Заклятье

Дед Василий не любил политиков любого ранга. Более того, он их просто ненавидел. Люто ненавидел. А всё началось с Хрущёва. С его денежной реформы 1961 года. Если бы не он, с его заменой денег.…

То, о чём я хочу вам поведать, началась годом раньше. Василь, тогда еще совсем молодой парень, три года как окончивший школу, работал трактористом. Специальность, для села нужная и почётная. Однако, хотя и проводил за баранкой, по двенадцать, а то и шестнадцать часов, богатств не наблюдалось. Семья ели-ели сводила концы с концами. А так хотелось, чтобы всего было вдосталь. И мотоцикл. Это была его золотая мечта, которая, чем больше он работал, тем дальше и дальше отодвигалась. Как коммунизм, маячивший, по словам парторга, на горизонте. В душу заползала злость и отчаяние. И вот однажды, возвращаясь, после работы, домой присел на завалинку, на которой, древний дед Михей, покуривая трубку, рассказывал детворе сказки.
Василь, вытащил кисет, скрутил козью ножку и присоединился к деревенской мелкоте.
Сказка была старая, про неразменный рубль, но почему-то именно сейчас задела его . Докурив, собрался уходить. Вставать рано, до восхода, а время позднее, часа два как стемнело. Ребятишки тоже потянулись по домам.
- А ты, Василь, погодь. Вижу, кручина тебя одолевает. Может чего и присоветую. – Остановил его дед. И замолчал, надолго, набивая табаком новую трубку. Затем, как только они остались вдвоем, продолжил.
- Ты старую Февронью, знаешь?
- Так кто ж её не знает? Только, что-то давненько на селе не показывается. Померла, небось.
- Она ещё тебя переживёт. Сколь себя помню, не меняется Февронья. Одно слово колдунья.
- Да брось ты дед, сказки всё это. И про рубль неразменный и про колдунов. Ты ещё бабу ягу вспомни.
Старик, задумчиво посапывая трубкой, молчал. Потом, вроде, как и соглашаясь, продолжил.
- Может и сказки, однако, Февронью ещё мой дед бабушкой величал.
- Ну, да, а бабы поговаривают, что с самим дьяволом дело имеет.
- А ты б сходил к ней. Проведал, гостинец отнёс бы, а колдунья она или нет, судить потом будешь.

Так бы и забылся этот разговор, кабы не случай, забросивший нашего героя на «Поганую лужу».
Тут и вспомнился совет старого Михея.
Февронья встретила его на пороге ворчливым голосом.
- Знаю, знаю, зачем пожаловал. Только не во время. В новолунье приходи.
Василь, вначале, немного опешил, а затем, смеясь, спросил.
- Не уж-то и впрямь колдуешь, бабушка.
- А ты не смейся, коль нужда есть приходи. Через неделю аккурат, а я всё приготовлю.
Через неделю Василь сидел у неё за столом и наблюдал за приготовлениями. А старуха, тем временем, установив в центре стола горшок, достала из клетки, стоящей на окне чёрную курицу. Держа её в руках, стала что-то нашёптывать .

Пошептав, взяла ту за крылья и ловким движением отрезала ей голову ножом, который появился у неё в руке, как будто из воздуха. Брызнувшей из тела кровью окропила огонь, полыхающий в русской печи. Произнося при этом заклинания, на не понятном языке. И сунула, обезглавленное тельце в горшок, шеей вниз. Отрубленную голову вручила Василию, сказав при этом.
- На, накорми моего кота, только с рук не выпускай. И, хорошенько, обдумай свои желания. А затем, про себя, загадай три из них.
- Прямо как в страшной сказке. – Не удержался от комментария Василий.
- А жизнь и есть, самая страшная сказка. – Ответила колдунья.
А кот, уже шёл к нему, плотоядно облизываясь. Был он до того чёрный, что в сумерках, царивших в избе, которая освещалась пламенем горящей печи, едва различим. Блестели только газа, жутким желто-зелёным светом, да в отблесках огня переливалась шерсть. И казалось, будто искры пробегают по его спине.
Во время кормления, колдунья приплясывала рядом, продолжая бормотать заклятья. И стоило Василию загадать последнее желание, она выхватила у него из рук кота и, буквально, вышвырнула того за порог.
- Дай руку! Держи её над горшком. – Приказала она, снимая тело курицы. – Ладонью вверх.
И не успел Василий глазом моргнуть, как у неё в руке, вновь, неизвестно откуда материализовался нож, которым она ловко резанула его по ладони.
- Сожми в кулак и выдави кровь.
Странно, боли Василий не чувствовал, и безприкословно, даже не задумываясь, выполнял её распоряжения.
С последними каплями его крови, упавшими в лохань, огонь в печи вспыхнул и, загудел низким гулом. Пламя его окрасилось в зеленый цвет и, казалось, вот-вот выпрыгнет из печки.
Старуха всыпав, какого-то серого порошка в горшок, забросила его в пламя. Раздалось громкое шипенье, и изба погрузилась во мрак. Огонь в печи погас.
В кромешной мгле, колдунья проговорила.
- Ступай! Нас услыхали. Всё будет, так как ты пожелал.
- Когда? – Задал ей вопрос Василий.
- Марфа, через три месяца станет твоей женой. Мотоцикл, коня бесовского, ты получишь через девять месяцев. А неразменный рубль, найдёшь завтра.
Он был поражен. Ни одно из этих желаний, не было произнесено вслух. А, о неразменном рубле и вообще, ни кто знать не мог. Это была сокровенная, детская и, Василий понимал, несбыточная мечта.

С первыми лучами солнца, вчерашнее приключение показалось смешным и никчемным. Рана на руке, нанесена старухой, правда, затянулась удивительно быстро. К вечеру от неё не осталось и следа. А рубль, который он нашёл у деревенской лавки. Там и остался. Вместо него Василий уносил маленькую коробочку монпансье, подарок Марфуше. Несколько раз за день он запускал руку в карман, но рубль , не возвращался.
И даже когда на второй день, на пахоте, в борозде, он опять нашёл рубль, всё ещё не верил, что заклятье начинает работать. Только к концу недели понял это. Рубль возвращался! Один раз в день, в разных, самых неожиданных местах, он находил рубль. Не три, не десять, и не копейку или гривенник, а именно рубль! Они были разные. Он проверял. Старые, потрёпанные или новые, хрустящие. С различными номерами, но это были рубли!


Жизнь, тихонько, со скрипом полезла в гору. А, в конце лета они с Марфой, расписались.

Ближе к новому году, при подведении итогов работы, он был признан лучшим трактористом района и премирован мотоциклом .
Жить бы да радоваться, но тут как снег на голову, свалилась денежная реформа, затеянная Хрущёвым. Деньги поменяли, десять к одному. И рубль, перестал возвращаться. Вместо него он находил только гривенник. Правда, неизменно, каждый день, но это был уже не рубль, а всего лишь гривенник. Купить на него, конечно, можно было столько же, сколько на старый рубль, но не всё. Были товары, которые до обмена стоили десять копеек и после обмена, тоже, десять копеек. Их было не много, но они были. От этого благосостояние семьи Фомкиных, сильно не пострадало, однако вера в политических деятелей, особенно в то, что они желают народу счастья, сильно подорвана.

Так, относительно неплохо, прожили Василий с Марфой до Горбачёвской перестройки. Не богато, но и не бедно. Он, по-прежнему, каждый день находил гривенник, не ахти что, но всё-таки, почти буханка хлеба. И по-прежнему, об этом его даре, никто, даже Марфуша, не знал. А скажи он, всё равно не поверили бы.
Малюсенький, едва приметный ручеёк дотаций, иссяк в восемьдесят пятом. Не сразу. Вначале, начались перебои. Которые Василий, привыкший, за четверть века, к находкам, переживал тяжело. А потом и вовсе деньги, столь долго и так постоянно попадавшиеся, то там то тут, исчезли вовсе. А с ними и последняя вера в справедливость.

Абигайл 12.10.201.