Точка. (Окончание)

Дома меня в тот день ждал сюрприз. Моя классная преподавательница, передав на словах маме о наших непониманиях с художником, презентовала мне стопку интереснейших книг, а родительница по дороге домой купила для меня толстый альбом и гору акварельных красок, карандашей и даже цветных мелков. Ими впоследствии я тоже рисовала на бумаге и показывала младшей сестренке то, что у меня получилось. Рисунки мои приходилось потом убирать подальше, потому что родственница хотела непременно попробовать их на вкус.

В ту пору я задавалась нешуточным вопросом, почему дети такие странные существа: вместо того, чтобы листать книжицу, например, так же, как и любой другой нормальный человек, малыш комкал листики, трепал их, и, в конце концов, рвал.

- Зачем она это делает? - в истерике спрашивала я маму, показывая ей испорченный сестрой свой набросок каркающей вороны. Побывавшая во рту у сестры бумага приобрела до того жалкий вид, что годилась разве только что для мусорной корзины. Я горько заплакала, когда мама обняла меня и сказала, что мне необходимо всё начать сначала.
Меньшую дочку она отнесла в спаленку, а я, наплакавшись вволю, уселась заново рисовать птицу, еще не понимая, что художество получается только у тех, кто постоянно им занимается.

Я нарисовала также осенний пруд, окруженный обнаженными деревьями. Щедро малюя кисточкой, вымазанной в желтую краску, лежащие на нарисованной земле лиственные кучи, я и сама не заметила, как увлеклась. Заканчивая одну картину, я бралась за следующую, уже видя на совершенно белом листе бумаги то, что хочу изобразить.
- Покажи сестренке, - попросила меня мама вечером, когда я усталая, но одухотворенная принесла в ее спальню ворох подсохших рисунков.
- Она порвёт! - я с ужасом посмотрела на маму, а потом на сестренку. Та обидчиво поджала губешки и, выронив из рук замусоленный бублик, даже перестала прыгать в кроватке.
- Не бойся, - сказала мне мама. - Я же рядом и не допущу этого.

Она сама продемонстрировала своему младшему чаду мои картины. Сестра, так же как и я, широко раскрыв глаза, следила за сменяющимися листами бумаги, появляющимися в маминых руках поочередно. Не выдержав того, что листы ей так и не дадут подержать, сестренка всё-таки расплакалась, и мне даже стало жаль ее немного. Я-то ведь могла их держать в руках столько, сколько хотела, а ее этого удовольствия лишили.

… Правда, мои руки, а вместе с ними и ноги, тряслись на следующий день так, что я испугалась за себя. Моя классная руководительница специально отпустила меня с урока для того, чтобы я отнесла нарисованное учителю рисования.
- Он сказал, что посмотрит, - обнадежила меня женщина.-Я говорила с ним в учительской.

Владислав Иванович действительно вышел ко мне без всяких промедлений, едва я постучала в дверь его кабинета.
- Ну, что там у тебя, - сказал он вежливо, почесывая переносицу и водружая на нос очки.
В итоге счастью моему не было предела.

Три моих рисунка преподаватель взял для выставки, еще один для того, чтобы после повесить на классной доске, а вот лист с изображением каркающей вороны поднес поближе к своему лицу.
- Сама рисовала? - Спросил он, внимательно глядя на раззявленный в беззвучном крике птичий клюв.
- Да! - С жаром ответила я и чуть не упала в обморок, когда Владислав Иванович звонко чмокнул меня в лоб.

Конец.

мой недавний рисунок, который я назвала "Лик"