Ирочка (продолжение)

Ирина молчала почти месяц, она не отвечала на вопросы матери, смотрела на Костика невидящими глазами, отказывалась от еды. Она подолгу не вставала с постели, почти не спала, и только отец мог заставить выпивать ее немного куриного бульона.
Ирина целыми днями лежала в комнате, укрывшись пледом. Она не могла ни о чем думать. Только текст Лешиной телеграммы огненными буквами горел у нее в воспаленном мозгу: « Я женился». Ей казалось, что горячие слезы наполняют ее всю, от макушки до пяток, но они почему-то не выливались наружу, а жгли ее душу до тех пор, пока она не вставала и, достав припрятанную бутылку, отпивала несколько глотков. Только тогда она могла забыться коротким сном.
Отец оформил в университете академический отпуск, а затем перевел дочь на заочное отделение.
Ирина родила мертвого мальчика. Мать успокаивала ее, украдкой вытирая слезы. А Ирина будто окаменела, ни одна слезинка не вылилась из ее глаз. Лежала одна в больничной палате, уставив глаза в потолок. Сердобольная нянечка принесла ей бутылку водки, и она выпила ее в туалете прямо из горлышка, ничем не закусывая. Пила, пытаясь забыть и свою любовь, и свою непутевую жизнь - поломанную и исковерканную,- и маленького, ни в чем не виноватого малыша, в смерти которого виновата только она.
Целый год Ирина восстанавливала силы. Отец купил ей путевку в Дом отдыха, в Подмосковье. Поехала она с неохотой, но ей неожиданно понравилось. Она много гуляла по живописным окрестностям, даже сделала несколько эскизов. Часто уходила к озеру, которое было расположено недалеко от Дома отдыха. Она подолгу сидела на берегу, смотрела на спокойные воды, понемногу оттаивая душой. Ни с кем из отдыхающих она так и не смогла сблизиться, поэтому большую часть времени проводила одна. Несколько раз к ней приезжал Костик. Привозил фрукты, сладости, испеченные мамой пироги. Несмотря на тяжелые переживания, Ирина оставалась привлекательной женщиной, и на нее засматривались мужчины. Но они оставляли ее равнодушной. Еще не перегорела в душе любовь к Алексею, любовь пополам с болью от его предательства.
Бывали дни, когда на Ирину нападала невыразимая тоска, она не могла никого видеть, ни с кем разговаривать. Она ощущала почти физически душевную боль. Тогда она шла в магазин, покупала водку, и запершись в комнате, благо жила одна, пила, пока хмель не позволял ей забыться и уснуть. Ирочка понимала, что это ненормально, что так не может поступать интеллигентная, уважающая себя женщина. Ирина знала, что мама давно обо всем догадывается, но молчит, хотя страдает невыносимо. Все это Ирина знала, понимая также, что до страшной болезни, именуемой алкоголизм всего один шаг, и что женщины спиваются почему-то быстрее мужчин. Знала, но поделать с собой ничего не могла, а, скорее всего не хотела, успокаивая себя тем, что когда все забудется, уйдет из ее души, тогда и бросит она эту проклятую привычку.
Окончила университет Ирина неплохо, прекрасно защитила диплом. Но тут грянула перестройка. Работу найти было невозможно. В школах платили мизерную зарплату. Наконец, Ирине удалось получить место учителя литературы, да еще подрабатывала частными уроками рисования.
Работа Ирине нравилась, да и ученики как-то сразу полюбили ее. Она была строгой, но могла к месту и пошутить, а то и подколоть ребят, хотя никогда не унижала детей. С коллегами Ирочка поддерживала ровные дружеские отношения, но ни с кем особенно не сближалась, держалась особняком. Тем не менее, ее уважали, знали, что в любой момент придет на помощь, поддержит. Кроме того, Ирочка оказалась замечательным специалистом. На открытые уроки к ней собирались многие учителя из школ района. Она умела грамотно и доходчиво подать материал, используя в работе различные методики проведения уроков, применяла игровые моменты, психологические игры, что тогда было внове и только входило в практику преподавания. Уроки у нее всегда проходили шумно, интересно, и приносили Ирочке неизменное удовольствие.
Работа поглотила ее полностью. Она делилась опытом работы, вела литературно-музыкальную гостиную, писала яркие статьи в вечернюю московскую газету, и даже пару раз выступила на учительской конференции.
Мама была довольна. По крайней мере, Ирочке было чем заняться. Дети, школа, она даже достала свой мольберт и иногда делала неплохие зарисовки. Казалось с прошлым покончено навсегда. В августе умерла бабушка, мамина тетка. Родственников у нее, кроме Ирочкиных родителей не было, и квартира в Кузьминках была завещана им. Отец сделал довольно выгодный обмен, поближе к их району и Ирочка перебралась туда. Конечно, мама не сразу согласилась на этот вариант.
- Может, будем сдавать? – Робко предложила она
- Мама, не волнуйся. Я знаю, о чем ты беспокоишься. Со мной будет все в порядке.
Ирочку поддержал отец.
- В конце концов,- сказал он твердо, - у нашей дочери должна быть личная жизнь.
Так Ирочка стала жить самостоятельно. Хотя мама продолжала всячески опекать ее. То пирог спечет, то пельменей налепит на ужин. Ирочка упрямилась, ей хотелось все делать самой, но потом махнула рукой. В конце концов, школа отнимала много сил и времени.
В конце октября она получила приглашение от заведующего районным отделом народного образования. Павел Григорьевич Митрофанов ждал ее у себя в кабинете к 15 часам. Цель этого приглашения его секретарша не сообщила, и всю дорогу до Районо Ирина терялась в догадках, зачем она понадобилась Митрофанову. Знакомы они с ним не были. Кажется, он пару раз бывал у них в школе, но Ирочка его не видела, он в основном общался с директрисой.
Павел Григорьевич принял ее учтиво, сам встретил у двери, проводил к столу, предложил чаю. Ирочка, отчего-то, засмущалась, щеки зарделись алыми маками. Она без конца закрывала и открывала замок сумочки, не зная, куда деть руки.
В последнее время Ирочка удивительным образом преобразилась. Из глаз исчезла безысходная тоска, отросшие волосы она закалывала наверх, открывая лоб и виски, отчего лицо казалось молодым, почти юным. И даже большой рот не портил впечатления, а наоборот придавал Ирочкиному облику необъяснимый шарм и привлекательность. Смущение очень шло Ирочке. Она сразу делалась беззащитной и от этого желанной.
Павел Григорьевич долго молчал, прихлебывал чай, внимательно вглядываясь в Ирочкино лицо. Все еще волнуясь, Ирочка, однако, заметила его холеные красивые руки, зачесанные назад густые, вьющиеся волосы, волевой подбородок. Костюм был явно куплен в дорогом магазине или сшит на заказ. Ирочка внутренне улыбалась, наблюдая, как он вытягивал трубочкой губы, когда хотел отпить из чашки горячий чай, отчего глоток у него получался какой-то булькающий и громкий. Он взглянул на Ирочку и обескураживающе улыбнулся. От этой улыбки, сразу преобразившей его лицо, Ирочкино волнение куда-то исчезло, она фыркнула, и через секунду оба уже заразительно смеялись.
На этой веселой ноте и шел у них дальнейший разговор. Павел Григорьевич хвалил Ирочку, ее методику преподавания, умение применять новые разработки на практике. Он коснулся и ее необычайных талантов: музыкальных, художественных, литературных. В конце своей хвалебной оды, когда Ирочка опять засмущавшись, пыталась возразить ему, Павел Григорьевич сказал:
- Знаете, Ирина Васильевна, мы ведь хотим перетянуть Вас к себе, в районо. В методический отдел требуется специалист, ну и кто как не Вы поможет нашему учительству работать более творчески. Коллектив у нас небольшой, очень дружный. Я думаю, получится у Вас как нельзя лучше. Опыт у Вас накоплен немалый, да и с людьми ладить Вы умеете.
Ирочка растерянно заморгала, не зная, что ответить. Честно говоря, такого предложения она не ожидала и не была готова ответить на него сейчас. Ее нынешнее положение Ирочку вполне устраивало, что-либо менять в своей жизни ей не хотелось. А ведь известно, что новая работа, это и новые привычки, и новые люди, и совсем другой круг обязанностей.
Договорились, что через неделю Ирина заедет к Митрофанову с готовым ответом.
- Рассчитываю только на Ваше согласие, Ирина Васильевна. Да и в зарплате Вы выиграете, - на прощание сказал он ей, галантно распахивая двери.
По дороге домой, прокручивая мысленно весь разговор с Павлом Григорьевичем, вспоминая его обаятельную улыбку, ласковые глаза Ирочка уже приняла для себя решение.
Забежала в магазин. Быстро оглядела полки: так – перемороженная рыба – ничего, сойдет, можно потушить с лучком и со сметаной. В корзину отправилась банка килек – Ирина любила макать в томатную жижу хлеб, туда же кусок «докторской». В винном отделе Ирочка добавила бутылку «Столичной». Сегодня пятница, так что можно и расслабиться.
Ключ, как всегда долго не поворачивался в замке, и, звоня в дверь к соседу, Ирочка который раз загадывала, купить завтра же новый замок.
Дома влезла в тапочки и, не снимая куртки, сразу же схватила трубку телефона:
- Костик, бегом.
После смерти родителей Костик разменял свою шикарную трехкомнатную квартиру и поселился в двух шагах от Ирочкиного дома, - жертвуя хорошим районом, - в крошечной однокомнатной хрущевке.
Как перспективного ученого его оставили в университете, он защитил кандидатский минимум и теперь преподавал студентам древнейшую историю.
До сих пор Костик был до самозабвения влюблен в Ирочку, бежал к ней по первому зову, а на получаемые гроши в день зарплаты неизменно покупал Ирочке белую гвоздику. В ответ на это, она целовала его в нос, потом тянула на кухню пить чай, забывая поставить цветок в воду.
Костик, запыхавшись, влетел в квартиру, тут же получил от Ирочки корзинку с картошкой.
- Помой.
- Знаю,- перебил ее Костик, - почисти, порежь, и поджарь.
- Умник – подвела итог Ирочка. Загремела сковородками, занялась рыбой, сунув ее под струю воды, чтобы быстрее разморозить. Отправила в рот кусочек хлеба, и с набитым ртом начала рассказывать. Костик несколько раз переспрашивал, задавал Ирочке какие-то незначительные вопросы, но не оттого, что он что-то не понял, а скорей, чтобы скрыть волнение и радость за Ирочку.
- Это замечательно, это замечательно, - без конца повторял он, помешивая картошку и с нежностью наблюдая за Ирочкой. Как она ловко нарезает хлеб, укладывает на тарелку красивыми кружочками колбасу, достает вилки. Он немного нахмурился, заметив, что Ирочка поставила на стол рюмки.
- Сегодня пятница, можно, - как бы оправдываясь, зачастила Ирочка, - да и такое событие надо отметить. Ты же знаешь, что я в рабочее время ни-ни. Давай, садись. Рыба готова.
Она наполнила рюмки. И Костик встал, собираясь сказать хороший тост, о том, как он рад, что, наконец, Ирочка реализует себя, полностью раскроет свои таланты, вернется к живописи, и может быть и выставку организует. Но Ирочка, не слушая его, опрокинула рюмку, подхватила поджаристый кусочек картошки и тут же налила вторую.
Костик немного отпил от своей рюмки, грустно взглянул на Ирочку, понимая, что про выставку это он загнул – Ирочка давно не рисует, а если эти пятничные вечера будут периодически продолжаться, то едва начавшаяся Ирочкина карьера может очень скоро и бесславно закончиться.
Как обычно, после третьей рюмки Ирочка начала плакать, жалеть себя, бессвязно выкрикивая имя своего обидчика, который сломал ей жизнь, растоптал любовь, бросил, нисколько не раскаиваясь в этом.
И хотя она уже давно не помнила ни Лешкиного лица, ни его голоса, обида продолжала гореть в ней огненными буквами тогдашней телеграммы.
Костик, как всегда, суетился, отставлял от Ирочки подальше бутылку, а она, некрасиво кривя большой рот, кричала, что он достал ее своей заботой, что он давно уже ей надоел и не хочет она его, Костика видеть, и пусть он катиться отсюда ко всем чертям.
Костик только ниже опускал плечи, шаркая тапками, шел ставить чайник. Потом волочил Ирочку до дивана, который стоял тут же в кухне, аккуратно накрывал пледом и только потом шел домой.
Шел, и в который раз клялся себе, не ходить больше к Ирочке, которая в очередной раз выбросила его как ненужную половую тряпку. Ведь вокруг столько привлекательных хороших женщин и некоторым он даже нравился. Например, Ольга Георгиевна – их лаборантка. Давно уже смотрит на Костика призывным взглядом, стараясь ненароком дотронуться до него, а как только он поднимал голову от стола, тут же звала, манерно растягивая слова:
- Ко-онстантин Андреевич, хотите чаю?
Костик тут же вставал и уходил в коридор, и хотя это было похоже на бегство, поделать с собой он ничего не мог. Перед глазами все время была Ирочка.
Суббота началась для Ирочки тошнотой, головными болями, и такой слабостью, что встала с постели она с большим трудом, и то только потому, что ужасно хотелось пить.
Она напилась прямо из-под крана, плеснула несколько раз себе в лицо холодной водой, потом сунула руку за шкаф, нащупав там заветную бутылочку. Выпить хотелось ужасно.
Она уже ставила на стол сковородку с холодной вчерашней рыбой, когда зазвонил телефон:
- Ирина, как дела? – зазвенел в висках голос матери.
Ирочке пришлось настроиться на доброжелательную волну, и чтобы мать не догадалась о вчерашнем, рассказать ей и о Павле Григорьевиче, и о новой работе, добавив как веский аргумент, что это одобряет Костик.
Мама обрадовалась, тут же надавала Ирочке кучу советов. И как вести себя в новом коллективе, как одеваться, с кем дружить. Ирочка с тоской поглядывала на стол, с нетерпением ожидая конца разговора.
Наконец, мама, прощаясь, сказала:
- Ты бы пришла завтра к нам. Отец рад будет, а я пирог испеку, твой любимый с корицей.
- Хорошо, мамуль, я перезвоню.
Ирочка выпила, поковыряла вилкой рыбу. Немного посидела, потом налила еще. После второй почувствовала себя лучше. Переоделась в старый спортивный костюм, пропылесосила ковер в гостиной, вымыла плитку в ванной, приготовила нехитрый обед, и уселась с книжкой перед телевизором.
Она пододвинула к дивану журнальный столик с закуской, время, от времени наливая себе по чуть-чуть. Много нельзя. Завтра воскресенье, а в понедельник на работу и выглядеть надо соответственно. А если перебрать, за день можно и не выходиться, и тогда лицо сразу же выдаст тебя.
Ближе к вечеру позвонил Костик.
- Как ты? – осторожно спросил он.
- А ты? – разозлилась Ирочка.
Костик долго молчал, сопел в трубку, наверное, соображая обидеться ему или нет. Потом, видимо решил, что не стоит.
- Ты знаешь, мне тут приятель предложил два билета на «Щелкунчика», на завтра. Пойдем?
Ирочка завизжала от восторга. Театр она любила до самозабвения, а эта постановка была одной из ее любимой.
Она с сожалением посмотрела на оставшуюся водку, но решительно убрала бутылку за шкаф. Нельзя. Иначе лицо завтра не «сделаешь».
Все воскресенье пролетело в хлопотах. Ароматическая ванна – раз. Ирочка нежилась в ней, пока вода не стала остывать, а тело, казалось, приобрело невесомость.
Маникюр – два. Конечно же, лак не должен быть очень ярким, но обязательно гармонировать с платьем. А вот платье-то как раз Ирочка и не выбрала.
Она долго перебирала одежду в шкафу. Многие модели устарели, в некоторые Ирочка уже не влезала.
Ирочка остановилась на черной классической юбке и серебристой блузке. Она купила ее к 1 сентября. Одела только один раз – впрочем, и некуда было. Но блузка ей безумно нравилась. Романтический воротник с маленькими рюшами, множество перламутровых пуговичек, широкий рукав, отделанный атласной лентой в тон.
Она добавила к своему наряду нитку жемчуга и, когда посмотрелась в зеркало, даже зажмурилась. Ну, просто чудо, как хороша.
Теперь туфли и она готова. Но, взглянув на часы, Ирочка вздохнула, до начала спектакля оставалось еще часа три.
Ой, а прическа?! Она возилась с ней больше двух часов, не зная как лучше уложить волосы. В конце концов, зачесала как всегда наверх, немного завив концы и сбрызнув их лаком.
Она еще крутилась перед зеркалом, когда пришел Костик. Ирочка тут же скривила рот: ну конечно, не нашел ничего лучшего, как нарядиться в папин костюм, а рубашка вообще не выдерживала никакой критики, и если она не принадлежала Костиному прадеду, то деду точно.
- Послушай, - Ирочка была безжалостна, - он, что ходил в ней на баррикады?
- Кто? – не понял Костик.
- Рубашку ты мог надеть поприличней, - махнула рукой Ирочка, - это же каменный век какой-то. А галстук?! Ты что, одолжил его в историческом музее?
- Между прочим, это моя любимая рубашка, - обиженно засопел Костик, - И…
-Ладно, ладно, - примирительно проворчала Ирина, - только галстук придется снять. Ну, право же, без него лучше.
Костик, обреченно вздохнув, сунул его в карман.
В фойе театра Ирина долго рассматривала, размешанные на стенах картины и фотографии, не обращая внимания на публику, и даже Костин несуразный вид перестал раздражать ее.
Не дожидаясь третьего звонка, они прошли в зал, и Ирочка окунулась в волшебный мир театра, ибо все театры мира имеют своеобразные звуки и запахи, которые очаровывают настоящего ценителя искусств и уносят его в сказочную страну грез.
Ирочка не замечала ни влюбленных взглядов Костика, ни его робких прикосновений, - она была вся там, в том мире, который притягивал ее и не отпустил до самого конца спектакля. Они еще долго сидели в креслах, хлопали, кричали «браво», и Ирочке так не хотелось покидать этот волшебный мир и брести по слякоти в холодную одинокую квартиру.
По пути домой они с Костиком почти не разговаривали, заново переживая удивительную игру актеров.
( И это еще далеко не все. Продолжать?