Жизнь на вкус

Город… большой, многоликий, шумный. Город живет, дышит. Сегодня он дышит общением. Я же дышу сном. Спать хочется страсть, а надо ехать на встречу. Встреча причем сулит много приятного, желанная встреча, долгожданное общение, глаза, тем не менее, закрываются, хоть спички вставляй.
Метро. Шумное, многоликое, многолюдное. Я очень люблю метро. По нему как по венам город несет свою кровь, людей. Зацепившись за этот образ, мозг начинает рифмоплетствовать:
По грохочущим венам метро
Мчатся люди как города кровь
Я в потоке стою и зеваю
Жизнь вокруг в полусне созерцаю
Мысли начинают путаться, все труднее становится открыть глаза. Справа от меня доносится женский голос:
«Садитесь глубже, ничего, мы утрясемся». Слово «утрясемся» будит мое любопытство и меня вместе с ним. Открываю глаза и понимаю всю глубину слова «утрясемся». На сиденье, рассчитанном на три человека, сидят полноватая девушка, уткнувшаяся в учебник английского, с одного края и совершенно необъятная женщина с журналом кулинарных рецептов с другого. Между ними - островок, милый сердцу каждого пассажира метро, в том смысле, что туда можно присесть. У моей бабушки была поговорка: лучше плохо сидеть, чем хорошо стоять. Истинность этих слов в случае вышеописанного островка под большим вопросом, при всем уважении к бабушке. Он настолько мал, что с трудом уместил бы и человека хрупкого телосложения. Но все же принцип моей бабушки взял верх: молодая женщина с пышными формами облюбовала наш островок и силится на него приземлиться. «Утрястись» обещает гостеприимная читательница кулинарного журнала, поднимающееся тесто в летнем платье.
Любопытство удовлетворено, мои глаза опять захлопываются.
«Я живу в частном доме. У меня трое внуков. Старшая дочка живет отдельно, а младшая со мной. Никогда раньше не церемонилась с готовкой, а теперь каждый день: «Бабушка, что у нас вкусненького, бабушка, что у нас вкусненького?» Вот я и увлеклась. Это очень просто: берешь кефир, я его чуть нагреваю в теплой воде, чтобы не был совсем холодным…»
Хорошо поставленный голос диктует подробный рецепт кекса к чаю. Мастер-класс для всего вагона.
«Бывают рецепты неотработанные, по ним готовишь – а ничего не получается. А у Поскребышевой другое дело, у нее все рецепты отработанные»- доносится до меня сквозь сон.
Вот повезло: думаешь просто проехать к месту назначения, а тут – совершенно бесплатно, бескорыстно и с душой тебе расскажут «отработанный»(!) рецепт.
Интересно, может быть, все пассажиры уже достали блокноты и конспектируют, и только я сплю, постыдно и вопиюще. Открываю глаза. Нет, не конспектируют, но улыбаются. Украдкой. Примостившаяся слушательница внимает с интересом. Едем дальше.
«Что вы! Это совсем не сложно, запишите телефон, перезвоните мне, я вам продиктую,» - продолжается кулинарный монолог.
«Станція Лівобережна», - объявляет теплый и уютный голос положительного мужчины из прошлого. Интересно, в каком году записывали объявления станций и рекомендации «поступатися місцями людям літнього віку, пассажирам з дітьми та вагітним жінкам»? Неужели и в наше время есть люди с такими голосами из прошлого? Лівобережна. Значит можно подремать еще одну, две…пять станций.
О, откуда музыка? Бродячие по вагонам музыканты. Эльфоподобный длинноволосый скрипач и девушка с гитарой. В свободных одеждах, лица рассмотреть удается только мельком. Играют вальс из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Сам фильм я почти не помню, а вальс почему-то всегда пробивает на слезу. Красиво, кстати, играют, молодцы.
«Так вот, берешь два яйца…» - настойчиво пробивается сквозь звуки вальса, как бы намекая: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Меня разбирает смех. Встречаюсь глазами с белобрысым парнем в синей футболке, он тоже усмехается, качая головой.
Чувствую себя как в фильме Киры Муратовой. Вот она, жизнь. Живая, многоликая, во всем ее богатстве и разнообразии. Встретились и дополняют друг друга пища материальная и духовная, приземленное и высокое, то, что держит нас двумя ногами на твердой почве, и то, что позволяет если не взмывать в небо, то хотя бы на время отрываться от земли. Грустно было бы без одного, пусто – без другого.
Моя станция. Выхожу, улыбаясь.