Счастье с привкусом горького миндаля. Часть первая. Москва-Париж

- Инна Валерьевна, Вы меня слышите?

Я молча смотрю на врача, не понимая ни слова из того, что он мне говорит. Его голос звучит так странно, как будто он говорит со мной через синтезатор, который кто-то постоянно настраивает. Постепенно слова перестают быть понятными и превращаются в какой-то глухой колокольный звон. На белоснежном врачебном халате начинают расцветать совершенно фантастические анемоны, а потом исчезает звук, цвет и все погружается во мрак.

Я очнулась от резкого запаха нашатыря и обнаружила, что лежу на медицинской кушетке. Рядом сидит необычно серьезный Лешка, у которого на скулах двигаются желваки. И я ничего не помню.

- Лешка, что случилось?

- Ты сознание потеряла... голова не кружится? Можешь встать? Поехали отсюда... поехали домой...

Я осторожно спускаю ноги на пол, Лешка подхватывает меня, и мы медленно выходим в приемную. Улыбчивая медсестра с сочувствием смотрит на нас и напоминает Лешке, что врач ждет нас через три дня, в 11 утра. И если что-то поменяется, то хорошо поставить её об этом в известность. Лешка кивает головой и мы покидаем здание. На улице мерзко, но сухо. Лешка подводит меня к машине, заботливо усаживает на переднее сидение и осторожно трогает с места.

Я молча смотрю на свои руки. На безымянных пальцах рук надето по совершенно одинаковому кольцу, платина, с рисунком в виде дубовой гирлянды. Как это тогда сказал Лешка? А... вот... вспомнила: «Чтобы навсегда. По всем законам и обычаям, на левой и на правой. Ты теперь моя жена».

Мы поженились в Лас Вегасе, 20 сентября, совершенно спонтанно, не раздумывая, без гостей и даже без свидетелей. Я помню, что мне было очень смешно, но ещё смешнее было самому Лешке. Ещё бы, посередине Невадской пустыни, в 10 утра, на мне черное платье в мелкий белый цветочек и пляжные шлепки, а Лешка стоял в видавших виды джинсах и самой обыкновенной белой футболке. А потом нотариус протянула нам бумагу и на очень помпезном английском объявила, что отныне мы официально связаны узами брака.

Проживание в разных странах и на разных континентах добавило в нашу жизнь ещё больше остроты. Пока Лешка занимался своими делами в Москве, я колесила по Штатам и Европе, нарабатывая себе лишние выходные. Семейная жизнь, если все происходящее вообще можно назвать этим словом, проходила в постоянном решении каких-то вопросов.

Решение жить в Штатах было принято коллегиально. Лешка ликвидировал половину бизнеса в Москве, а другую половину передал своему партнеру. Квартира в Штатах устраивала меня одну, но была явно мала для нас двоих. Гостевая квартира в Москве была благополучно сдана в долгосрочную аренду иностранцам, благодаря моим связям в Нью-Йорке, а личная квартира Лешки в настоящий момент представляла нечто среднее между складом и временным приютом.

Это было рутинное посещение врача во время моего последнего приезда в Россию. Будучи просто неприлично здоровой, на протяжении всей половозрелой жизни меня мучил только один вопрос: «Как не иметь ...» В принципе, я собиралась по-прежнему придерживаться этого же курса, по крайней мере, на ближайшие несколько лет, но у Лешки оказалась на этот предмет несколько другая точка зрения.

- Инка, я знаю, что ты работоголик и я не собираюсь вмешиваться в твою профессиональную жизнь. Я гарантирую, что любую необходимую помощь ты получишь. Ты сможешь продолжать работать, заниматься карьерой, ездить в командировки и делать все то, что делала до этого. У нас будет та же прислуга и новая няня, но я хочу иметь ребенка и чем скорее, тем лучше. В конце-то концов, материально мы себе это можем позволить, запросто, без всякого напряга ...

На визите к врачу настоял сам Лешка. Он, уважая, достижения медицины в моей стране, почему-то всегда больше доверял российским медикам.

- У вас тут одни приборы, а людей, хоть и отлично лечат, но без души, как будто они – пешки. Тебе и вообще не о чем беспокоиться. Захочешь получить другое профессиональное мнение – пойдем ещё раз, в Америке. Договорились?

Профессиональное мнение прозвучало, как гром среди ясного неба. Я не могу иметь детей, моё тело не производит необходимый генетический материал, то есть производило, а потом перестало. Нам нужен донор. Это то, что мне сказал врач в халате с анемонами. И я должна повторить это Лешке, потому что этот самый врач очень настоятельно посоветовал мне «обсудить этот вопрос с супругом». И у меня на это есть только три дня, потому что мы должны идти вместе, на прием к этому, в анемонах, в 11 утра.

Дома несколько комнат занято заклеенными коробками, вещи скоро погрузят в контейнер и отправят за океан. Нетронутыми осталась только спальня, кухня – Лешкина гордость и гостиная.

- Леша, я хочу лечь. Я устала. Я не могу с тобой говорить, не могу сегодня. Мы можем отложить это все до завтра?

- Инка, ты можешь ничего и не говорить. Я знаю, что тебе сказали. Это неправда, это врачебная ошибка. Врачи – тоже люди, они ошибаются. Не верь этому. Зачем я вообще настоял на этом визите? Ни хрена он не знает, этот чертов коновал! Мы вернемся домой и ты пойдешь к другому врачу. Это ложь. Этого не может быть.

Всегда очень сдержанный, Лешка только силой воли заставляет себя не перейти на крик. Он бросил курить и я вижу, как от нервного напряжения у него дрожат руки. В запале он назвал Америку домом, хотя это и недалеко от действительности, но раньше он так никогда не говорил.

- Ты иди, ложись. Не надо ничего говорить. Когда будет ответ последних анализов? Пойдем к нему через три дня, я хочу результаты забрать. А говорить с ним не буду. Он ничего не знает. Он ошибается.

Лешка обнимает меня, берет мои руки в свои и поднимает их так, чтобы я видела свои кольца.

- Видишь это? Ну и что, что мы завертели все это в Лас Вегасе? Это навсегда, по любым обычаям и законам. Даже если он прав ... но он ошибся ...

В следующие три дня мы не затрагиваем эту тему. Лешка старается больше времени проводить со мной, но жизнь требует своего. Телефон не замолкает ни на минуту и Лешке надо решать тысячи вопросов ежедневно. Я очень благодарна ему за это, не могу переносить, когда меня жалеют, а при теперешних обстоятельствах, если врачебные предположения подтвердятся, я чувствую себя просто ущербной.

Мы входим в кабинет врача. По выражению его лица нельзя ничего прочитать.

- Мы получили результаты анализов. К сожалению, обстоятельства складываются не совсем, так как я бы желал этого.

Врач выдерживает паузу. У меня сердце пропустило удар, и я чувствую, как потная Лешкина рука сжимает мою ладонь.

- Инна Валерьевна, я получил второй подтверждающий результат по Вашим первичным анализам. Ваше тело не способно больше вырабатывать яйцеклетки. Конечно, Вы в праве на второе профессиональное мнение, как здесь, в России, так и у себя в стране. Существует медикаментозные методы решения этой проблемы. К сожалению, они дают очень низкий процент успеха. Но это не основное, о чем я хочу с вами поговорить.
Ваши почки способны обеспечить Вам одной нормальное функционирование, а при беременности нагрузка возрастает. Процент риска очень высок, для Вас больше, чем для плода. Вы не сможете полноценно выносить ребенка. Нагрузка на почки будет слишком высока. Если Вы все-таки решитесь на этот шаг и, используя донора, настоите на своем праве быть биологической матерью, на более поздних строках беременности может создаться ситуация, угрожающая Вашей жизни. Я давал клятву Гиппократа, как и любой другой среди моих коллег. Если передо мной или любым другим врачом будет стоять подобный выбор, то он будет в пользу матери.
С другой стороны, у Вас, Алексей Викторович, нет никаких ограничений. Вы можете иметь полноценное потомство. Я настоятельно рекомендую серьезно подумать, но это не мешает вам стать родителями. Я уверен, что Инна Валерьевна будет прекрасной матерью, не биологической, разумеется! Вам нужен донор и суррогатная мать.

Лешка с такой силой сжал мою ладонь, что она побелела. Он, не моргая, смотрит на врача, губы у него побледнели и пересохли. Кажется, что надо мной раскололся потолок и жизнь потеряла смысл. Мне хочется закричать, точно так же как и Лешке пару дней, назад, но я не могу произнести ни звука.

- Алексей Викторович, Ваша супруга – иностранка и вы планируете постоянно проживать в Соединенных Штатах. Я правильно понимаю? Уровень медицины в этой стране чрезвычайно высок. Я бы позволил себе настоятельно рекомендовать вам обратиться к моим коллегам там. Нет ничего невозможного и все решаемо. Возможно, не совсем так, как хотелось бы, но никто не отнимает у вас права стать родителями.

Я силой воли стараюсь не потерять сознание. Я не могу больше этого выносить. Я не могу слышать этот голос. Разумом я понимаю, что никакой вины врача тут нет, он просто – гонец. Гонец, который принес плохую новость. В древнем Риме таких гонцов убивали. И мне хочется сделать именно это, но ведь от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Наших (или моих) обстоятельств это не изменит.

По дороге домой мы не проронили ни слова. Я знаю, что если бы я смогла заплакать, то стало бы легче, но внутри меня образовался какой-то мертвый ледяной куб. Зайдя в квартиру, Лешка снимает с меня шубу и сапоги. Я стою перед ним на одной ноге, как какой-то подстреленный аист, опираясь на его плечо, пока он расстегивает молнию. Все, что мне хочется - это прижаться к его плечу и просто завыть, страшно и громко, как раненный зверь, но я даже этого не могу из себя выдавить.

Лешка подхватывает меня на руки и идет в гостиную. Там он садиться на диван, прижимая меня к себе. Он молчит. Я могу представить, что твориться у него в душе. Я хочу, чтобы он что-то произнес и боюсь этого одновременно.

- Помнишь я тебе когда-то рассказывал, как попал в аварию и вынужден был лежать три месяца, не вставая? Помнишь? Я тогда чуть с ума не сошел от того, что не могу ничего делать, но я перечитал кучу книг. Причем всяких, даже тех, которые при рядовых обстоятельствах никогда бы и в руки не взял. Я читал Марка Аврелия и его трактат о развитии общества. Ты знаешь, он был очень не дурак, этот мужик. Он писал, что жизнь человеческая развивается по спирали, а каждое новое поколение должно быть лучше, чем мы сами. Ну, наши дети должны превзойти своих родителей. И вот эта спираль растет и растет. Представляешь?

А когда она достигнет совершенства, то у таких родителей или родителя природа отнимает возможность производить себе подобных, потому что лучше уже некуда. Отдыхает она, природа то есть. А потом все опять повторяется.

Вот я думаю, у нас с тобой тот же самый случай, то есть у тебя. Лучше чем ты, просто не будет. Так природой было задумано или Богом ... я не знаю... а я – просто примазавшийся... к тебе... мне до совершенства, как ты сама понимаешь, ещё очень далеко...но это так, к слову...

Какая разница, биологические родители, не биологические? Ну, скажи, какая? Что это меняет? Ты знаешь, сколько я их видел, этих биологических «папцов»? А про биологических «мамульков» даже и начинать не буду ... Хорошо, что мало их таких ... и тех и этих...

- Лешка, ты ведь придумал это, про Марка Аврелия. Может ты и читал его, но только не это, он такого не писал... Ты меня успокоить хочешь.. Ты же можешь быть отцом, это я ...

У меня начинают предательски трястись губы и я чувствую, что сейчас разрыдаюсь.

- Не надо, не плачь... Ерунда все это. Я не верю тому, что нам сказали. Полетим обратно, пойдем в клинику, пусть будет второе мнение. Третье, десятое... Сколько ты захочешь... Но если нам действительно понадобится донор и суррогатная мать, то я на это никогда не соглашусь. Слышишь? НИ-КОГ-ДА! И если твоей жизни будет угрожать опасность, то и на это тоже ...
Я не за этим на тебе женился ... Я хочу прожить с тобой, потому что ты – моё второе «я», а будут у нас дети или нет – это уже второстепенно... И кто сказал, что если все то, что нам сказали, окажется правдой, мы не можем воспитывать детей? Ты же – гражданка мира, для тебя нет ни границ, ни привязанностей. Возьмем на воспитание, из какой-нибудь третьей страны. Я – самый обыкновенный русский мужик, ты – американка, а уж крови в тебе намешано, страницы не хватит, чтобы все записать... Вот и ещё намешаем ... У меня-то в жилах одна русская течет, ну может чуть татарской, она у всех есть, от Чингиз Хана досталась ... Знаешь что? Хватит дома сидеть ... у нас с тобой если не упаковка пожитков, то поездка в клинику... Поехали ужинать в «Тануки» ... ты как на это смотришь? Садись за руль, тебе это всегда помогает ...

Честно говоря, я терпеть не могу ездить по Москве - город, как водитель, я знаю плохо, пробки и ухарская езда на местных дорогах для меня довольно непривычны, но возможность сесть за руль и правда отвлекает...

В «Тануки» все, как всегда. Попросив у официанта посадить нас в тихое место, Лешка заказывает, не глядя в меню, он знает его почти наизусть!

- Слушай, я все хочу спросить, ты же была в Африке несколько раз, да?

- Да, Лешка, была ... много, где была, в нецивилизованных местах тоже была... А что?

- А прививка от желтой лихорадки ещё на сколько годна у тебя?

- Да она «долгоиграющая», на десять лет, ещё четыре года осталось, я как раз шесть лет назад делала... Ты хочешь в Африку поехать?

- Да и нет... Может быть... Если бы это был твой выбор, ты бы куда поехала?

- В Родезию ... теперь Зимбабве ... но мне старое название больше нравится... может потому, что оно к лучшим временам для страны относится ... не знаю... меня это место всегда интересовало ... хотя это не самый безопасный вариант ... после того, как Мугабе к власти пришел, там много, что изменилось, в худшую сторону... Там скоро будет гражданская война ... Я много читала об этой стране ... рядом Мозамбик, где я была ... река Замбези ... красиво там, но страна уж очень бедная ... как и многие на этом континенте ...
А про Родезию ... знаешь, все, что произошло там, мне очень Россию напоминает после Революции ... только в Родезии она «шоколадного цвета» была... ты понимаешь, о чем я ... Фермы-то, в основном, во владении колонистов-англичан были ... огромные фермы ... они кормили много людей, причем любого цвета кожи... там и школы были ... и медицинские участки ... продукцию перерабатывали ... А потом все экспроприировали ... и разрушили ... многих убили ... и нечего взамен не создали ... вот так ...

- Ну вот, ты и пришла к ответу для плана «Б» ... Я не хотел сам предлагать ... хотел, чтобы это от тебя исходило ... Ты знаешь мою позицию по жизни, нет безвыходных ситуаций, надо иметь несколько планов. Вот и у нас с тобой несколько планов: план «А» - врачебный, пусть теперь другие врачи или подтвердят или отменят, то, что нам тут сказали, план «Б» - на тот случай, если и те и эти правы ... мы поедем с тобой в Родезию и возьмем белого ребенка на воспитание ... для меня раса – не принципиально, но мы-то с тобой – белокожие, не хочу, чтобы потом ребенку вопросы всякие задавали... вот такой план ...

- Лешка, ты это серьезно?

- Совершенно ... и мы можем это сделать в любое время и при любых обстоятельствах ... Даже, если у нас будут собственные дети ...

Дома, после того, как мы вернулись с ужина, я долго не могла уснуть. Чтобы не беспокоить Лешку, я задумчиво заварила себе на кухне чай и, не зажигая света, смотрела на ночную магистраль с высоты нашего 17-го этажа ...
Ближе под утро усталость все-таки взяла своё и я уснула ...

Следующая неделя была наполнена какой-то суетой, опять упаковкой и проблемами с отправкой контейнера. Лешку я практически не видела, только вечером, когда он приходил домой уставший и набегавшийся, как собака. В один из таких дней мой американский телефон, который лежал без употребления в Москве, залился пронзительной трелью. Это был Оливер, мой парижский приятель.

Оливер очень специфический человек в моей жизни, о нем надо рассказывать особо. Познакомились мы с ним давно, на какой-то парижской вечеринке. Оливер – истинный парижанин, ему 54 года, на жизнь он зарабатывает (и довольно прилично) продажей антиквариата. Его магазин находится в Сент Жермен де Прэ, что является самой лучшей визитной карточкой его успеха, а вот в личной жизни Оливеру везет меньше, чем в бизнесе!

Как вы, вероятно уже сами догадались, у Оливера нетрадиционная ориентация, а может и традиционная по теперешнему раскладу, кто его знает? Мы же в 21 веке уже! Не смотря на наличие весьма приличных доходов и не менее шикарной квартиры над собственным магазином, Оливер постоянно меняет партнеров и его личная жизнь весьма витиевата и запутана. Оливера я обожаю, но его непрекращающаяся драма бывает порой довольно утомительной.

Так получилось и на этот раз. После весьма сложного рассказа про перипетии в личной жизни, Оливер наконец-то догадался поинтересоваться, где я нахожусь.
Услышав новости (медицинские подробности я опустила), Оливер долго выражал свой восторг, а потом вдруг заявил, что наш отъезд из России для него очень кстати. Оливеру надо будет уехать на неделю в Антиб, и «...если у Алекса нет возражений..», то парижская квартира - в нашем распоряжении до возвращения хозяина, заодно будет и присмотр, в дополнении к сигнализации.

Типично французский расчет - никогда не упустить момент, но на Оливера я не могу обижаться. Пообещав поговорить «с Алексом», я положила трубку.

Уже поздно вечером, пока совершенно умотавшийся Лешка что-то автоматически ел, я решила рассказать про мой дневной звонок.

-Ты знаешь, мне сегодня звонил Оливер...

- А, этот твой баклажан?

- Лешка, ну как ты можешь? И почему он, собственно, баклажан?

- Боже мой, Инка, ну я понимаю, это твои знакомые, но он такой «голубой», что «голубее» просто некуда, ей Богу! Натурально фиолетовый, вот поэтому и баклажан. Что он хотел?

- Да он должен ехать в Антиб, по каким-то своим делам, я не интересовалась подробностями. Предлагает нам остановиться у него дома, пока он в отъезде, если ты не против. Заодно и за квартирой приглядеть...

- Знаешь, это совсем неплохая идея. Мы же все равно ничего с собой не повезем, кроме пары чемоданов, какая разница, где остановку делать. Честно говоря, меня этот переезд немного ... как бы это сказать ... не совсем эмиграция, но похоже... Мне как-то... не в своей тарелке я, что-ли... Париж всегда был местом пристанища для русских, да? Вот и для меня будет, так скажем, временная перевалочная база ... Я хочу почувствовать, как это – эмиграция ...

- Как Бунин?

- Вроде этого... Ты же любишь Париж, я город плохо знаю, да и то, только благодаря тебе. И мы там ещё не были после Лас-Вегаса, ну, в официальном статусе. Ты позвони ему насчет дат, а я тут решу все сам, да? С билетами и всем прочим. Скажи, что я согласен...

- Хорошо, Лешка. Спасибо. Зато я знаю, как тебя отблагодарить за это и дать почувствовать, что это значит – быть русским эмигрантом в Париже. Мы пойдем с тобой в «Максим»!

- В тот самый? Я себе этого даже не представляю, я только читал про него ...

- Тогда тем более ...

Как я и предполагала, Оливер пришел в неописуемый восторг от нашего согласия приехать. Он клятвенно пообещал встретить нас в аэропорту, при этом особо не мучая Лешку своими рассказами. Впрочем, Лешка полностью защищен от словесной трескотни Оливера языковым барьером! Из иностранных языков Лешка знает только испанский и итальянский, да и то немного.

Париж встретил нас ясным морозным днем и присутствием Оливера с огромным букетом чайных роз, в неимоверном пальто, украшенным ярко-розовым шарфом. Лешка только хмыкнул!

Я всегда люблю ехать в машине по Парижу и смотреть на людей. В этом есть что-то такое завораживающее, а я чувствую себя Гретой Гарбо! Очевидно, моё настроение в какой-то мере зацепило и Лешку, а может он просто расслабился после сборов и нервотрепки в Москве.

- Инка, знаешь, я никогда не думал, что Париж может быть таким красивым зимой!

- Да, Леша, в это трудно поверить, хотя и бываю здесь каждый январь. Даже не могу сказать, какое время лучше, зима или весна. Это Париж!

Выйдя из машины, Лешка удивленно осматривает улицу. До этого он никогда не был в этом районе, как-то мы с ним сюда не доходили. Я же знаю здесь каждый камень, благодаря Оливеру и моей работе.

- Инка, смотри, какой мрачный собор! Как это называется?

- Это Сент Сюльпис. Ты помнишь «Да Винчи Код» Дэна Брауна? Вот это он и есть.

- Знаешь, я это все по-другому представлял. Рядом с домом ... Мы пойдем туда, да? Хочу сам увидеть эти медные метки на полу...

- Конечно, пойдем ... куда захочешь, у нас тут целая неделя ...

У Оливера типично французская квартира – небольшая кухня, по моим, американским меркам, точно такие же, скромные по размеру ванные, темные деревянные полы, мебель и ковры в красно-бордовых тонах, масса бронзы, зеркала, пару каминов и три спальни с огромными кроватями под бархатными балдахинами. Мадам Помпадур, одним словом. В дополнении к этим интерьерным излишествам, у Оливера ещё имеется и приходящая прислуга. Мадам Люси, полнокровная и довольно грудастая дама лет 60, без лишних предисловий дала нам понять, что на время своего пребывания в Париже мы будем находиться в её полной и безраздельной власти.
Оливера она, по-моему, вообще считает своей собственностью. Скорее всего, именно по этой причине мадам Люси довольно бесцеремонно выпроводила хозяина из его собственной квартиры, совершенно безапелляционно заявив на чудовищном английском, что гостям не о чем беспокоиться.

Я была ей очень благодарна именно за это, беспокойства нам обоим хватило и до парижской остановки. В тот же самый вечер мы с Лешкой пошли в Сент Сюльпис. Я не особо люблю это собор, уж очень он мрачный и темный внутри, но Лешка был в восторге от возможности осматривать церковь, сравнивая с описанием в книге.

На следующий день я повела Лешку на Морматр. Медленно бредя по его узким улицам, нет ничего лучше, чем забыть обо всем и чувствовать себя в какой-то мере парижанами. Зима отнюдь не туристский сезон! Обойдя весь Сакре-Кёр, не смотря на довольно прохладную погоду, мы все-таки поднялись на смотровую площадку. Ясным днем с высоты холма открывается действительно потрясающая панорама Парижа. Наверное, так себя чувствуют птицы! Хотя, у меня была своя цель заманить Лешку в это место. Мы молча стоим у парапета.

- Знаешь, Инка, я человек не особо сентиментальный, не люблю я слова громкие и чувства напоказ, но я никогда не был так счастлив, как здесь и сейчас.

- В этом что-то есть, правда? Столько раз была на этой смотровой площадке и у меня всегда здесь такое ощущение бывает. Я тебя за этим сюда и привела, хочу, чтобы ты понял меня ... после того, как я тебе скажу вот это ...

Лешка вскидывает на меня глаза.

- Мы приедем с тобой в Америку, нужно будет финансовые вопросы решить, разные. У меня есть юрист, которым этим занимается, он тебе все объяснит, но дело не в этом. У него в сейфе лежит моё завещание, там нужно будет тоже кое-что поменять, хотя это – не главное. В завещании есть моё пожелание, на случай если я умру... раньше, чем ты ...

- Да что за мысли?

- Это не мысли, это жизнь, ты должен мне поклясться, что сделаешь точно, как я хочу... Здесь и сейчас... Если со мной что-то случится, ты меня кремируешь, привезешь прах в Париж и развеешь отсюда, вот с той площадки, над городом. И будешь всегда помнить, как был счастлив здесь ...

Лешка прижимает меня к себе и тихо говорит: »Клянусь, я сделаю, как ты хочешь...»

- Вот и хорошо, только помни об этом, а теперь пойдем домой. Здесь как-то зябко... Может оттого, что ветер? Сегодня вечером мы идем с тобой в «Максим».

О, «Максим»! Сколько знаменитых людей присаживалось на его красные кожаные диваны. После того, как этот ресторан приобрел Пьер Карден, попасть в него в него стало ещё труднее, чем раньше. Хотя, о том, что бы попасть в любое место в Париже, мне не надо особо беспокоиться, потому что у меня имеется верный Оливер. Ёщё до отлета из Москвы я попросила его позаботиться об этом.

Оливер, который никогда ни в чем мне не отказывает, превзошел сам себя. Сегодня в «Максиме» был особый вечер, вечер в стиле ретро, вечер 20-х, когда дамы танцевали шантеклер и носили смешные шляпки в виде небольшого котелка, когда было модно курить тонкие сигареты в изящном мундштуке, а мужчины были в смокингах!

На приглашении было четко написано, что посетители ожидаются «одетыми соответственно»! Уж если Лешка захотел почувствовать, что значит - быть русским в Париже, то этот вечер был точно его шансом. Предусмотрительный Оливер, прежде чем быть беспардонно выставленным из собственной квартиры грозной мадам Люси, оставил для меня телефон, адрес и даже схему проезда, а точнее прохода, к магазину, где мы могли взять одежду на вечер в прокат. Бестолково повторяя всякие ненужные детали, Оливер с истинно парижской надоедливостью подчеркнул несколько раз, что хозяин отлично говорит по-английски. Магазин оказался совсем рядом с домом.

Вы знаете, работа всегда откладывает на нас отпечаток, так и у меня. Куда бы я не пошла или не поехала, я всегда смотрю, как одеты люди и, особенно, женщины. Мужская мода – не моя стезя, но то, что смокинг преображает любую внешность – это правда. Даже самый невзрачный, плюгавенький мужичонка, с узенькими плечами и выпирающим животиком, одетый в смокинг, будет выглядеть очень импозантно, а уж Лешка, при его 186 сантиметрах роста и плечами бывшего борца!

Хозяин магазина, очевидно под влиянием Оливера, действительно постарался. На Лешке был идеально сидящий костюм, батистовая рубашка с защипами на груди, классический черный галстук-бабочка и лакированные штиблеты. Для полного эффекта не хватало только котелка и тросточки, но было бы очень похоже на маскарад.

Для себя я выбрала темно-бордовое платье, слегка расшитое стеклярусом и, исключительно из солидарности, отказалась от долго навязываемой шляпки, хотя она мне и очень шла. Придя, домой, Лешка развесил все в гардеробной, отложив при этом галстук в сторону.

- Леша, тебе он понадобится, смокинг нельзя носить без галстука.

- Я знаю, но у меня есть свой собственный, тот самый, который ты подарила мне на прошлое Рождество. Помнишь, я ещё смеялся и говорил, что буду похож на павлина? Этот галстук принес мне удачу, я закончил стройку в срок ... и не только ...

- Да причем тут этот галстук? Ты все сделал, потому что ты – это ты ...

- Не совсем, я все сделал потому, что я – это мы ...

Дверь из темного дуба гостеприимно распахнулась перед нами. В фойе нас ждало тепло, яркий свет хрустальных люстр и довольно значительное количество приглашенных. Несколько дам заинтересованно поглядывали на Лешку. Винить их за это я не могла, уж очень он был хорош!

« Максим» - это очень Париж, внутри ресторана освещение приглушено, черные полы и маленькие диванчики, обтянутые мягкой, темно-красной кожей, небольшие столики на двоих. Столики такие маленькие, что при каждом поднятии бокала с шампанским моя рука невольно сталкивалась с Лешкиной. Эти специальные вечера представляют особую прелесть, потому что не только меню, но сама атмосфера и даже музыка переносят тебя в то самое прошлое. И когда оркестр заиграл фокстрот, Лешка больше не выдержал.

- Пойдем танцевать, я не верю, что это происходит со мной. Мне кажется, что мы с тобой в какой-то машине времени или в кино...

- Лешка, где ты научился танцевать фокстрот?

- Моя старшая сестра водила меня в танцевальный кружок. Она же воспитывала меня, после того, как ...

- Я знаю про это, прости, я не хотела напоминать...

- Ты себе представить не можешь, как я же ненавидел этот кружок! Никогда не думал, что мне это когда-то может пригодиться ... Я всегда считал, что борьба важнее, мужественнее, что-ли... Толку-то от этого сейчас ...

Вернувшись за столик, Лешка закурил сигару. Вообще-то он редко курит при мне, но перспектива отказа от кубинских сигар в Америке не позволила мне что-то возразить. И уж очень вечер был чудесный ... Так бывает, наверное, только во сне или когда человек очень счастлив.

Остаток времени в Париже пролетел незаметно. Днем мы гуляли в Люксембургском саду и парке Монсо, а вечерами любовались зимними гирляндами на Елисейских полях и Трокадеро. За день до нашего отлета из поездки вернулся Оливер, прощальный ужин мы устроили в «Эль Мансур» – мароканском ресторане, где подают самый лучший в мире кускус и настоящий мароканский тажин. Лешку очень смешила возможность пить мароканское вино, потому что страна-то у них все-таки мусульманская!


- Лешка, какие у нас места?

- 3А и 3С. Ты хочешь у окна?

- Нет, не люблю, сейчас зима, тучи, ничего не видно и я все равно просплю весь полет. Нам лететь почти десять часов ...

Самолет, медленно отъезжает от рукава и выруливает на взлетную полосу. Капитан объявил по радио, что мы – вторые в очереди на взлет. Завывая, лайнер разгоняется и шасси отрываются от серой замерзшей бетонки в Шарль-де-Голль. Лешка берет меня за руку. Он не любит взлетов, а я не люблю посадок. Мы всегда держим друг друга за руку. Глядя на его широкую и мужественную кисть, я думаю про себя, что вот таким и должно быть счастье, моё счастье ... с привкусом горького миндаля ...