. Все совсем болит. Голова кружится. Все как в тумане.
- Как Вас зовут?
- Петр Иванович Торжков
- Тридцать шесть.
- Синяя вспышка. Ничего не вижу.
- Как Вас зовут Петр Иванович Торжков.
- Тридцать семь.
Молчание и резкое начало тонических судорог. Появилась пена у рта.
- Стоп. Вы погружаетесь в обычный сон. Через два часа проснетесь в хорошем самочувствии.
- Этак мы его угробим! – в сердцах сказал Петр Михайлович.
- Наука требует жертв, - усмехнулся Эдуард Эдуардович.
- Однако ж мы много узнали новенького. Мало того, что в 34 что-то с ним приключилось, так в 37 было еще хуже надо понимать.
С пациентом оставили все того же лаборанта, который должен будет позвать ученых, когда Торжков проснется. Сами же ушли в кабинет Семена Кузьмича пить чай и обсуждать добытые результаты.
- Что мы имеем на сегодняшний день по прочим сведениям о пациенте?
- Семен Кузьмич, давайте сначала я скажу по анализам, - попросила Анна Ивановна. – Основных токсических веществ обнаружить не удалось. Часть исследований еще проводится. Но лаборатория выявила эндотоксикоз, вызванный пока что неизвестным препаратом. Плюс провели исследование на биологический возраст. Ему где-то 38 лет. Вот пока все данные.
- Что у нас с милицией?
- Глухо на ориентировку никто не отзывался. О пропаже никто не заявлял.
- Но теперь у нас есть его фамилия, имя, отчество и адрес. Петр Михайлович, пусть проверят по Вашим контактам.
- Слушаюсь.
- А знаете что, Петр Михайлович, езжайте-ка Вы сами, а то пока милиция раскачается…
- А что в милицию не сообщать?
- С одной стороны нам бы лучше. Меньше знают – не отберут. Но с другой стороны – а если родственники ищут. Потом и в суд на нас подадут. Сейчас люди такие, вылечишь их, а они же на тебя «телегу»…
- Понял, Семен Кузьмич.
- Давайте Вашу тетрадку посмотрим, что у нас вырисовывается. Так-с. Мы имеем два пика ухудшения памяти в 34 и 37. Что у нас с электроволнами в эти года, Эдуард Эдуардович?
- Посторонние электроволны и гиперторможение с 34 лет, с максимальной выраженностью в 37. Причем в 37 появились патологические очаги реэнтри – повторного входа. Такое может быть при сильном дополнительном воздействии на головной мозг.
- Анна Ивановна, что у Вас?
- Моя расшифровка не дала ничего нового, всё то же, что он сказал. Гора, река, сарай, яма. Люди с бородой. Он это говорил в прошлый раз.
- Понятно. Видимо чей-то умысел был направлен именно на блок памяти с 34 лет. В это же время блокированы личностные характеристики.
- Но ведь потом он вспомнил как его зовут, хотя ничего не видел, - уточнил Петр Михайлович.
- Да, Вы правильно заметили, но все же самые основные личностные данные - самые стойкие. Он с детства знал, как его зовут. Здесь слишком много сложилось нейронных и ассоциативных связей.
- Теперь Вам, Андрей Викторович, нужно вместе с Федором Филипповичем подобрать нужную противочастоту, чтобы воздействовать на головной мозг. Противоволны, так сказать.
Метод Анны Ивановны пока убираем в сторону. Он нам помог не плохо, но совмещать их, думаю опасно. Оставим на крайний случай.
Сколько Вам, Андрей Викторович, понадобится времени?
- Я думаю, что два дня.
- Много. Старайтесь пораньше.
Пациента всё это время не трогать. Обучающими программами тоже заниматься не будем. Дабы не самазать эксперимент. Петр Михайлович занимается родственниками. Анна Ивановна анализами. Андрей Викторович с Федором Филипповичем. Эдуард Эдуардович пусть пока восстанавливает силы. Ну а я, как всегда командую, - рассмеялся Семен Кузьмич.
В это время в кабинет вошел лаборант, чтобы сообщить, что пациент проснулся.
- Ведите его сюда.
- Ну что, голубчик, как себя чувствуете?
- Спасибо, Семен Кузьмич! Великолепно выспался, - усмехнулся пациент. – Ну что сказал я что-нибудь стоящее.
- Вы молодец, - без эмоций ответил Семен Кузьмич. – А скажите нам: как Вас зовут?
- Сейчас… Я должен это помнить. Мелькает имя, где-то рядом.
В это время Эдуард Эдуардович как бы невзначай обратился к коллеге:
- Петр Михайлович, закройте форточку – дует, - подмигнул он.
- Да, кажется именно так. Меня зовут…Петр…Петр Иванович Торжков – просиял пациент.
- Ну а где Вы живете, Петр Иванович Торжков?
- Не помню – поник пациент.
- Ну ничего! Видите не все потеряно. Память уже возвращается.
- Спасибо вам.
- Стараемся с коллегами, - все заулыбались.


Я был очень счастлив, что вспомнил, как меня зовут, и теперь я был уверен, что с помощью этих людей смогу обрести себя.
Следующие два дня у меня были свободными. Я мог ничего не делать, только смотреть телевизор, есть и спать. Мне показалось, что так скучно, и я попросил разрешения пообщаться с другими пациентами отделения, где была моя палата. Семен Кузьмич мне разрешил, но просил не выдавать тайну: что я потерял память. Посоветовал сказать, что меня зовут Петр, я бизнесмен и нахожусь на обследовании.
Люди, находившиеся в отделении, все были сплошь богатые и озабоченные своим здоровьем. Мне даже показалось, что никто из них серьезно не более, а все спасаются тут от дел, семейных неурядиц и прочих неприятностей. Они отдыхают каждый в своей чистенькой палате. Их кормят. И по сути, кроме обследования еще лечат нервишки.
В этом отделении не были распространены настольные игры. Может потому, что богатые любят уединение. Мне было очень скучно. Единственной отдушиной была Тамара, приносившая мне иду, и задерживавшаяся немножко дольше, чем нужно, когда собирала тарелки, чтобы перекинуться со мной парой слов. Наши разговоры были так, о пустом. От нечего делать, но всё же какое-то развлечение.
Я узнал, что она единственная работающая в семье. С мужем развелась рано, дома – мать парализованная, сын учится в школе.
- И как же Вам хватает зарплаты.
- Я еще работаю техничкой в кафе. И потом, ночным вахтером в этой клинике.
- Как же Вам тяжело.
Эта ее внутренняя сила и горе сблизили меня с ней. Потому что я тоже уже начинал себя ощущать одиноким и несчастным ненужным никому на целом свете. «Вот наиграются ученые со мной и выбросят меня на улицу. А я ничего не помню, ничего не знаю», - я начинал впадать в депрессию.
На второй день ко мне в палату пришел человек в погонах. Он представился лейтенантом Петрушко, занимающимся расследованием по моему делу. Он всячески старался у меня выспросить, что я помню. И я честно, как милиционеру, ему ответил, что мне удалось с помощью ученых вспомнить только о том, как меня зовут и всё.
- Вы помните, где были последнее время, до клиники?
- Да.
- И где же?
- В другой клинике.
- А до нее?
- Не помню.
- Где Вы работали последнее время?
- Я даже не знаю кем, не то, что где – горько ухмыльнулся я.
- Кого-нибудь из людей помнишь?
- Нет. Абсолютно никого. Как будто бы раньше и не жил.
- Отлично, - сказал Петрушко, - и удалился.
«Отлично», вот, сволочь, чего отличного. Всё хуже некуда. Погружался я дальше в депрессию. Лежал и смотрел в потолок. Даже Тамара меня не радовала, и разговаривать с ней не хотелось.
А когда на следующий день меня пришли забирать на обследование, то я испытывал страшную вялость, апатию и нежелание что-либо делать.
Мое упадническое настроение заметил Петр Михайлович. Он сидел за столом и перебирал в руках ручки. Эдуард Эдуардович находился в явном напряжении. Он впервые позволил себе курить прямо в комнате, постоянно тер себе виски и поправлял галстук. Возле новой кушетки, которая пугала меня одним своим видом, стоял стол с чем-то большим, накрытым белоснежной простыней.
Кушетка была с приподнятым изголовьем и фиксаторами, как для головы, так и для рук и ног. Это напоминало комнату пыток. И явное нетерпение и злость охватывали меня. По-моему, у меня даже мелко затряслись руки.
- Петр Иванович, миленький, что случилось? Садитесь вот в это кресло, ко мне лицом, давайте, поговорим, - Петр Михайлович усадил меня в удобное кресло и отвернул от стола.
- Что Вас беспокоит?
- Я понять не могу, что вы от меня хотите? Зачем нужны все эти обследования? Всё равно вам ничего не достичь. Я не хочу больше находиться здесь, - я подскочил с места.
Петр Михайлович меня усадил обратно, успокаивая:
- Всё хорошо, не стоит так волноваться. Мы Вам обязательно поможем. Головной мозг – это очень сложное устройство, чтобы разгадать пароль доступа нужно какое-то время.
- Бог с Вами! Какое устройство! Вы же не боги!
- Петр Иванович, Вам нужно только дать немного времени нам, и Вы вновь обретете себя.
- Петр Иванович! Позвольте, я Вас послушаю, давление измерю…, - буквально пододвинул рукой коллегу Федор Филиппович.
- Нда. У него же тахикардия и давление низкое. Что-то тут не так, - сказал Федор Филиппович.
- Коллеги, нужно его дообследовать, электроимпульсная терапия в таком состоянии может оказаться чревата последствиями, - импульсивно сказал Андрей Викторович.
Все ученые устремили свои взгляды на Семена Кузьмича. Как-никак он начальник и ему решать.
- Коллеги, вы безусловно правы. Сейчас проведем обследование и решим вопрос о сроке лечения. Анна Ивановна, пожалуйста, пригласите лаборантов и медсестру из кардиокабинета.
Семен Кузьмич прошелся по комнате, а потом резко развернулся к Андрею Викторовичу:
- У меня есть одна догадка, давайте снимем электроволны с пациента.
Андрей Викторович надел мне на глаза черные очки, через которые мне не было видно абсолютно ничего. Потом мне что-то одели на голову и велели лежать тихо. Однако, я постоянно находился в напряжении. Необъяснимая злость съедала меня изнутри. Я сдерживался буквально из последних сил.


- О, Семен Кузьмич, посмотрите, мозг перешел в стадию активности. Практически все волны торможения блокированы. Активационные сигналы преобладают!
- Так и есть. Срочно нужно взять кровь на содержание гемоглобина в эритроцитах и сенильной кислоты. Кстати, неплохо было бы исследовать уровень серотонина… Но у нас как всегда – нет реактивов, - в отчаянии стукнул кулаком по столу Семен Кузьмич. – Надо будет внести коррективы в программу электроимпульсной терапии.
- Семен Кузьмич, не будем пока торопиться. Сейчас вот обследуем его, а потом за 10 минут до начала снимем волны и пересчитаем.
- Не возражаю. Принимайте решение соответственно своему опыту, Андрей Викторовичу.

Через некоторое время пришла лаборантка и больно, неумеха, уколола меня. Потом вновь заставили лечь, и другая толстуха-медсестра сняла мне кардиограмму. Прибор противно пищал.
Я старался успокоиться. Ничего не выходило.

- Семён Кузьмич, - прошептал Петр Михайлович шефу на ухо, - я убежден, что сегодня мы не сможем сделать ему электроимпульсную терапию. Очевидно, что он возбужден, как и показал прибор. Можем вогнать в гипервозбуждение, которое перейдет в кому. Прошу, как психолог и психиатр, отложить воздействие.
- Андрей Викторович, если мы дадим ему успокоительное – это повлияет на терапию?
- Безусловно! Тогда могут быть сдвиги в любую сторону. На препаратах – вообще не предсказуемо.
- Ох! Что вы со мной делаете! Время уже поджимает!
Терапию отменили, но обратно в палату меня не отпустили. Петр Михайлович принес мне успокоительное, которое я беспрекословно выпил. Добрый ученый старался меня успокоить, включив музыку и проводя сеанс релаксации в его кабинете.
Когда я уже был способен улыбнуться, он поинтересовался:
-Петр Иванович, Вы будете способны попробовать освоить азбуку или лучше дать Вам выспаться?
- Нет, я совсем не хочу спать. И сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Давайте, попробую вспомнить.
Тогда Петр Михайлович достал самую обыкновенную азбуку и стал показывать мне буквы и картинки.
На 6 букве я осознал, что с третьего повторения букву запоминаю абсолютно. Промурыжив своего учителя целый день. К концу – я уже запросто читал предложения. Видимо, ни так как обычный человек, потому что Петр Михайлович всё еще был не до конца доволен:
- Прогресс на лицо. Но мне кажется, что Вы, Петр Иванович, торопитесь и не совсем понимаете смысл. Да и слова как-то жуете. Вы всегда так читали?
Я лишь пожал плечами. Что тут скажешь, если я не помню.
На ночлег меня определили в одном из кабинетов, предварительно накормив вкусной домашней пищей, которую принес Семен Кузьмич. Напротив меня тоже на кушетке, предназначенной для обследований, расположился Эдуард Эдуардович, который всё время ворочался и кряхтел. Видимо ему было неудобно.


- Завтра нам предстоит всё же определиться с датой эксперимента, которая, надеюсь, на завтра же и выйдет. Но у меня целая куча вопросов, - обратился на вечернем заседании Семен Кузьмич к Петру Михайловичу.
- Да, я весь во внимании…
- Это хорошо, что во внимании. Перво-наперво, расскажите, как наш подопечный?
- Я дал ему легкое успокоительное он пришел в себя и мы даже разучили азбуку.
- То есть как это? – вскричал Семен Кузьмич. – Мы же должны были умение читать восстанавливать электроимпульсной терапией!
- Да, Семен Кузьмич, я взял на себя смелость такого эксперимента. Но зато теперь становится очевидной глубина потери памяти и устойчивость. Он знает, как его зовут и вспомнил алфавит. Хотя способность его чтения находится на уровне второклашки.
- Поясните, пожалуйста.
- Он не всегда осмысливает что читает, да и техника речи страдает.
- Очень неплохо, что Петр Михайлович поставил этот эксперимент, - вступился за коллегу Андрей Викторович, - это дает возможность правильно провести коррекцию электроимпульсного воздействия.
- Пусть так. Но зачем самодеятельность? Вы, надеюсь, еще не забыли кто здесь руководитель, - продолжал распаляться Семен Кузьмич.
Все замолчали, давая остыть шефу. Анна Ивановна всем налила кофе и поставила заначку печенюшек на стол: всё-таки время ужина.
Семен Кузьмич отхлебнул из чашки чая, потом продолжил:
- Петр Михайлович, а что там с Вашим родственником милиционером. Что-нибудь известно о личности нашего больного?
- Да, и Вы не спросили, как я съездил на квартиру пациента.
- Я жду, когда вы сами расскажите, потому что Вы распустились. Отчет по приезду должен был сразу лежать у меня на столе!
- Приношу извинения, Семен Кузьмич, но я был целый день сегодня занят пациентом, поэтому не успел. Сейчас всё расскажу, - предупреждающе поднял руку Петр Михайлович. – Итак, сначала про свою поездку. Адрес, который назвал пациент, находится в самом центре. Это старинный трехэтажный особнячок. В годы советской власти, разместивший и до сих пор сохранивший деление на 7 семей. Там искусственно добавили перегородки. Получились малогабаритные квартиры.
Сотрудники затаили дыхание, почувствовав себя Шерлоком Холмсом, в тот момент, когда ему сообщал раздобытую информацию доктор Ватсон. Петр Михайлович продолжал:
- В той квартире, оказалось вот уже как 5 лет живет семья, которая и близко не знает Торжкова. Они мне рассказали, что купили эту квартиру через агентство, выложив для них довольно большую сумму, но в центре за такие деньги можно было купит квартиру только там. Я прошелся по соседям. Везде, практически, такая же ситуация. Никто не помнит старых хозяев, около пяти лет как въехали новые семьи.
Только в одной квартире оказалась молодая бойкая хозяйка, лет 34, красивая такая, - заулыбался Петр Михайлович, а Анна Ивановна ревниво глянула на него, - она не побоялась даже впустить меня на кухню и напоить чаем.
- Ну что дальше-то, - в нетерпении топнул ногой Федор Филиппович.
- А дальше вот что. Она рассказала, что эта квартира осталась за ней чудом. Раньше в ней жили ее старенькая бабушка, которая внезапно умерла от инфаркта, а квартира оказалась каким-то образом отписана агентству. Но эта бойкая женщина не растерялась и через суд восстановила свои права. Сама она жила всю жизнь со своими родителями в городе Ярцево, а смерть бабушки открыла ей дорогу к свободе. Поэтому она и отвоевывала ее через суд. Но, самое интересное в другом, оказалось, что она проводила почти каждое лето у бабушки. Поэтому хорошо знала всех жильцов. Женщина вспомнила, что, действительно, по адресу, который сказал пациент, жила семейная пара Торжковых. Но возраста они были приблизительно ее бабушки. Вспомнить про их сына она не смогла. Говорит, что они всю жизнь были одинокими. Никто их не навещал. То есть детей у них вообще не было. В остальных квартирах тоже жили уже одинокие старики, кто рассорился с детьми, у кого они были совсем далеко, а у кого и умерли. Так все квартиры и отошли агентству.
- Престранная история, - заметил Андрей Викторович.
- Да, более того, в паспортном столе Торжка, как сказал мой родственник милиционер, Петр Иванович Торжков не числится! И, боюсь, что всё же его объявят в розыск.
- Это дело несколько осложняет, - сказал Семен Кузьмич. – Но свои изыскания мы продолжим.

На следующее утро в газете Городок, выходящей ежедневно, сообщавшей все городские новости, Семен Кузьмич прочитал в милицейской сводке о «просьбе обратиться всех кто узнал этого гражданина» и была фотография Торжкова.
Анализы крови показали распад красных кровяных телец и повышение содержания токсических биологически активных веществ, сопровождающих деградацию ядов.
Итак, это был пик очищения организма от ядов, а всё происходящее с пациентом можно назвать «ломкой».
В таком состоянии любой эксперимент мог повлечь за собой печальные последствия, а в свете последних событий, можно и за решетку попасть. Всё откладывалось на неопределенный срок:
- Анна Ивановна! Организуйте, пожалуйста, дезинтоксикационную и сердечнососудистую терапию пациенту. Пусть он будет в своей палате, но подежурит возле него всё же психолог. Если сочтете необходимым. Петр Михайлович, то давайте ему успокоительное. Делайте, что хотите, но через два дня (и это последние), он должен быть готов к эксперименту!