Смотри, кому сказал!

Здание музыкальной школы, в которой я училась игре на фортепиано, было поделено на две половины. Одна его часть отводилась для нас, учащихся, а другая для детдомовцев. Не маленьких сопливых ребятишек, с тоской взирающих в окна на мимо проходящих прохожих, а здоровенных, успевших за последнее лето вымахать парней с хмурыми взглядами и огромными кулаками.
Не нужно объяснять, что чистенькие, культурно воспитанные подрастающие музыкантки боялись иногда подходить к этой самой школе, потому что частенько там околачивались почти уже дядьки, ну, и затрагивали трясущихся от ужаса девчонок в школьной форме и с папками в руках.

- А ну, покажь, че там в дневнике у тебя стоит? - однажды поинтересовался самый рослый среди своих сверстников верзила у моей подруги. - Доставай дневник, лошадь, не то щас в лужу окуну!
И подруга покорно показывала свой дневничок, испещренный отличными оценками, а я лезла за своим в пакет, и показывала его тоже, хотя меня никто не спрашивал о моей успеваемости.

Протиснувшись в здание сквозь толпу лузгающих семечки юнцов, толпящихся на крылечке, мы обе плакали и говорили своим учительницам о том, как нам страшно все время подходить к музыкальной школе, а также выходить из нее.
Если на улице стояла зима, то снежки не куда-нибудь, а именно в лицо, нам были обеспечены, едва мы только показывались на пороге школы. А о снеге за шиворот я уже и молчу, это был как освежающий, бодрящий и обязательный душ средь «жаркого лета».

Спасала нас тогда уборщица тетя Клава, которая выходила вслед за нами с огромной шваброй и кричала на парней и даже била их по их широченным спинам.
Парни, уклоняясь, смеялись и обзывали женщину, а мы тем временем улепетывали кто куда, радуясь тому, что еще легко отделались.

Как-то сидя в кабинете в одиночестве, и тарабаня какую-то пьеску, я случайно глянула в окно и увидела какого-то рослого детдомовца, с ухмылкой смотрящего на меня и демонстрирующего свой половой орган. Его брюки были спущены до самых колен, а трусы он многозначительно оттопырил, поигрывая своей гадкой штуковиной.

Конечно же, я отвернулась, в ужасе уставившись невидящим взором в ноты, но перед глазами у меня так и стояла эта безобразная сцена, вызвавшая во мне отнюдь не возбуждение, а жутчайшее отвращение ко всему мужскому роду, ведущему себя столь нагло и беспардонно.
Как только моя учительница вошла в класс, я рассказала ей об этом случае, и тогда весь педагогический коллектив вынужден был всерьез поговорить с директором детдома и предупредить о нехороших последствиях такого вот безобразного поведения.

- У нас здесь одни девочки!- говорила наша директрисса пожилому мужчине, исполняющему на тот момент обязанности воспитателя детдомовцев.- Вы понимаете, что может произойти, если ваши парни расшалятся до такой степени, что начнут бросаться на учителей, на взрослых женщин, о детях мы уже молчим.

Тогда неряшливо одетый полноватый старик устроил взбучку воспитанникам. Он выстроил их перед собой, и не стесняясь отвесил им внушительных оплеух со словами «выгоню всех к чертовой матери».
На некоторое время страсти улеглись...


..Поскольку в здании школы не было туалета, то все учащиеся, и учителя в том числе, ходили на так называемый двор, а именно к зловонному прямоугольному сараю, выполненному в стиле крохотной конюшни, и так же поделенному на две части М и Ж.
Однажды мне сильно приспичило и я поплелась на улицу. Никто не захотел пойти вместе со мной, а поскольку терпеть уже было невмоготу, я быстрым шагом проследовала к туалету, стараясь не запачкать свои ноги о грязь, которая «украшала» весь путь от школы до уборной.

Справляя нужду, я о чем-то задумалась, а когда увидела входящего в женскую часть туалета того самого парня, который на днях демонстрировал мне свою штуковину, мне показалось, что мое сердце лопнет на части от ужаса. Нахал, ухмыляясь, остановился напротив меня, и склонил набок голову.

Я покраснела, слушая характерное журчание струи, которую он пустил прямо мне под ноги.
-Смотри,- приказал он в то время, когда у меня тряслись все поджилки, а ноги отказывали держать. Я по-прежнему продолжала сидеть на корточках со спущенными трусами и не знала, как пережить весь тот позор, свалившийся на мою голову.

- Смотри, я сказал,- парень стал заметно нервничать. Несмотря на то, что все мои ноги были забрызганы его мочой, я так и не смогла сдвинуться с места или произнести хоть слово.
Внезапно в женский туалет вошел еще один детдомовец, и я поняла, что пропала. Это был тот здоровяк, который постоянно просматривал наши дневники.
Оценив ситуацию, он стремительно шагнул по направлению к своему товарищу и, как следует, пнул его ногой, обутой в грязный сапог, прямо в голый зад. Он очень жестоко бил своего не менее крепкого сверстника, пользуясь тем, что спущенные штаны буквально стреножили наглеца.

- Че сидишь, дура, - сказал мне неожиданный защитник,- подтягивай трусы и марш отсюда. Он отвернулся, пока я трясущимися руками попыталась привести свою одежду в порядок.
Тот день я запомнила на всю жизнь. И свой страх, который буквально парализовал меня в самый неподходящий момент, и нечаянную радость, когда этот самый верзила, спасший меня от позора, сказал однажды, серьезно глядя в глаза, что будет моим телохранителем.
Детдомовцев после куда-то перевели, здание расширили, и теперь оно принадлежит только музыкальной школе. Никто никого не пугает, и слава Богу.