Он забирает лучших первыми

Как-то, еще ребенком, я видела слезы взрослого мужчины, моего дяди. Он плакал тихо, горько и одновременно навзрыд. После семейной ссоры, где он терялся, чью сторону выбрать: жены или матери. Он вовсе не был маменькиным сынком, ему просто было жаль обеих женщин. Обе были неправы.

Меня тогда так поразило, что этот человек может так плакать, ведь это открытие совсем не вязалось с образом деревенского мужика, целыми днями работающем в поле на колхозном тракторе. Стереотипы, блин. Так что для меня теперь слезы мужчины – вроде признака наличия души.

Этот человек умер больше двух лет назад. Я до сих пор не верю, что это правда. Для меня он жив. Только позвонить ему не могу, там телефонная связь не ловит. Или нет. Не так. Ловит. Просто трубку берет кто-нибудь другой. (Я не сошла с ума – просто не стала исправлять запись в справочнике телефона).

Шамиль. Так его звали. У него остались жена, его тезка, и две уже взрослые дочери. И старики-родители. И три старших сестры. И много других, любивших его при жизни и хранящих его улыбку в памяти теперь. И я, племянница, которую он ласково называл «моя младшая дочка». Единственная из всей родни не приехавшая на похороны. Как всегда, работа.

Он был необыкновенно светлым человеком. Единственный сын, он уважал родителей и по традиции жил в их доме. Любил дочерей так сильно, что «материнский инстинкт» - это и про него тоже. Он вставал к нашим кроваткам по ночам, убаюкивал. У него мы отпрашивались в клуб, и именно он не спал в ожидании нашего возвращения.

Черное от загара лицо, волосы с проседью, руки с въевшимся машинным маслом. Руки настоящего мужчины. И яркие голубые глаза. В которых всегда можно было найти понимание. Его любили и уважали все, кто знал. За доброту, честность и справедливость. За готовность прийти на помощь, за способность выслушать и дать совет или помолчать, кому что было нужно. Он много курил и совсем не пил. Не умел пить. И у него было самое доброе сердце. Говорят, Аллах забирает первыми лучших из нас.

На похоронах на широкой улице перед домом не было места, чтобы пройти. С каждым часом желающих проститься с ним прибавлялось. Я одна была далеко... Самое страшное, я не могу даже цветы на могилу положить. У татар так не принято. Женщинам нельзя осквернять своим присутствием кладбище.

В памяти столько всего осталось. Рядом с радостными воспоминаниями боль от потери и стыд, что меня там не было. Прости, прости меня, пожалуйста. Я люблю, помню, храню тебя в сердце.