Огурцы Ларисы. Камень sve-tik*а. Белый цвет Айриш

Когда меня мучит бессонница, я считаю про себя, долго-долго. Это помогает. Ритм счёта сбивает доминанту памяти, рвущейся из моих глубин с отвратительным рёвом. Когда у меня приступы, я гашу их, сунув дрожащими пальцами в уши наушники. Музыка подхватывает, ласкает… Или я просто иду, выколачивая цокотом шпилек в каждый цок из себя по беде.

Во вселенной бьётся Великий Ритм Вечной Жизни, и мы, ушедшие от Него каждая своей частной походкой, захлёстываемые мотивами окружающих, пытаемся к Нему вернуться, когда нам плохо. Мы ищем Божественный Метроном, чтобы прервать болезненную, назойливую в нас пульсацию. Отвлекать может музыка, счёт про себя…

И побалтывание в стакане ложечкой Алинор.
И успокоительное присутствие Natocnkakom.
И порывистая искренность Ненси.
И белый цвет Айриш…
Позже я объясню, почему, приводя субъективные как бы факты, считаю их объективными. Но всё это - потом.

Я потеряла маленькое существо. Оно было живое. Теперь его имя на камне. Теперь без спроса, когда угодно, жуть наваливается на меня, и я бегу не зная куда: бегу по улицам, по кадрам фильмов, по клавишам ноутбука. Я ищу Ритма Вечности, что исправил бы сбивчивый крик моих чувств. Я наталкиваюсь на Баха и вместе с ним отчаянно, до утраты сил, стремлюсь вверх по лестнице, всматриваясь в сверкающие небеса и надеясь…

Но - не поспеваю за гением… Я всего-навсего женщина. Я валюсь на ступенях и плачу… После я подымаюсь, бреду вниз усталая. У меня много дел.
Я должна поливать огурцы.
Я ищу их везде. Летом я нахожу их на даче. А этой зимой я нашла их в «Юлии» у Ларисы: у ней запись, как их выращивать - огурцы. Обстоятельно, не спеша, описывается агрономия. Я читаю… и успокаиваюсь… и впадаю в ритм.

Вспоминаю лето… оно у меня всегда жаркое, так как я должна поливать огурцы. Потому что однажды наткнулась с разбега на стену и не смогла идти дальше, а то, что несла в себе, требует идти дальше, требует… Ну, а я - не могу… Я могу лишь выращивать огурцы. Потому что они растут быстро, а мне очень надо видеть стремительный рост живого, чтобы заботиться о живом. Во мне море любви, оно плещет, оно ждать не может! И с нетерпением я жду вечера, когда солнце валится в запад. Средь выжженных знойных полей – оазис моих владений. И огуречная грядка.
Огурцы растут быстро. Я, с лейкой, хожу, орошая их… Вчера огурцы были меньше. Сегодня они крупней. Я вижу: сегодня мои малыши окрепли и пополнели, они и здоровы, и счастливы; они в жёлтых цветах яркой радости. И мне радостно и самой. Я склоняюсь поправить плодики и прикрыть их, как одеяльцем, листьями. Им уютно здесь; с ними - мама. Мама их – это я…
Сверк поливочных струй радужен, и я думаю.
Думаю: не напрасен ведь человек, грандиозная храмина, сложенная из нейтронов и ядер, прошитая нуклеиновыми цепочками, свитая венами и одетая в кожи от Лучшего Модельера Вселенной. А потому, такой сложный, он, человек, думаю я, должен видеть прекрасно, слышать прекрасно, мыслить прекрасно… И должен жить бесконечно. «Не зря человек!» - я шепчу.

Потом застываю, вспомнив, как просто сминает смерть человека. Берёт – и сминает. И невесть куда катят атомы, скачут вслед им нейтроны, треплют по ветру лохмы порванных нуклеинов, и солнце белит чьи-то кости…
Я тогда никну и - не понимаю, ЗАЧЕМ человек.
Не понимаю: как Тот, Кто велел человеку быть, вдруг умерщвляет его, игнорируя нашу любовь, нашу боль, наши муки?!
Не понимаю, но не сдаюсь. Просто отказываюсь понимать и служить таким порядкам. Я вижу в них невыносимую и тупую жестокость. Я отворачиваюсь от них - и вслушиваюсь в речь безумцев, чтоб слышать нужную всем нам правду. И я вдруг хочу небывалого: я хочу, чтоб был РАЙ. Только там меня ждёт потерянное.

И тогда я шепчу, что РАЙ есть и что там нас ждёт самое дорогое и что если бы рая не было – его надо было бы выдумать. Я иду туда и зову с собой всех. У меня одной сил не хватит. Но вместе, все, мы дойдём!
Я думаю – и поливаю мои огурцы, назло Смерти творя ритуал Вечной Жизни.

Статья это? Или же частные дискурсы частной женщины?
Знаю: такой вопрос зададут. Я отвечу: тысячи лет назад частный Сократ на приватных пирах рассуждал о жизни, частный Платон описывал эти беседы в своих диалогах - и появлялась нужная нам, живая мудрость. Два века назад частный датчанин по имени Кьеркегор в муках любви к частной девушке начал ставшую позже общим для всех достоянием философию экзистенциализма. Частный Данте в частной тоске по своей Беатриче писал «Комедию».

И тогда я уверенно знаю, что частное и есть общее. Знаю, что у всего живого есть имя; имени нет у мёртвых. И потому я беседую в «Юле» с живыми конкретными именами, - не с правилами, образующими статью.
Правила не творят жизнь. Творим её мы. Я хочу, чтоб творили её мы - неумирающей.