АЛЕША (История одного выздоровления)

Предлагаю вашему вниманию историю вымышленную. Почти сказку. Правда, при этом скажу – я бы очень хотела, чтоб такие «сказки» происходили в реальности… Иногда они и происходят. Если в них верить.
А верить при сложных обстоятельствах – это самое трудное...
* * *
Я получила это письмо после новогодних праздников. Когда уже отзвучали тосты, были уничтожены остатки праздничных салатов и наконец-то вдоволь наговорились друзья, с которыми не удавалось повидаться в течение года – бесконечная сеть из дел, забот, поездок просто не давала возможности к ним вырваться. С Таней, моей старинной подругой, мы не встречались уже очень давно. Обе жили в разных концах современного мегаполиса со всеми его особенностями. Долгой и утомительной дорогой на службу, набитыми вагонами метро и каждодневной вечерней усталостью. Время для встреч было выбрать трудно. Ограничивались редкими телефонными звонками.

Получив письмо, я вначале подумала, что это обычное новогоднее поздравление, знак внимания с вложенной в письмо открыткой. Одной из тех, на которых нарисована какая-нибудь шутливая картинка, а обязательная стихотворная надпись внутри почти не оставляет места для написания текста от руки. И ошиблась. Танино письмо, прочитанное за вечерним чаем, заставило меня выключить надоевший телевизор и долго-долго сидеть и курить на кухне. Задумчиво стряхивая пепел мимо кофейного блюдечка…

«Машенька, золотая моя, привет тебе и с Новым годом! Вот уже конец рабочего дня, а я только-только собралась написать тебе письмецо.

Что-то у меня запарка на работе в последнее время, да еще настроение совсем не рабочее. Оттого и сама работа двигается медленнее. Народу полно приходит, да плюс моя бухгалтерия… В общем, хватает дел! Но не виделись мы давно, солнышко, а между тем много в моей жизни есть такого, о чем я хотела тебе написать. И вот, наконец, решилась.

Немного страшно, Марусь, об этом рассказывать. Не верю сама себе, что это реальность… что это произошло со мной.

Пишу это, и рука дрожит, сердце бьется от какого-то растерянного счастья, губы растягиваются в улыбке и очень греет потрясающее ощущение – что я не зря живу, что я сделала что-то такое волшебное, необычное (я верила, знала, что все кончится хорошо, хотя иногда было страшновато).

Ну что ж, попробую поведать… Не говори мне ничего, не торопись, дочитай до конца… неосторожное, от непонимания неловкое слово может задеть, разрушить, оскорбить то, что замешано на вере в себя. В то, что тонкий мостик над пропастью перестал шататься, укрепился, превратился в надежный мост. Да и пропасть-то, в общем, уже позади… А как страшно было идти – ощупью, впитывая и улавливая сердцем информацию, слова, выражения, взгляды…. Осудить меня легко, очень легко – ведь никто со стороны не знает, о чем я думала, что внезапно почувствовала и во что верила вопреки плохим прогнозам.
Итак, слабыми, трудно поддающимися и разбегающимися словами попробую весьма приблизительно описать то, что произошло – при моем участии с другим человеком.

Год назад жизнь столкнула меня с 30-летним мужчиной. Через несколько дней общения мужчина показался мне очень странным – и по тому, что он говорил, и по тому, как он жил и к чему стремился. Двумя бросающимися в глаза чертами были доброта и растерянность от жизни. Человек не имел друзей. Был очень одинок и практически не имел навыков установления близких контактов с другими. Хотя жил с родителями. Отец разговаривал с ним примерно такими словами: «Ты дурак». Мама ласково заботилась о нем как о сыне – чтоб был накормлен и имел свежую рубашку, но как с личностью говорила пренебрежительно, словно не принимая его в расчет; однако помогала устраивать бытовые дела и бросалась на помощь при жизненных сложностях. Это только мои личные впечатления (я была в этом доме раза два, и всегда поражала отдельность этих людей, живущих вместе). Как чувствует себя человек, которым пренебрегают и с которым не считаются? Когда это началось и сколько времени продолжалось?... я не знала, как не могла угадать и причины такой странной семейной жизни.

После нескольких дней общения мужчина этот стал очень сильно напоминать мне Алешу из «Униженных и оскорбленных» Достоевского. Никак и ничем я не могла объяснить себе ум, суждения и разговоры десяти-двенадцатилетнего мальчика в теле взрослого тридцатилетнего мужчины. Но это был все-таки мужчина - и он потянулся ко мне, полюбил меня. А теперь представьте мои чувства и ощущения, когда я поняла и почувствовала в Алеше начало душевного заболевания, а позже - деликатно устроив встречу со специалистом у себя дома, - получила подтверждение своим догадкам и предупреждение «Таня, будь осторожна. Это действительно заболевание (и был назван диагноз). При нем возможна агрессия. Человек не всегда себя контролирует». Сказано это было мне специалистом с глазу на глаз. Ощущение испуга и серьезности ситуации в тот декабрьский день было очень сильным. Я долго бродила по заснеженным улицам в смятении…

Алешина работа в офисе носила такой характер, при котором люди мало общаются между собой. А в своей узкой области он разбирался великолепно, черно-белая логика и алгоритмы выбора «либо да, либо нет» в его специальности …. Впрочем, я не специалист по программированию, тут уже мне не хватает слов. Но ведь ты меня поняла, правда?

Я решила не прерывать это общение. Алеша был мне очень близок и симпатичен – изначальной добротой натуры, своим вселенским одиночеством. И случилось так, что я стала единственным человеком, с кем он мог общаться. Открывать душу, рассказывать про себя. Женщиной, чье мнения и слова для него оказались значимы. Он очень хотел мне нравиться и быть для меня хорошим, я с радостью это видела. Моя душа тянулась к нему навстречу еще и потому, что я умела за неловкими словами (подчас глупыми, подчас грубыми, иногда циничными, ведь дети повторяют то, что видят вокруг, и не всегда хорошее, а он был все-таки ребенком) – за этими словами я умела видеть то, что не сказано. Помогало выражение глаз, интонация, прикосновение… Другие же слышали только слова. Которые часто искажают то, что внутри человека. Говорить про себя ему было трудно. Действительно. Временами ему не хватало слов. А чувства переполняли и мучили. Тогда он пытался записывать в тетради-дневнике все подряд, то, что было в голове и душе и искало выхода. Потом показывал мне, со словами: «Я хочу, чтобы ты это прочитала».

Ему было очень трудно. И мне с ним - тоже. Мне приходилось останавливать какие-то поступки. Иногда жестко. Несмотря на мою симпатию к нему. Мы продолжали общаться… Однажды мы даже решились на совместную поездку за город на три дня. В недорогой подмосковный пансионат. Усталость моя после этой поездки была так велика, что мне казалось на обратном пути, по дороге к электричке, что я упаду на землю прямо сейчас…

Мы продолжали видеться с Алешей. Я радовалась любому изменению, любому самостоятельному поступку и движению в области «я и другие люди». Подумайте только! Вокруг вас всегда коллеги, друзья по учебе, у кого-то семья, у кого-то просто хорошие знакомые… этот же человек рос подобно Маугли. Хотя он жил в одном с нами городе. Но в этом и заключается особенность большого мегаполиса – формально выполняя свою социальную роль (например, будучи исполнительным сотрудником крупной фирмы), человек фактически живет сам по себе… а ему было труднее устанавливать контакты, чем нам с вами. Одно неловкое, некстати сказанное слово – и первоначальный контакт с людьми рвется. А скорость жизни высокая, завтра вы этих людей и не увидите, рядом с вами будут другие собеседники… и все повторится опять.

Временами я звонила тому самому специалисту, советовалась. Алеша много лет назад учился в студии игры на гитаре, пытался сочинять, но давным-давно это занятие забросил. Психиатр подсказал мне, что полезно поощрять его занятия музыкой, это будет гармонизировать личность. Надо было видеть ту радость, с какой Алеша после долгих лет, когда он был никому не интересен, напел и принес мне, дорогому для себя человеку, целую кассету гитарных мелодий. Девяносто минут, с двух сторон. Мелодии были неокончены, они начинались – и обрывались. Но они были живые! И ему нравилось перебирать гитарные струны, подбирать слова, пробиваясь к другому сердцу в надежде быть понятым, услышанным.

Я слушала эту кассету два дня, носила плеер в кармане пальто. В Алеше проснулось желание доделать некоторые песни и петь их друзьям. Он стал часами просиживать с гитарой, меняя что-то, подыскивая гармонию, выражая запертые до этого времени внутри чувства. На Новый год он посвятил мне новую песню – добрую, ласковую, очень светлую… Что может сделать с человеком собственная сочиненная удачная мелодия, да еще когда она понравилась слушателям – знают только те, кто подобное испытывал. Мы продолжали общаться, он продолжал сочинять песни. Иногда они были по-любительски беспомощны, иногда в них звучали настоящие слова, от сердца… Так прошел год с небольшим. В этом году произошло много событий. Сказать, что я все время держала этого человека в поле зрения, что его судьба мне небезразлична – значит ничего не сказать. Он расположился в моем сердце, для него там был особенный уголок. Интервалы, в течение которых мы не виделись и не общались, становились все длиннее, контакты его с миром, со встреченными в нем новыми людьми все расширялись (а начались они с друзей по переписке, с возобновления частных уроков музыки, продолжились домашними любительским концертами…).

Знаешь, Марусь, эта история еще не закончена. Мы виделись с ним, совсем недавно. Посветлевший взгляд Алеши, его улыбка, постепенное исчезновение агрессии, появление умения прислушиваться к другим людям говорят мне о том, что жизнь его изменилась. Встретив его в гостях, ты никогда не догадаешься о диагнозе, который прозвучал год назад и который мог безвозвратно испортить жизнь любому человеку. И я тебе его не скажу тоже».

Скользнув глазами по краткой подписи в конце листка, я снова потянулась за сигаретой…

(фото Владимира К.)