Потерявший память. часть VI

7.
По всем каналам весь день говорили обо мне как о сенсации. Я даже ощутил себя человеком из будущего. Но вместе со знаменитостью в моей душе всё больше нарастала тревога. Тревога была неясная. Сердце учащенно билось, где-то в солнечном сплетении щекотало. Словно организм пытался меня предупредить, что здесь что-то ни так. Всё изменилось и идет не по той плоскости. Однако, я сам ничего не мог понять. Интуиция не сотрудничает с мозгом и не может передать ему картинку ожидаемого. Я не нашел ничего лучше как попытаться заснуть.

Долго ворочался с боку на бок, прокручивая в голове всё, что происходило со мной в последнее время и всё, что я успел вспомнить. Было далеко за полдень, но еще и не вечер. До новостей оставалось несколько часов. Я убедил себя поспать.
Сон был тяжелым. Мне всё время казалось, что я ползу по насыпи вдоль рельс, а меня настигает поезд, который движется по камням, а не по рельсам. То вдруг я осознавал, что это всего лишь сон и мне пора давно проснуться, чтобы посмотреть новости, я силился открыть глаза, но ничего не получалось, и я вновь погружался в тяжелую дрему.

Когда, наконец, я окончательно и тяжело проснулся, то в палате было темно, а моя голова «трещала» от боли.
Последнее, что я помню: я сел в кровати и потянулся к прикроватной тумбочке за пультом от телевизора, как внезапно кто-то зажал мне рот и нос тряпкой с резким запахом…
Я очнулся в каком-то чулане. Так, по крайней мере, мне казалось. В этом помещении не было ни окон, ни мебели. Возле стены лежала какая-то домашняя утварь, а я находился на деревянном топчане. Мои руки и ноги шевелились без проблем. Голова слегка кружилась, и меня немного подташнивало, но в целом я был в порядке.

Теперь настало время осмыслить то, что со мной произошло. Я закрыл глаза и попытался вспомнить всё еще раз. Нет. Ни малейшей зацепки. Может меня, похитили конкуренты ученые или журналисты. Еще очень хотелось верить, что таким оригинальным образом меня спрятали свои ученые: Петр Михайлович или еще кто-то.

Я не знаю, сколько времени провел в кромешной тьме.
Внезапно мне в глаза ударил яркий сноп света. Я зажмурился от боли и инстинктивно закрыл ладонью глаза.
Человек, вошедший в мой чулан, приказал мне следовать за ним. Выходя на свет, я всё еще был ослеплен, поэтому ориентировался на ощупь и звук шагов. Постепенно мои глаза смогли привыкнуть к свету, и я разглядел спину своего провожатого. Это был высокий широкоплечий человек, одетый в теплый свитер, теплые штаны, заправленные в джурабы. На ногах полусапожки. Мы поднимались с ним вверх и вверх по довольно крутой лестнице. Периодически, как в типовых многоэтажках, мы проходили мимо коридоров, ведущих, видимо, в комнаты.

Достигнув нужного нам этажа, мы зашли в приоткрытую дверь, за которой действительно был ряд комнат. В одной из них развалившись в кресле, сидел крепкий коренастый мужчина с густой седой бородой и усами. Одет он был в рубашку, поверх свитер, штаны из дорогой ткани. Увидев меня, мужчина указал на кресло напротив него:

- А-а-а, Мирам, проходи, садись. Рассказывай, как дошел до такой жизни.
Он смотрел на меня, но обращался-то неизвестно к кому. Я посмотрел на моего сопровождающего. Он был явно моложе и беднее того, что сидел в кресле. Он подтолкнул меня:
- Садись, Мирам, садись.
В комнате больше никого не было, и я решил, что «мирам» - это что-нибудь вроде «парень». Если им удобно, то пусть обращаются так ко мне.
- Ты, Мирам, извини, что по-тихому тебя забрали. Но больно уж опасность большая была, что беда с тобой случится.
Я только пристально посмотрел на него.
- А что, Мирам, совсем меня не узнаешь?
- Простите, мне кажется, что Вы меня с кем-то спутали. Меня зовут Петр Иванович Торжков. И я никогда Вас раньше не видел, - пожал я плечами.
- Ох, Арсен, эти черти всё же перепрограммировали его, - обратился он к моему сопровождающему.
- Да, Бувайсар, худшие опасения сбываются.
- Такой прокол!
- А что, Петр Иванович, и в самом деле меня не помнишь?
- Нет. Не помню. Хотя последние три года жизни я и так не помню.
- Ну что ж, раз ученые не смогли тебе напомнить, хотя змеи постарались, то я тебе точно напомню. Арсен, уведи его в медкабинет. Пусть прививку поставят.
- Э-э, мы так не договаривались, - запротестовал я, судорожно вжавшись в кресло.
- Не волнуйся, друг, у нас тут особый климат. Посторонний должен адаптироваться, а то заболеть можешь. Ты – наш друг, мы только добра желаем. Веди его Арсен.
Арсен был гораздо больше меня. И взгляд у него был суровый. Я не представлял, где нахожусь. Но понимал, что спорить с этими людьми бессмысленно. Вся моя жизнь была в их руках.

Когда Петр Михайлович с Федором Филипповичем и главврачом пришли к пациенту, чтобы его выписать из отделения, то к всеобщему изумлению обнаружили, что его нет. Допрос постовой медсестры ничего положительного не дал. Когда она пришла на смену, то пациент в палате был. Она заглядывала, чтобы расспросить его о самочувствии, но он крепко спал, поэтому будить его она не стала. Из посторонних в отделение заходил только онколог. Он обычно приезжает во второй половине дня из онкодиспансера и консультирует нуждающихся больных.
- Еще приходила Лада Иосифовна, - продолжала медсестра.
- Кто такая? – удивился главврач.
- Наша? – не менее удивленно спросил Федор Филиппович.
- Да, она у вас техничкой работает. Она приходила с санитаром и каталкой. Сказала, что Вы, Федор Филиппович, распорядились пациента увезти на обследование. Мы зашли в палату, но его уже не было.
- И почему сразу мне не сообщили! Вы же знаете, что в отделении карантин! – «набросился» на медсестру главный врач.
Она заплакала от испуга:
- Я же не могу всех удержать. Я думала, он вышел покурить, а потом вернется в палату. Я собиралась Вам сообщить, если его к полуночи не будет.
- И что же с Ладой Иосифовной, - нетерпеливо перебил их диалог Федор Филиппович.
- Да что. Они подождали немного, и ушли без пациента. Они еще мне написали телефон на бумажке, чтобы я позвонила, как он появится.
- И сколько уже пациента нет, - строго спросил Петр Михайлович.
- От момента, как мы обнаружили его пропажу – четыре часа.
- Принесите мне номер телефона, который Вам оставила Лада Иосифовна, -попросил медсестру Федор Филиппович.
Когда она ушла, он обратился к главврачу и Петру Михайловичу:
-Ну вот что, Петр, подключай своих друзей из милиции. Дело здесь не чистое. Да телефончик там пробей. Я вызову Анну Ивановну, чтобы она здесь на всякий случай подежурила. Хотя глубоко сомневаюсь, что его вернут, - Федор Филиппович сделал многозначительную паузу. – Медсестру не думаю, что стоит наказывать. Тут слишком много заинтересованных, чтобы она могла пациента уберечь. А вот обследовать территорию больницы нужно, да охранников порасспросить. Сможет Ваша служба безопасности это сделать, - спросил ученый у главврача.
Медсестра протянула телефон, который взял Петр Михайлович. Главврач сказал медсестре:
- Я выношу Вам предупреждение. Впредь относитесь более ответственно к своим обязанностям. И все трое удалились из отделения.

В кабинете у главного редактора «5 канала» разрывался телефон. Ему звонили со всех сторон. Разъяренные коллеги журналисты с других редакций спрашивали, ни его ли это рук дело, что к пациенту нет допуска. Позвонил спонсор и потребовал немедленно предоставить бумаги по делу Торжкова.
И в довершение ко всему позвонил старший из группы журналистов, снаряженных за добычей новой информации о Торжкове Феклов Леонид:

- Шеф, у меня плохие новости.
- Что еще, - раздраженно, с замиранием сердца спросил редактор.
- Торжков исчез.
- То есть, вы его смогли оттуда вытащить?
- Нет. Он сам исчез. Мы прождали его четыре часа. Пациента нигде нет.
- Оставь там возле отделения кого-нибудь из группы. Остальные – на поиск бумаг. Времени нет. Объявлена большая охота.
Леня понимал, если объявлена большая охота, то тот, кто будет первым, окажется в выигрыше.

Петр Михайлович побежал домой к своему другу. Смена уже явно закончилась и друг должен быть дома. Федор Филиппович сидел у себя в кабинете и перебирал документы о Торжкове, чтобы их надежно спрятать. Он еще не решил где, но, скорее всего, дома. И тут раздался пронзительный звонок. Федор Филиппович подпрыгнул на кресле. Его сердце учащенно забилось, и он – атеист, рьяно перекрестился. Звонили из реанимации. Семен Кузьмич скончался.

Федор Филиппович судорожно вдохнул воздух, наспех закрыл кабинет (на один замок, а не на два, как обычно) и направился быстрым шагом в реанимацию. Он еще надеялся, что это ошибка.
В реанимации Семена Кузьмича уже перекладывали на каталку, чтобы отвезти в морг. Как сказал, дежуривший врач, аппаратура, подававшая кислородную смесь в легкие семена Кузьмича, вышла из строя. Ее приводили в порядок от силы минуты три, но этого хватило, чтобы уже не вернуть к жизни Семена Кузьмича.
- Федор Филиппович, Вы же близкий друг семьи Семена Кузьмича. Сообщите, пожалуйста, его жене о случившемся.

Федор Филиппович чувствовал себя старым, усталым и вконец разбитым. В голове током крови пульсировала только одна мысль: «Нужно сообщить жене Семена Кузьмича о его смерти».
Федор Филиппович зашел в свой кабинет, рассеянно не заметив, что он открыт. Оделся и пошел на улицу. Документов уже не было на столе, но он и этого не заметил. А может последнее как раз и сыграло злую шутку с вниманием Федора Филипповича, как уже думал он после, когда пришел их забирать. Ведь если бы он увидел их тогда на столе, то непременно бы наклонился собрать, а так он и не подходил к столу, под которым в это время, затая дыхание, сидела Лада Иосифовна.

Лада Иосифовна без труда открыла с внутренней стороны замок и с документами в обнимку отправилась через черный ход на территорию внутреннего дворика института, где ее ждали журналисты. Она вышла на улицу, уже было темно. Она огляделась по сторонам. В ярком свете луны хорошо просматривались деревья и тени бросаемые ими. Но журналистов нигде не было. Это насторожило Ладу Иосифовну. Однако, надежда получить вторую часть денег ее гнала вперед. Женщина решила, что, скорее всего, журналисты замерзли ждать ее на улице и отправились в машину греться. До дороги нужно было пройти по темному неосвещаемому промежутку между зданиями. Лада Иосифовна даже обрадовалась, что есть этот промежуток, ведь тогда ее точно никто не заметит.
Она быстрым шагом направилась в сторону дороги, где была машина журналистов. Входя из света в темень, Лада Иосифовна на какое-то время потеряла способность видеть.

На это очень рассчитывал спецсотрудник ФСБ. Он давно уже ждал здесь Ладу Иосифовну, которая поступила в разработку в то самое время, когда мелькнула в кадре телевизионного выпуска новостей о Торжкове. Полковник Илларионов, командовавший «Отделом особых разработок» федеральной службы безопасности, собрал экстренное заседание офицеров отдела. Была сформулирована и поставлена задача особой важности: немедленно вперед журналистов изъять у ученых все материалы, касающиеся воздействий на сознание и память.

Полковник Илларионов еще с погон лейтенанта метил в генералы, сейчас ему представился такой особый случай. К тому же полковник хорошо понимал, что все спецслужбы мира разрабатывают подобные направления влияния на мозговую деятельность человека. «Если это всё не блеф, то мы опередим все страны намного вперед! Оставить материалы ученым – значит отдать первенство ЦРУ», - мыслил полковник Илларионов.
Пятеро сотрудников «Отдела особых разработок» в тот же вечер отправились разыскивать документы и обезвреживать «опасный источник информации». Для ФСБ нет преград. Информаторы есть везде. Везде действуют безотказно «красные корочки» сотрудника.

Группой командовал подполковник Волков, это опытный спецназовец, прошедший суровую школу в «горячих точках». Как только вычислили Ладу Иосифовну и установили слежку за журналистами, параллельно был проведен сбор информации об ученых, занимавшихся делом Торжкова. Ученые в связях с иностранными организациями замечены не были, но слежку за учеными установили, на всякий случай. Сразу арестовывать всех замешанных и «подозреваемы» не было смысла. Подполковник Волков рассудил, что любой на допросе может «закрыться» и не дать информацию о том, где находятся материалы эксперимента. Волков приказал использовать журналистов и Ладу Иосифовну как «подсадную утку».

Журналистов уже «обезвредили», теперь они находились на допросе у подполковника Волкова. Капитан Синицын ждал у главного хода. Майор Кротов во внутреннем дворике.
Лада Иосифовна, ослепленная тьмой, сделав два шага в темном промежутке, замерла на месте, от страха не в силах закричать, ее сердце бешено билось, во рту пересохло, ноги подкашивались. Сзади, в затылок ей уткнулось холодное дуло пистолета. Она прежде почувствовала горячее мужское дыхание, а затем услышала голос:

- Стоять на месте. Тихо! Вы арестованы в совершении преступления. Отдайте мне документы. Медленно.
Лада Иосифовна уже привыкла к темноте, но пистолет, упиравшийся ей в затылок, не давал повернуться и совершенно обезволил миролюбивую женщину. Она отдала тетрадки и журнал. Майор Кротов в целях безопасности заклеил скотчем рот Ладе Иосифовне. Взяв ее под ручку, дуло пистолета ткнул в бок женщине, приказал идти к дороге.
Майор Кротов не зря опасался, он знал, что недалеко от института находится кафе и в этот час на улице может быть много народа. Обычное отсутствие лампочек в фонарях помогло скрытно достигнуть машины.
- Подполковник Волков? Говорит Майор Кротов. Задание выполнено. «Несушка» взята.
- Молодцы. Приступайте к плану «Голова».
Кротов по рации вызвал Синицына. Майору Вершинскому, находящемуся в другой машине, Кротов передал приказ Волкова.
- Ну, черт! Опять не спать ночь. Сколько у нас в списке? Пять да?
- Нет, четверо.
- Почему? Пятеро занимались этой темой. Мы же выясняли.
- Один сегодня умер. Их начальник.
- Слава Богу. Одной проблемой меньше.
- Давайте, разделим адреса. По два. Мне еще эту тетку надо отвезти в Отдел.
- Доставай список с адресами. Будем делить, - мрачно усмехнулся Вершинский.

Арсен, привычно толкая меня в спину, завел в чистую комнату, насквозь пропитанную каким-то химическим запахом. Мое сердце учащенно забилось, а голова закружилась, как только я сделал несколько шагов и увидел черное кожаное кресло. К спинке кресла шло множество проводков, а за ним стоял какой-то аппарат.
- Я в кресло не сяду, - ультимативно сказал Арсену.
- И не надо. Садись вот сюда к столу. Сейчас придет медсестра прививку сделает.
Арсен сел рядом. «Успокаивающе» положил тяжелую руку на плечо.
Через несколько минут в кабинет зашла женщина, одетая в белый халат и медицинскую шапочку. На ее лице была марлевая повязка, закрывавшая рот и нос. Она улыбнулась одними глазами и холодным голосом спросила у Арсена:
- Первый сеанс?
- В этот раз первый.
Она молча набрала что-то в шприц и подошла ко мне:
- Положите руку на стол. Это не больно. Вам будет приятно.
- Это от простуды?
- Конечно.
Она наложила жгут. Обработала кожу над веной и ввела мне препарат.
- А теперь посиди спокойно.
Она говорила с легким акцентом.
Но сейчас ее голос казался самым чарующим на свете. Мне было приятно и легко. Голова слегка кружилась.
- Как себя чувствуете? – спросил дивный голос.
- Превосходно, - улыбался я.
- Теперь можно его увести. Завтра, Арсен, на час раньше приведешь для второго сеанса.
Меня вернули в темнушку. Где я тот час же уснул.
Мои сны были причудливы и так же легки, как мое состояние.
Каждый последующий день меня водили на укол. И вся моя жизнь превратилась в ночь и ожидание укола, я даже во сне ждал, когда мне сделает эта чудная женщина укол. Я и сам не почувствовал, как постепенно мое сознание гасло, я начинал существовать. У меня не было никаких желаний, кроме укола. Пища, которую меня заставляли есть – была безвкусна и я, мне казалось, мог без проблем обойтись и без нее. Но мне приносили всегда еду и заставляли есть.
Я не знаю, сколько времени продолжалось мое «волшебное» существование. Но как-то после очередного укола меня посадили в кожаное кресло с проводками.

Торжков сел в кресло без доли сопротивления. Он так же пьяно улыбался, как и после первого укола. Арсена это насторожило, но Медея – медсестра – сказала это оттого, что Мираму уже второй раз проводят курс.
Торжкову привязали руки и ноги, в рот сунули капу. На голову одели шлем.

«Я почувствовал, как содрогается мое тело. Резкая головная боль на время отключила все функции и ощущения. Я не видел, не слышал, не понимал. Вдруг внезапно я очнулся и понял, что со мной происходит. Я отчетливо вспомнил, как сюда попал, и что мне вводят какое-то лекарство. Я увидел себя, как будто со стороны, и вспомнил, что я жутко боюсь всяких проводков. Следующий разряд сильной головной боли и судороги конечностей мне освежили память последних трех лет. Я явственно увидел эту комнату, эту медсестру, Арсена и Бувайсара, еще каких-то людей. Увидел себя с автоматом, стреляющим в человека в форме десантника…»

Третий разряд тока, пропущенный через Торжкова, выключил его сознание полностью. Медея ввела ему какой-то укол, и он опять очнулся. Но уже не улыбался.
- Ну и как тебя зовут?
- Торжков Петр Иванович, - монотонно ответил Торжков.
- Где живешь?
- Не помню.
- Что с тобой случилось?
- Не помню.
- Как ты здесь оказался – не знаю.
- Стрелять умеешь?
- Не знаю.
- Ну и что ты, Медея, на это скажешь?
- Придется еще курса два провести. Неизвестно, что там с ним эти врачи сделали. Проще было его закопать.
- Не, Бувайсар сказал, что такой материал жалко терять. Его же искали «органы». Вот нам и пришлось его отпустить. Кто ж знал, что такой поворот будет. «Органы» перестали искать, зато ученые выискались, - он сплюнул на пол.
- Эй, Арсен, постой, что ты делаешь! Здесь чисто!
- Прости, женщина, забыл.
- Ладно, отводи его. До завтра.

«После процедур я теперь почти не спал. Мой мозг был пуст, как выеденный орех. Я тупо смотрел в темноту и ничего не чувствовал, ни о чем не думал. Мне было всё равно, где день, а где ночь».

На третий день сеанса с током. Арсен наконец-то добился желаемого результата. В очередной раз задавая вопрос: «Как тебя зовут?», он услышал нужное:
- Не помню.
Теперь что бы ни спрашивал Арсен, пленник ничего не помнил.
- Запомни! Тебя зовут Мирам. Твой хозяин Бувайсар и ты должен ему подчиняться. Повтори.
- Меня зовут Мирам. Мой хозяин Бувайсар. Я должен ему подчиняться.
- Умница, детка.

Еще три дня Торжкова-Мирама программировали: давали пить специальные таблетки и внушали «что он».


8.
Подполковник Волков уже битых 6 часов вел допросы журналистов и Лады Иосифовны. Все твердили одно и то же, что ничего не видели, ничего не знают. Вся та информация, которая есть в новостях – единственное, чем они владеют. Детектор лжи тоже ничего не показал. Волков посоветовал им хорошенько забыть эту историю с Торжковым. Если они попытаются хоть что-нибудь вставить в телепередачи, то им гарантированна тюрьма, какая бы она ни была. Хоть в земле. Волков заставил их подписать бумаги о неразглашении государственной тайны.

- Смотрите. Теперь что бы вы ни сказали – вы шпионы и изменники Родины.
Измотанных журналистов и Ладу Иосифовну отпустили по домам, припугнув напоследок, что у них в квартирах стоят «прослушки», а их самих будут контролировать, чтобы в нужный момент арестовать.
Волков уже устал. Но «сладкий привкус жертвы» всё еще был где-то на кончике языка. Предстояло самое любопытное – допросить ученых.
Волков вызывал их по одному. На каждого смотрели три пары глаз: Волков, Кротов и Вершинский. Каждому бил в глаза свет настольной лампы, и врезались пружины обивки стула), от метод придумал сам Илларионов).
- Федор Филиппович! Смотрите мне в глаза, - приказал Волков.
- Вы должны мне всё рассказать об эксперименте.
-Что именно?
- Всё. Вы знаете.
- Ну, - замялся Федор Филиппович и опустил глаза.
- Без ну! Тут же шлепнул с размаху ладошкой Вершинский по плечу ученого.
Федор Филиппович, вздрогнув, обреченно поднял на Волкова глаза.
- Мы пытались вернуть пациенту память. Применяли специально электроимпульсную терапию…
- Вы сможете воспроизвести?
- Наверное. Это мы делали в первый раз. Ничего нельзя сказать уверенно.
- На память сможете?
- Вся информация хранится в тетрадях и журнале.
Тут Федор Филиппович подскочил с места.
- Мне нужно уйти. Я совсем забыл, куда убрал тетради и журнал. Вот черт не помню – паниковал Федор Филиппович.
- А без журнала? – настаивал Волков.
- Нет! Это катастрофа. Там все расчеты. Я же ни один работал…
- Вы были главным?
- Нет. Главный – Семен Кузьмич. Он скончался. Я как раз его жене вечером сообщил об этом.
- Вершинский, квартиру этого Семена Кузьмича обыскали? Нет? Разгильдяи! Срочно отправляй группу!
- Что вы делали в эксперименте? Какую работу?
- Я нейрофизиолог. Помогал разрабатывать программу.

Волков из диалога с нейрофизиологом понял одно. Этот будет партизанить. Значит, придется применить к нему секретный метод. Однако нужно было еще выяснить у остальных ученых – нужен ли к кому-нибудь такой же секретный подход.
Вскоре Волков убедился, что каждый из них делал свою работу очень хорошо, но всё соединял в общую идеологию Семен Кузьмич.
Каждый из ученых представлял значительный интерес для ФСБ. Особенно в составе их полной команды. Подполковник Волков и сам умел хорошо собирать пазлы. Ему было бы достаточно, чтобы эта четверка выполняла каждый свой раздел исследований. Подполковник Волков прекрасно осознавал, что Отдел, благодаря этим ученым, может подняться на значительную голову вверх и тогда командование от Илларионова перейдет в руки Волкова. Илларионову, конечно, дадут повышение.
Из всех ученых на допросе более замкнутым оказался Андрей Викторович. Волков понял одно: он был одним из основных разработчиков электроимпульсной волной терапии, учитывая его специализацию. А, следовательно, мог представлять угрозу.
-Андрей Викторович, - давил на психику Волков, - Вам как ни кому другому известно, какую частоту и длину волн электроимпульсного воздействия Вы, именно Вы, устанавливали для пациента. Какую?
- Я не помню. У меня плохая память на цифры. Мы всё записывали в журналы.
- У Вас дома есть эти журналы?
- Нет! Нам не разрешал Семен Кузьмич забирать материалы с собой. Они все хранились у него.
- Не правда. Как же вы писали статьи. У нас есть одна Ваша статья.
- Статью редактировал Семен Кузьмич. Если она у вас, то Вы должны были заметить, что там нет конкретных цифр. Лишь описание пилотного исследования.
-Андрей Викторович, куда Вы спрятали тетради с записями.
- Я их не брал, - начинал раздражаться ученый.
- Андрей Викторович, пока Вы нам не скажите точные данные, или где они находятся, мы Вас не отпустим.
- Я, действительно, ничем помочь вам не могу.
- А вот Ваши коллеги утверждают, что Вы – гениальный ученый. Всё отлично запоминаете и быстро ориентируетесь в ситуации.
- Я думаю, что это так. Но ни в том случае, когда столько много цифр. Я же вам объясняю, - ученый обвел взглядом всех офицеров, - это исследование мы проводили в первый раз – подбирали всё наугад. Я, естественно, не запомнил.… Хотя, если бы знал, что так всё обернется – постарался бы.
Волков решил, что самым верным будет установить на какое-то время за ученым слежку.
- Андрей Викторович, у меня к вам есть предложение, от которого Вы не сможете отказаться.
- Добровольно-принудительно?
- Вот именно – оскалился Волков. – Я предлагаю Вам возглавить Проект по инновационным исследованиям мозга в нашем Отделе. Мы составим Вам команду из тех, кого скажите. Особенно подумайте над теми людьми, которые уже работали с Вами. Я думаю, что Семен Кузьмич создал великолепную команду, а Вы сможете повести ее к новым высотам.
- Я могу подумать?
- А Вы сейчас как думаете? У Вас будет зарплата и чин. И плюс большие возможности…
- Когда я должен приступить?
- А вот это правильно. Сегодня подпишите бумаги. А завтра мы на «свежую голову» всё обсудим.
Волков умел воздействовать на психику. Измотанных допросом ученых с элементами гипноза он заставил подписать документы о неразглашении и вступление в сотрудничество с ФСБ. Даже силовые методы не понадобились.

Единственный, кто не поддавался гипнозу и долго сопротивлялся, был Эдуард Эдуардович, который умел включать «блок». Волков из рапортов своих подчиненных знал, что Эдуард Эдуардович занимается частной медициной «на дому». И, как водится, налоги не платит. Этот козырь, брошенный в конце допроса, угроза длительной тюрьмы и подробное упоминание о семье, заставили Эдуарда Эдуардовича согласиться на сотрудничество с ФСБ.
Обыск квартир ученых ничего не дал. Обыск кабинетов отложили на завтра. Тем более, что завтра уже приближалось. Волков объяснил каждому из ученых, что завтра на работу им не следует являться. А необходимо придти в Отдел ближе к вечеру.
Чтобы не уснуть Волков пил уже пятую кружку крепкого кофе. Сердце гулко стучало в груди, в глазах – «песок». Но следовало подумать, наконец, еще об одном: куда делся Торжков. Все утверждали одно – накануне был, а потом исчез. Медперсонал не видел, как он выходил. В милицию никто заявление не подал. Это и к лучшему. Так ФСБ никто мешать не станет. Но объявить по своим каналам Торжкова в федеральный розыск следовало. Волков отдал распоряжение Кротову, и лег на скамью, стоявшую в кабинете. Не смотря на выпитый кофе, Волков уснул моментально, только успев положить руку под голову.

Спустя несколько дней, Бувайсар собрал своих ребят на заимке, где подчиненные щедро готовили шашлык. Бувайсар сидел во главе стола, на улице, погода была относительно теплая. Настроение у Бувайсара было не ахти. Уж очень он не любил, когда из «радикальной группировки» приходили такие задания. Бувайсар давно понял, что за власть и деньги ему придется бороться. Случай не заставил себя ждать. По молодости во время учебы в институте на врача (его родители очень хотели, чтобы он был хирургом), Бувайсар попал в плохую компанию. В ней царили нацистские идеи и разрушительный дух хулиганства. Тогда же Бувайсар увлекся химией, которая помогала ему и товарищам делать шумихи и дымовухи и подкладывать их несогласным и противникам.

Потом Бувайсар понял, что химия может сделать гораздо больше, чем медицина. А тут еще его с дружком выгнали из института за прогулы и поведение. Бувайсар перевелся на химический факультет. Бувайсару было интересно. И на факультете он взялся за ум. Тем более, что дружков тут не было. Однако химиком он так и не стал. Сразу после окончания стал помогать отцу по хозяйству да по торговли (отец содержал свою лавку), но навыки химии не забыл, а также сохранил тягу к экспериментам.
В смутные времена все бывшие дружки-хулиганы Бувайсара оказались в повстанческой группировке, не забыв своих нацистских идеалов. У Бувайсара тогда из-за начавшейся гражданской войны резко упали доходы, поэтому помощь бывших дружков он воспринял с благодарностью. А благодарность нужно на хлеб мазать, вот теперь он и отрабатывает каждый заработок. Нет, отрабатывать не сложно. Всё поставлено. Да и химиком Бувайсар оказался хорошим.

- Я, ребята, собрал вас не спроста, - начал Бувайсар. Все устремили на него внимательные взгляды. – Исламисты, наши братья, вновь развязывают войну. Опять стали попирать наш народ. Свободы не дают. Подчиняться заставляют каким-то басурманам. Жить не на что. О, Аллах! Нам нужно опять идти в священную войну.

Он окинул всех и каждого по отдельности тяжелым взглядом:
- Готовы ли вы уйти в подполье и принести свою жизнь за нашу землю для наших детей и внуков?
Все к этому моменту уже успели выпить приготовленный Бувайсаром напиток, отметив его чудесный вкус и расслабляющий эффект. Теперь они преданно смотрели на Бу-вайсара и отвечали почти хором:
- Готовы.

Тем временем, пропавших девушек в городе уже практически перестали разыскивать. Объявив их статус «без вести пропавшие», что подразумевает прекращение следственных мероприятий до появления каких-либо-новостей о пропавших. Родители хватились девчонок в ту же ночь. Подруги, до которых дозвонились родители, сказали, что Ли-ля и Катя ушли вдвоем. Выходили они одни. Персонал клуба тоже опознал пропавших, но ничего подозрительного не заметил. Один случайный свидетель, правда, показал, что видел, как за девушками следом из клуба выходили двое мужчин, но подозрительного ничего не было. Итак, складывалась ситуация неизвестности. Были и сплыли враз.

Катю и Лилю, накаченных наркотиками, вертолетом привезли в дом Котэ. У Котэ был специальный препарат, который он достал за очень большие деньги. Этот препарат с лихвой окупил все расходы. Котэ вводил препарат Кате и Лиле каждый день, держа их в подвале, пока не прошло десять дней. А на десятый день Котэ увидел, что Катя и Лиля «превратились в куклы». У них не было желаний, они выполняли любую команду, вполне могли бы обходиться без еды. То, что надо. В этот же день Котэ связался с Папой.
- Девочки готовы, как договаривались.
- Хорошо. Завтра приедет мой человек. Отдашь их ему. Смотри только, сам не попорти товар.
- Да знаю я, - усмехнулся Котэ.
На следующий день девочки послушно сели в машину человека от Папы. Котэ дал им несколько флаконов препарата и сказал, что его нужно вводить теперь раз в два дня. Чаще нет смысла – совсем в траву превратятся.

Папа был лишь посредником. Заказчик был высокопоставленным чином одного из государств. Получив большую сумму за «товар», Папа отстегнул положенное Котэ, а тот выдал часть Георгию. Все довольны.

Доволен и заказчик. Он получил красивую и безотказную секс-игрушку. Которая впрочем, ему быстро наскучила и, в конце концов, он отдал ее в принадлежащий ему публичный дом, где она приносила неплохой доход, лишенная каких-либо чувств и способная работать многие часы подряд.

Но через несколько месяцев стали появляться побочные действия препарата, об этом заказчика предупреждал Папа, девчонка враз обессилила. Отработает час и лежит весь день никакая. На кухне толку от нее нет. Постоянно жалуется на головные боли. Красота стала исчезать. В довершении ко всему у нее обнаружили ВИЧ. Сейчас в этой чахнувшей женщине даже мама не узнала бы Лилю.
Тогда было решено пустить ее в «расход».

Как всегда намечались митинги оппозиции, ставшие волновать чиновника последнее время. Он чувствовал, как кресло под ним стало брыкаться, стараясь его сбросить. Он не мог себе этого позволить. Иначе ему придется отказаться от привычной жизни, а это болезненное падение. Лучше всего поселить смуту в ряды оппозиции. Преднамеренный взрыв с указанием на какую-нибудь организацию из их же числа. Лилю стали обучать. Память у нее значительно ухудшилась последние дни. Поэтому людям чиновника пришлось повозиться с Лилей. И вот в нужный день на нее одели пояс шохитки и, высадив недалеко от толпы протестующих, направили выполнять задание. Лиле было «запрограммировано», что на кнопку пуска она должна нажать только в центре толпы. Но препарат введенный ей на кануне (иначе бы она просто в лежку лежала) вызвал зрительные галлюцинации, и Лиля нажала на пуск, не дойдя до митингующих 50 метров….

Среди останков женщины, множества разлетевшихся металлических предметов, была обнаружена железная капсула, в которой лежала записка с указанием ответственности одной из экстремистских организаций.

Как позже выяснили следователи. Многие раненные видели женщину, одетую в мусульманскую одежду. У большинства сработал психологических эффект: если одежда мусульманская, то и внешность то же.

Во всех СМИ сказали, что очередная шохитка взорвала себя в знак протеста с митингующими.

Торжкову уже заканчивали курс «программирования». Он повторно быстрее его воспринял. Начисто забыл как его зовут и всё то, что было с ним в отделенный и ближайший период. Теперь несколько последних дней его обучали стрельбе, приказам, повиновению. Мирам запоминал всё хорошо. Через две недели обучения, он уже совсем свыкся с новой жизнью, как будто другой и не было.
- Здравствуй, друг, Мирам! Как самочувствие?
- Спасибо, хозяин, хорошо.
- Вот и отлично. Настала пора показать, чему ты научился. Враги на нас нападают. Завтра ночью выступаем на засаду. Будешь передовым.
- Так точно.
«Радикальная группировка» срочно требовала от Бувайсара пополнения рядов. Спецназовцы наступали по пятам. Хоть районы и горные, а хорошими людьми сейчас рисковать нельзя. Засвеченных всех уже убили. Новый никому неизвестный материал нужен.

Мирам пойдет тоже. Если и обнаружат его, то лишь дело закроют по его пропаже. Тоже хорошо.

На следующий вечер Мирама и еще несколько человек, угрюмо молчавших всю дорогу, повезли военным грузовиком в горы. Ехали почти всю ночь объездными путями. Но люди-машины накаченные препаратами с измененной деятельностью мозга, совсем не спали. Они находились в ожидании команды.

Бувайсар сам не поехал. Командиром был назначен его человек Николай. Как только до места прибытия осталось пятьдесят километров, Николай приказал остановить машину и двигаться всем за ним бесшумно. Они продвигались долго, петляя по невидимым тропинкам. Наконец достигнув нужного места: межхолмья, они залегли с автоматами наготове. Прибор ночного видения ничего не показал. Как только стало светать, в долине показалось небольшое движение зарослей травы. Николай решил осмотреться. Разведчиком послал Мирама. Николай рассуждал так: Мирам опытный он уже раньше воевал, что ему стоит еще раз сходить на разведку. И совсем не учел, что этот Мирам уже второй раз переработанный Торжков.

Торжков-Мирам получил команду двигаться бесшумно и разведать сколько противника. Мирам, передвигаясь от камня к камню, от дерева к дереву, где перебежками, где ползком, сумел подобраться близко к спецназовцам. Оказалось, что их 15 человек плюс один, одетый в черное, и очень худой, небольшого роста. Мирам силился понять кого же человек напоминает… Женщина?!
Внезапно Мирам услышал за спиной шорох, он резко повернулся и открыл очередь, увидев до этого за считанные доли секунды врага. Враг рухнул. Тут со всех сторон раздались автоматные очереди. Оказалось, спецназовцы давно заметили приближение повстанцев. Но они не знали сколько их, какая у них техника. И пока те не предпринимали действий, спецназовцы тоже выжидали. Место пребывания повстанцев выдал мелькнувший отблеск бинокля, который прикладывал к глазам Николай. Контрразведка показала, что повстанцы расположились в верхнем ущелье и их около 10 человек.

Торжкова сильно ранило, еще шесть повстанцев убило, 3 спецназовца оказались в потерях, раненных 10 человек. Торжкова спецназовцы забрали с собой, надеясь, что в госпитале он придет в себя и даст ценную информацию о повстанцах, как пленный.