Она проснулась...

Она проснулась – солнце светило в глаза через тонкую занавеску на окне. Постель была пуста, его рядом не было. Она забеспокоилась: неужели он опять просто исчезнет из ее жизни на несколько недель, месяцев, лет? Ах, нет же: вот его одежда, а в ванной шумит душ. Сладко потянулась – он здесь, больше ничего не надо для счастья. Улыбнулась.

Он вышел в одном полотенце на бедрах, по гладкой коже стекали капли воды, черные волосы были взъерошены: «Вижу, ты уже проснулась. Я как раз собрался уходить», - «Как, зачем?», - она искренне недоумевала. Надел брюки – будто свежевыглаженные (и почему его одежда не помялась?): «Я всегда ухожу, ты же знаешь. Твое преждевременное пробуждение моей манеры не изменит», - насмешливый тон – он всегда говорил с ней, как с ребенком. Рубашка – белоснежная, как всегда; пиджак – безупречен; часы – черные, в цвет костюма, и безумно дорогие; галстук – мастерски завязанный большой узел; ботинки – сияют, как новые. Она всегда запоминала его таким – совершенным, как картинка: и абсидианово-черные волосы всегда лежат, подчеркивая форму скул и бледность кожи, и глаза – почти черные, миндалевидные, но с резкими линиями и длинные, как на картинке, и ресницы – бархат в несколько рядов, и прямой, чуть острый нос, и тонкая линия губ – идеальная для такой формы подбородка. Идеальное лицо – и грешное выражение глаз. Она таяла каждый раз, только от воспоминания о нем.

Он никогда не имел привычки думать о чувствах девушек, с которыми спал. Он вообще не думал о чувствах людей – кто они, всего лишь муравьи, по сравнению с ним. Ему всегда нравилось наблюдать за миром людей: он смотрел на него, как человек может под лупой смотреть на муравейник, и иногда тешил себя развлечениями в нем – в последнее время (по его меркам – в последние лет 150), этот мир начал особенно его забавлять.