Ваш палач - время. Глава 1.

Азаль
В доме Галима Флерова хлопотали женщины. Его любимая жена Дания рожала. «Ой мамочка!» – вскрикивала Дания при каждой схватке, наполняя сердце Галима тревогой. Он ходил по двору не находя себе места, что было для него весьма необычно, потому что его руки всегда были заняты делом. Привычка такая у него была. Но сейчас чувства, которые переполняли его, не давали ему работать. Разными они были: и тревога за жену, и волнение из-за еще неродившегося ребенка, и надежда. Жена уже родила ему двух дочек, которых он очень любил, но прочность мужчины на земле обеспечивает сын, поэтому он ждал и надеялся, что на этот раз будет мальчик.

Повитуха, бабушка Зайнаб, была опытной и дело свое знала. Она сердито прикрикивала на роженницу, чтобы глубже дышала, но не от того, что была совсем без сердца, а лишь потому, что ее строгость и деловитость успокаивали. Уже показалась головка. Дания еще раз напряглась и ребенок чуть ли не вылетел из лона матери.

– Какой шустрый сынок у тебя! – усмехнулась бабушка Зайнаб. – Да еще в рубашке родился.

Мать счастливо улыбнулась – угодила-таки мужу.

Бабушка Зайнаб легонько шлепнула малыша и он зашелся в мощном первом крике-плаче, выражая в нем свою обиду на этот мир – не успел он родиться, а его уже шлепают. Несправедливо. Затем вдруг открыл глазки, чем несказанно удивил видавшую виды повитуху, посмотрел ей в глаза и засмеялся. Бабушка Зайнаб от неожиданности чуть из рук его не выронила. Выронить не выронила, но на стул села и с минуту была в размышлении. О чем она подумала, так никто и не узнал, кроме новорожденного, которому она поведала свои мысли через многие годы. И не радовалась, что оказалась права.

Выйдя на крыльцо, бабушка Зайнаб не могла не рассмеяться, увидев устремленный на нее взгляд Галима. Такое открытое у него было лицо, все мысли и чувства можно было без труда прочесть. «Добрая душа, ты Галим, – подумала бабушка Зайнаб, – а добро всегда к добру идет».

– Сын у тебя, Галим, да еще в рубашке родился, счастливым будет, – сказала бабушка Зайнаб. – Имя-то припас?
– Азалем назову, – ответил Галим.
– Вечный, значит, – сказала бабушка Зайнаб. – Хорошее имя.
– За благую весть и труды твои, бабушка Зайнаб два барашка тебе, – сказал Галим.
– Ошалел на радостях. Ягненочка только возьму. Тебе еще неделю целую гостей потчевать.
Галим подбежал к бабушке Зайнаб и расцеловал ее в обе щеки, та аж зарделась. Да и какая она бабушка, еще пятидесяти нет, да и былую свою красоту не всю растеряла. Бабушкой ее называли из почтения, за искусство ее, да потому, что были у нее уже внуки и внучки. Дочери ее давным-давно замуж повыходили и своих детей нарожали.
– Нет, возьмешь двух барашков, я от своего слова не отступаю, – сказал Галим.
– Что ж, – уступила бабушка Зайнаб, – щедрость щедростью вознаграждается.
В семье Галима всегда был достаток, потому что он был не только трудолюбив, но и руки у него были золотые, да ум смекалистый. После рождения сына жизнь словно вдохнула в него новые силы, стал он работать больше, да лучше. Многие ремесла знал Галим, но более всего его душа лежала к столярному делу. Из кусочка дерева он чудо мог сотворить. Ложку выточит такую изящную и легкую, что одно удовольствие из нее есть. Жена его Дания была мастерица рисовать, такой узор на ложку нанесет – одно загляденье. Перед тем как кашу есть, люди сначала красотой любовались. И мебель любую мог смастерить Галим. Раз поспорил с богатым русским купцом, у которого вся мебель была привезена то ли из Италии, то ли из Франции, что лучше сделает. И сделал. Теперь все богачи к нему обращались, чтобы он смастерил им то шкаф платяной, то буфет для посуды, то стол с инкрустацией. Работы на год вперед было, даже помощников пришлось нанять. А еще были коровы, овцы, куры, гуси, утки. Тут Галим проявил смекалку всю живность раздал работящим аульчаням, на условиях, что всю прибыль делят пополам. Все были довольны, тем более, что даже на животных лежала печать удачи, которой судьба оделила Галима. Коровы начинали давать больше молока, куры лучше неслись, а утки и гуси быстро набирали вес.
Азаль рос странным ребенком, никогда не плакал, а только радостно гулькал и всем улыбался. От его улыбки на душе теплело. В восемь месяцев он начал ходить, в девять заговорил. Все удивлялись. Бабушка Зайнаб часто приходила к ним в гости, потому что всем сердцем полюбила малыша, полюбила как собственного ребенка.
– В нем время быстро живет, – сказала она родителям Азаля.
Затем сплюнула три раза через левое плечо, чтобы не сглазить и повелела родителям каждый день угольком его лоб помечать, чтобы уберечь малыша от дурного глаза. Уж кто-то, а мудрая бабушка Зайнаб знала, как завистливы люди и как им поперек горла чужое счастье.
Время текло быстро и Азаль не переставал всех удивлять. Как-то отец принес веселого и добродушного щенка. Смастерил ему знатную будку и посадил на цепь. Щенок жалобно заскулил. Азаль, которому в то время было три года, строго посмотрел на отца и сказал:
– Не цепью привязывают, а добротой.
Нечего и говорить, что отец тут же спрятал цепь подальше. Щенок же главным в доме признал Азаля. Мальчик и кличку ему дал – Верный. Едва выйдет Азаль во двор, щенок со всех ног бросался к нему и тыкался головой, прося, чтобы его погладили. Кошки и собаки, как известно, своим характером похожи на хозяев. Верный вырос в добродушного пса, который понапрасну не лаял. Свой ум пес проявлял в том, что добрых людей, приходящих в дом, встречал приветственным лаем, а недобрых останавливал у ворот грозным рычанием.
Оказалась, что Азаль не только с животными общий язык находил. Гуляя по двору или по саду, он раскрывал ладонь с крошками хлеба, тут же слетала какая-нибудь птичка и склевывала крошки. Ну а когда на его раскрытую ладонь села бабочка, родители окончательно уверовали, что у них растет необыкновенный сын.
Вскоре и весь аул Уткуль уверовал в это. Бабушка Зайнаб была тому причиной. Как-то зайдя в гости, чтобы отдохнуть душой, она спросила Азаля:
– Азаль, солнышко ты наше, скажи, почему ты так часто смеешься? Я тоже хотела бы, как ты, постоянно радоваться жизни.
– Я смеюсь, потому что не хочу, чтобы люди грустили, – со всей серьезностью ответил мальчик. – Мой смех летит в тот дом, где поселилась печаль. Я не знал, бабушка Зайнаб, что у тебя в дом печаль, тогда и тебе бы послал, чтобы порадовать.
– Нет, мне свой смех не посылай, лучше, когда мне будет грустно, я к вам в гости буду приходить, – со всей серьезностью ответила бабушка Зайнаб.
– Ты, бабушка Зайнаб, сама радость приносишь, – сказал Азаль. – Ты не грустишь, а о людях болеешь, поэтому у тебя и печаль бывает.
– От тебя ничто не укроется! – восхитилась бабушка Зайнаб точности слов Азаля.
Пять лет было Азалю, когда состоялся между ним и бабушкой Зайнаб такой разговор. Вскоре все аульчане узнали об этом разговоре. Не удержалась бабушка Зайнаб, чтобы не похвалить Азаля в глазах людей. Все задумались. А ведь действительно, с рождением Азаля весь аул не только зажил лучше, но еще и разросся. Вот в позапрошлом году в соседних аулах коровы ящуром болели, а у них ни одна корова не заболела. В прошлом году была засуха, а у них шли дожди и урожай был богатый. Пошли разговоры, только собрались старейшины села, посовещались и повелели всем аульчанам рот на замке держать. И аульчане послушались старейшин, да к тому же боялись удачу вспугнуть.
Слухи, конечно же, все равно пошли. Молва о том, что в ауле Уткуль живет мальчик, который приносит удачу быстро разошлась по окрестным аулам, селам и городам. Стали приезжать люди, чтобы взглянуть на мальчика. Аульчане, по велению старейшин, смотрели на них с удивлением, а на все расспросы приезжих отвечали, что они верят в Бога, а не в чудеса. Слухи рассеялись и интерес к мальчику угас, а аул зажил прежней жизнью. Однако вскоре случилось событие, которое уже нельзя было умолчать, уничтожить сомнением и скрыть.
В семь лет на лбу Азаля выступила арабская вязь, обозначавшее целое имя – Гази, что в переводе с арабского языка означало – борец за веру. Тут уже не было смысла скрывать, что мальчик отмечен Всевышним и преуспевание аула Уткуль заслуга Азаля.
Первым не удержался мулла Хафиз, который давно уже питал вражду к мальчику, ведь теперь за помощью и советом обращались не к нему, а к этому несмышленышу. Ходил мулла Хафиз с достоинством, говорил важно, полагая, что его уста всегда изрекают истину. Решил он Азалю трудные вопросы задать, на которые люди до сих пор ответа не нашли, чтобы показать всем альчанам, что и у него нет ответа на них.
– Признаю я, что ты отмечен Всевышним, – сказал мулла Хафиз, – а кто он по своей сути и почему мы не можем его увидеть?
– Он воздух, без которого невозможна жизнь. Мы его не видим, не чувствуем, но он везде и во всем, – ответил Азаль.
Все были поражены ответом Азаля, но мулла Хафиз не сдавался:
– Хорошо, а что такое душа?
– Душа – это вода. Без воды нет жизни, земля превращается в пустыню, а человек – в мертвеца.
Мулла Хафиз поостерегся задавать другие вопросы, ушел, затаив злобу и ненависть в своей душе.
Молва о мальчике, отмеченным Всевышним разнеслось далеко вокруг. Нескончаемым потоком шли к нему люди, даже иноверцы приходили. Со всеми был приветлив Азаль, с каждым говорил, каждому отвечал на его вопросы. Некоторые люди стали селиться в ауле, но не всем разрешалось, а только тем, про кого Азаль говорил, что душа у человека добрая, сам он честен, да и талант в нем свой есть. Стал разрастаться аул Уткуль и процветать.
Азаль, как и его отец Галим, никогда не сидел без дела. Стал он верным помощником своему отцу. Людей, которые приходили к нему за советом и помощью, он за работой принимал. Из ивовых прутьев он вязал корзины, из лыка мастерил туески, короба. И еще любил раскрашивать ложки, чаши и прочую деревянную утварь. Денег ни с кого не брал, да и не было в этом нужды, потому что люди с большой охотой покупали все его изделия и берегли их как талисман.
Дошла молва о чудесном мальчике до одного великого поборника веры муллы Татжутдина. Кто, кто, а он уж-то твердо знал, что святых не существует. Зависть и любопытство заставило его пуститься в путь, чтобы увидеть отмеченного Всевышним.
– Я хочу узнать судьбу своего брата Галима, – сказал Татжутдин, посмеиваясь в душе. – Он пропал двадцать лет назад.
– Слышал я о твоем брате, – ответил Азаль. – Мятущаяся душа, который искал истинную веру.
– Ведь он был мусульманином, какую еще веру он должен был искать?
– Он слишком много видел лицемерия у мусульман, поэтому перешел в православие.
– Да, но почему он перестал быть православным?
– И там он нашел одно лицемерие, поэтому ушел от них.
– Ты говоришь известные вещи, – сказал Татжутдин, – но я хочу знать, что с ним стало потом.
– Твой брат Галим стал проповедывать людям, что все учения верны и каждый ведет к Богу, но священнослужители их неверно истолковывают. Нет никакой разницы между попом, равином и муллой, все они оседлали религию, чтобы управлять народом и жить за их счет. Он говорил людям, что между Богом и человеком не должно быть посредников.
– Людей искушал, вот и сгинул! – не удержался мулла Татжутдин.
– Он не сгинул, его убили, – сказал Азаль.
– Кто его убил, скажи, кто его убил?
– Так ты и убил своего брата. Лицемер.
Мулла весь побелел, задрожал.
– Я его любил, я не мог его убить, – вскричал он. – Какие у тебя доказательства?
– Время, – ответил Азаль.
– Какое еще время?! При чем тут время? – продолжал возмущенно задавать вопросы Татжутдин.
– Время всегда открывает истину, – пояснил Азаль, – а теперь уходи.
Кругом было полно народу, поэтому Татжутдину ничего не оставалось, как уйти. Осыпая Азаля проклятиями, он сел в свою богатую коляску и велел вознице погонять, торопясь покинуть место своего позора. Едва они выехали из аула, как где-то вдали раздался оглушительный гром, небо прорезала яркая молния, которая и поразила муллу Татжутдина. И это средь ясного дня. Было в ту пору Азалю двенадцать лет.
Галим с тех пор перестал отдавать мулле десятую часть своего дохода, а стал сам ее распределять среди нуждающихся. Вскоре его примеру последовали все аульчане. Мулле Хафизу ничего не оставалось делать, как покинуть аул Уткуль, осыпая проклятиями Азаля. Мечеть не осталась без хозяина. Порядок и чистоту соблюдала в мечети бездетная вдова, а по пятницам правоверные собирались на молитву, а с проповедью выступали самые уважаемые люди. Азаль же за свою жизнь ни разу не переступил порог мечети, говоря всем, что бог не в мечети живет, а в человеке.
В привычном ритме текла жизнь в семье Галима и Дании. Всегда радостно и покойно было в их доме. Сестры Азаля вышли замуж за достойных мужей и теперь жили они только втроем. Азалю исполнилось семнадцать лет. Стал он красивым юношей, одаренный многими талантами, отмеченный Всевышним. Многих, особенно девушек, интересовало, кто же станет избранницей его сердца. Родители об этом не заговаривали, зная, что когда придет срок, он сам им об этом скажет. И вот пришел такой срок. Однажды утром он объявил родителям, что через три дня женится.
– На ком же ты собрался жениться? – спросила мама.
– Ее зовут Айсу, – ответил Азаль. – Она сегодня мне приснилась. Нам нужно собираться в дорогу, если поспешим, то завтра к утру будем на месте.
– Постой, постой, сынок, но ведь к свадьбе нужно подготовиться! – заметил отец.
– Папа, ты что забыл – через три дня праздник Курбан-байрам, так что угощение уже готовится. Нам только подарки для родных Айсу приготовить, да богатый выкуп за невесту. Против обычаев нельзя идти.
Стали собираться в дорогу, родителям и в голову не могла прийти мысль, что девушка, явившаяся их сыну, во сне откажется выходить замуж за Азаля.
Они еще не успели доехать до аула, где жила избранница Азаля, но весть о том, что отмеченный Всевышним едет свататься к Айсу дошла до Вазиха и Галии Газизовых, родителей невесты. Семья Газизовых жила в достатке, но самым дорогим сокровищем их была единственная дочь Айсу. Не перечесть всех женихов, которые ждали этой осени, когда Айсу должно было исполнится четырнадцать лет, чтобы заслать сватов, но всех опередил Азаль.
Их встретили радушно, сразу же поставили самовар, напоили чаем, а уж только затем повели важный разговор.
– Счастье моей дочери для меня важнее всего, – сам начал разговор отец Айсу. – Она пойдет только за того, за кого сама пожелает. Неволить я ее не буду.
– Мы тоже своих дочерей без их согласия замуж не выдали, – поддержал его Галим.
И сразу же установилось взаимное доверие.
– Нарушу я обычай, – сказал Вазих, – Пойди мать, попроси дочь к нам выйти, пусть взглянет на жениха.
Не вышла Айсу к ним, ведь она совсем еще девочка была, но через мать передала свое твердое согласие стать женой Азаля.
Свадьба была веселой и шумной, правда не обошлось без завистливых взглядов и разговоров. Так уж люди устроены и на Солнце пятна найдут, а в ближнем уж подавно.
С Айсу в дом Флеровых вошла красота, которой нельзя было налюбоваться. Четыре счастливых года прожила она с Азалем. Седьмой месяц под сердцем Айсу носила ребенка, полная радостных ожиданий, а Азаль во второй раз жизни собрался покинуть родимый дом.
Шел 1919 год. Мир давно уже сдвинулся с места и уже не мог идти старой, уже проторенной дорогой.
– Этот мир – долина тьмы, – сказал Азаль Айсу. – Время от времени кто-то берет фонарь и начинает указывать путь. Люди, которые ныне подобрали фонарь, принесут народу страдания и беды. Я должен предупредить людей.
Айсу заплакала, обняв любимого. Она никогда не перечила мужу и сейчас ничего не сказала, но она знала, что в последний раз видит и обнимает его.
– Побереги ребенка, любимая, – сказал ей Азаль. – Он наш след на земле.
Айсу улыбнулась сквозь слезы. Затем Азаль простился с отцом и матерью и стал обходить аульчан, прощаясь со всеми, кто ему был дорог. Последней была бабушка Зайнаб.
– Коротка жизнь достойных людей на нашей грешней земле, твою судьбу я узнала в первую же минуту твоего рождения. – сказала бабушка Зайнаб. – Прощай, Азаль.
Обняла его, а затем, не оглядываясь, пошла прочь, чтобы скрыть слезы и горечь в душе, которая прочно там поселилась, потому что теперь каждый день приносил лишь страдания. Мир сдвинулся с места, но дорога по которой пошли люди, вела их в ад.
Азаль шел не выбирая дороги и везде, куда приходил, говорил людям одну и ту же речь:
– Люди, пришло время кровавого антихриста. Не боритесь с ним, ибо только дети наших детей его победят. Сестры, рожайте больше детей, чтоб не иссяк ваш род. Братья! Возвращайтесь к своим семьям, сейте хлеб, трудитесь. Это не ваша война, и не ваша власть.