Кино и немцы

Далеко в ростовских степях затерялся маленький городок с красивым названием, бывшая казачья станица.  Стоял он на пересечении трех рек и славился разнообразием пейзажа: тут были и скалы и леса, и холмы, и степи.  В советские времена, когда во всю силу работал завод – гигант металлургии, старые мазанки потеснили новые многоэтажные дома, как грибы после дождя росли магазины, детские сады, школы и больницы.  Именно в это время построили и инфекционную больницу.  Двухэтажное светлое здание с большими окнами, стоящее на въезде в город, стало даже своеобразной «визитной карточкой» города.
 
    И только сотрудники этой больницы,  да те, кому «посчастливилось» побывать в ней, знали, что уже на второй год после сдачи здания в эксплуатацию, стала осыпаться штукатурка, затем кафельная плитка, потом потрескался линолеум, стала выходить из строя сантехника и многое другое, что нашло отражение в огромной папке, которую завел главный врач и назвал:  «Думы и страдания инфекционной больницы».
 
   Папка все толстела, больница – ветшала.  Зимой в ней было холодно, так как большие окна невозможно было утеплить, а летом жарко, опять таки из-за окон во всю стену.
  Лето сотрудники больницы не любили.  Больных было много, а воды не было.  Вернее, не было ее в системе водоснабжения, то есть в кранах.  А в палатах она была – в ведрах и баках, куда ее из машины-водовозки ведрами перетаскивали санитарки.
 
    И вот, придя однажды на работу, Вера Ивановна  была встречена дежурной медсестрой, которая сказала:
- Тут у нас поступление.  Немцы поступают.
- Какие немцы?
- Да не знаю какие.  Они между собой по-немецки разговаривают.
- По-немецки?
- Да.  Но они и по-русски разговаривают тоже.  Принимать?
 
Приемник.  Мама, папа и ребенок лет трех.  Ребенку совсем плохо.  Его тошнит и позывы на рвоту. Бледный.  Родители испуганы.
 
     Оказывается, лет шесть назад, они жили в Таджикистане, и, когда там стало неспокойно, разъехались кто куда.  Эта семья уехала в Германию – благо, мать была немкой.  А их не немецкие родственники, отцовы, уехали сюда, в близлежащий хутор.  Шесть лет в Германии не прошли даром.  Родным стал немецкий язык.  Хорошо оплачиваемая работа, квартира, школы…Нет, семья не была богатой, скорее, со средним достатком, но все необходимое имела и помогала родственникам.
 
   И вот, через шесть лет, папа уговорил маму провести отпуск в России.  Знакомые ужаснулись:
- В Россию?!  Вы – сумасшедшие!
 
При оформлении виз им посоветовали купить страховку, специально для тех, кто выезжает в «проблемные» страны.  Страховка охватывала все: кражи, пожары, заболевания и многое другое.  Купили ее только потому, что настоятельно предлагали.
 
      Ну вот, сборы позади, впереди – дорога.  Из центра Германии до границы они доехали скоростным поездом за три часа.  Пересели в русский поезд, ужаснулись его грязи, пьяным проводникам и четверо суток добирались до нужного места.  
     Родственники жили в двухэтажном доме с «удобствами» на улице.  И как эта жизнь была непохожа на жизнь в Германии!
- Он пил квас!  А там сырая вода!  Сплошная антисанитария! – Рыдала мама, - Если бы я знала, мы бы не ехали сюда!
- Скажите, что нам делать с ребенком, и мы поедем домой, - спокойно говорил папа, одновременно пытаясь сунуть врачу в карман немецкие марки.
Ну и ситуация!  Кино, да и только!
 
После осмотра ребенка Вера Ивановна решительно заявила, что необходима госпитализация.  Ребенку надо промыть желудок…
- Под наркозом?
- Нет, эта манипуляция проводится без наркоза.
- Какое варварство!  Он не выдержит!  Это обязательно?
- Обязательно!  Зато я не буду назначать уколы.
- Так мы будем находиться в этом сарае?
- Придется.  Других условий у нас нет.
 
Вера Ивановна решила сообщить о поступлении необычных пациентов главному врачу.  Седовласый, крепкий старик, помнивший взятие Берлина, нахмурился, потом вздохнул и сказал:
- Ты вот что сделай.  Посели их в бокс – люкс, который отремонтировали к пятидесятилетию победы над Германией, для ветеранов Великой Отечественной войны – будут первыми жителями этой палаты.  Неудобно перед иностранцами.
 
Лучший бокс больницы не произвел на немцев должного впечатления.  Тут, как раз, зашла санитарка с двумя ведрами воды и спросила:
- Хватит, или еще принести?
 
Этот невинный вопрос вызвал шок.  Немка кинулась к крану:
- А это что?  Почему вода не идет из крана?
- Да летом ее не бывает.
- Но как может инфекционная больница быть без проточной воды?
- Да мы уж пять лет без воды и ничего.
 
Тем временем привели ребенка после промывания желудка.  Он плакал, и что-то говорил по-немецки, наверное, ругался.
  После короткого размышления Вера Ивановна решила в палате оставить индивидуальный пост в виде опытной медицинской сестры, которой было поручено все: дача лекарств, забор анализов и даже выпаивание ребенка.
 
Потихоньку сутолока улеглась, ребенок заснул.  Продолжался обычный день.
    На следующее утро ребенку стало значительно лучше, и он даже сказал пару русских слов.  Его мама уже улыбалась.  Она предупредила, что они связались с Германией, воспользовались страховкой и, скорее всего, сегодня решится, когда и как их заберут отсюда.
 
  Не успела Вера Ивановна обойти и половины пациентов, лежащих в больнице, как подбежала медсестра и испуганным голосом произнесла:
- Там звонят!  Говорят по-ненашему!  По-русски только три слова говорят: Вашу фамилию, имя и отчество!  Наверное, иностранцы просят Вас к телефону!
 
Доктор берёт трубку:
- Ало!
- Шпрехен зи дойч?
- Найн, ихь шпрехе дойч нихьт!
- Ду ю спик инглиш?
- Ноу, май инглиш изнт вери гуд!
Как стыдно!  Но где было изучать английский?
 
  Трубка после короткого замешательства заговорила на  смеси украинского, русского и немецкого:
- У вас есть вода?
- Есть.
- А правда есть то, что воду носят на руках?
- Правда.
- Как есть чувствовать себя ребенок?
- Лучше.
- Какие есть симптомы, когда прибыл вчера на больницу?
- У ребенка была высокая температура, рвота.
- Что есть рвота?
- Рвота?.. Рвота – это выброс пищи из желудка через пищевод наружу.
- Что есть выброс?  Ну, ладно…
- Еще у ребенка слабость, диарея.
- Как лечение есть ребенок?
 
Вера Ивановна стала перечислять названия медикаментов, и была удивлена тем, что лекарства, которые как казалось, использовались во всем мире, в Германии совершенно неизвестны.  Опрос продолжался:
- Что есть обследование?
- Общий анализ крови…
- Нет, кал, в нем что-нибудь видно?
 
Врач замешкалась с ответом, не понимая, что они хотят услышать.  Последовало уточнение:
- Какой микроб в нем виден?
- На пятый день виден будет.  Результаты бактериологического посева только на пятый день будут.
 
Трубка попрощалась и попросила пригласить к телефону «матку ребенка».
Немка говорила быстро и обиженно.  Школьных познаний Веры Ивановны в немецком языке хватило на то, что бы понять, что она просит как можно скорее забрать их отсюда, из этой варварской страны.  Антисанитария.  Это слово звучало постоянно.
 
  К вечеру следующего дня перезвонили из Питера и уже по-русски объяснили, что завтра, специальным самолетом, вся немецкая семья убудет, а немецкая сторона просит выставить счет, который с удовольствием оплатит.  Сработала универсальная страховка.
 
  На прощание немцы принесли коробочку конфет.  Сказали, что в эту варварскую страну больше не приедут.  Но коллективу больницы - благодарны.
   Давно уже это было.  Но две мысли не дают  покоя Вере Ивановне.
 
Первая – иностранные языки надо знать.
Вторая – за шесть лет жизни в Германии эти люди забыли все хорошее, что происходило с ними в течение 20 – 25 лет в нашей стране…
 
Грустно.  Грустно…