I'm a plant

Я проснулась от того, что в голове складывались стихи. Их было так много, что память уже не вмещала всё придуманное. Пришлось стряхнуть с себя остатки сна. Я подтянула блокнот поближе правой рукой (левая еще вчера онемела) и быстренько записала вирши. Получилось коряво, но читабельно.

Освободив голову для новых впечатлений, открыла занавески. Утро ворвалось в комнату непривычным для зимы ярким светом: ночью выпал снег. Я подняла подушку повыше, кое-как села. При этом выяснилось, что нижняя челюсть совершенно не хочет держать привычное положение - она падает и мелко-мелко дрожит. Это было неприятно, пришлось положить под подбородок подушку-думочку.

Шевелиться было лень, да и тело плохо реагировало на команды мозга, поэтому я просто смотрела в окно. А там искрился снег, сновали шустрые желтогрудые синички, злые мамочки вели заспанных детей в садик...

Нет, мне не было скучно. Я радовалась тому, что жизнь продолжается. Но скоро устала. Я уже научилась определять это состояние. Если между извилинами начинает стремительно бегать мышка - значит, пора отдыхать.

Я осторожно повернулась на бок. Но осторожность в этот раз не помогла. Мышка тут же раздулась до размеров громадной крысы, которой почему-то очень надо было втиснуться между моим мозгом и лбом. От боли я потеряла сознание...

Когда очнулась, на языке крутилось:

I’m a plant, I’m a tree, I’m a flower.
I lie without motion in my tower.



Откуда это пришло? Какую извилину задела та жирная крыса своими когтями, что я вспомнила то, чего не знаю? Напряглась, пытаясь извлечь из глубин памяти школьный курс английского языка. О чем я пою? Стало даже интересно. Получилось примерно так:

Я растение, я дерево, я цветок.
Я лежу без движения в моей башне.

А ведь и правда! Что я сейчас? Беспомощное растение, не способное себя обслужить. Как с этим жить?.. Мне нужен был оптимистичный пример, и память услужливо предоставила историю Армена.

Армен - мой сосед, мы с ним играли в шахматы в былые времена. Иногда он жаловался на головные боли. Пару лет назад среди ночи его увезла скорая. Девять часов шла операция, три месяца потом молодой парень был в коме.

Недавно я встретила его в магазине. Армен помахал мне, улыбаясь:
- Ле, Ле, Ле!

Я улыбнулась в ответ:
- Лена, да.

Продавщица тетя Вера радостно сообщила мне:
- Видишь, узнал!
- Вижу. Как дела, Армен?

Армен аж заплясал от радости, закивал - мол, понял вопрос:
- Лу! Лу мммма.... ммя! М-м-м-м!!! - и показал большие пальцы сразу на обеих руках.

Тетя Вера перевела:
- Луиза его не бросила, они поженились недавно. Ждут ребенка.
- Поздравляю! Я рада за тебя. Ну что, ты уже почти здоров, теперь можно и о шахматах подумать? Когда мы с тобой сыграем?

По лицу Армена пробежала тучка, он развел руками:
- Нннни...
- Не знаешь? Ну ладно, я не тороплю, еще сыграем как-нибудь. Ты только не забудь, что партию мне обещал!

Вот интересно, а когда я смогу говорить, я тоже буду радоваться каждому понятому другими людьми слову? И в чем я найду смысл существования? Не хочется верить, что я буду совсем уж "plant"...

Эмоционально насыщенное воспоминание и грустные думы быстро утомили меня. Мне снова надо было отдохнуть. Лежала я неудобно, но помня о страшной крысе, поселившейся в моей голове, не стала шевелиться, просто закрыла глаза и медленно поплыла в сон, бесконечно повторяя свою колыбельную:

I’m a plant, I’m a tree, I’m a flower.
I lie without motion in my tower.

I’m a plant, I’m a tree, I’m a flower...