Женское счастье

Очередной переезд выявил давно подозреваемое: мы опять накопили массу ненужного. И где только оно помещалось в нашей маленькой квартирке? Новое жилье было просторным, однако от хлама я твердо решила избавиться. Конечно, кое-чему удалось уцелеть и спрятаться. Когда безнадежное было выброшено, надоевшее — роздано, слишком «ценное» (например, ящик с игрушками, давно потерявшими актуальность, но такими родными) - убрано с глаз долой, я занялась мелочами.

Обнаружилась большая коробка с рисунками, самодельными открытками, обветшавшими аппликациями, вырезками и прочей чепухой. На одном из листочков в половину альбомного формата — карандашный портрет. Круглая физиономия с ярко-синими пуговицами глаз, старательно выведенной загогулиной носа, большим арбузной спелости ртом и размашистыми жёлтыми кудрями была нарисована неопытной рукой и подписана пляшущими печатными буквами: «Моя мама». Мой портрет. Как живая...

«Значит, вот такой ты меня видела», - смеясь, обернулась я к дочери. «Ты что, мама! Это же я рисовал!», - в голосе моего вполне взрослого сына прозвучал укор. Дети меня дружно заверили, что это когда-то рисовал именно сын, в канун 8 Марта, и рисунок даже висел на выставке художеств дошколят среди прочих мам-раскрасавиц. Вот уж никогда не думала, что дети помнят такие мелочи. Мне казалось, только для мам имеют значение эти пустяки.

Моя мама с моими вещами никогда особенно не церемонилась. Мы довольно часто переезжали, все бытовые неудобства при этом ложились на её плечи, и она всегда единолично решала, что нам нужно, а что нет. Довольно долго я принимала это как должное. Первой обидой была отданная любимая книга.

Читать я научилась довольно рано и, в общем-то, случайно. Когда-то меня, совсем еще маленькую, мама оставляла время от времени под присмотром соседки. У соседки были дети-погодки, ученики первого и второго класса. С обоими она делала уроки, а я терпеливо и тихо при этом присутствовала. Как оказалось, не зря. Буквы надежно обосновались в моей бестолковой малолетней голове. Правда, вверх ногами — я же сидела за столом напротив соседских детишек во время их занятий. Впрочем, это недоразумение быстро было исправлено, и с тех пор я просто вцепилась в книжки.

Книг у меня было много: что-то покупали родители, чем-то делились родственники — мои двоюродные сестры были старше меня. Поступив в первый класс, я сделала приятнейшее открытие: в школе была библиотека, и книги в ней выдавали всем, даже первоклассникам. Правда, только тоненькие. Прочитав такую за одну-две переменки, я маялась под дверями библиотеки. Очень хотелось взять другую книжку, но строгая библиотекарша всегда подозревала самых юных читателей в том, что они лишь картинки смотрят, и сердито требовала отчёта... Однако со временем мы с ней поладили, и книги я глотала с отменным аппетитом, благо, библиотека была большая и хорошая.

Пройдя все этапы детских книжных пристрастий — сказки, истории о животных, приключения, стихи - я сделала следующее открытие. Примерно к четвертому классу я обнаружила, что встречаются книги настолько скучные, что их невозможно дочитать до конца. Конечно, я дочитывала, приученная к порядку и дисциплине, но уже чувствовала, что не всем авторам следовало бы браться за перо.

Вскоре было сделано еще одно открытие: некоторые книги взрослые сами читают, а от детей старательно прячут. Смешно думать, что малолетний жадный читатель, найдя припрятанное, не сунет туда нос. Однако первая попытка раскрыть «страшную взрослую тайну» разочаровала: убранная мамой в дальний угол библиотечная «Анжелика» оказалась столь же неинтересной, сколь толстой и потрепанной. Зачем было её прятать, я не поняла. По детской наивности — и хорошо, что так получилось.


Книга «Хромой пёс» впервые разбудила в моей детской душе какие-то неуловимые чувства. Сложные — не высказать, волнующие до слёз. Это было похоже на впечатления от музыки — нет слов и... не трогайте меня, всё равно ничего объяснить не смогу. Вот такое смятение чувств. Когда я обнаружила, что книги нет, пришла в отчаяние: зачем? Кому? Верните! «Но ведь она же была подписанной», - я выложила главный довод, который, на мой взгляд, должен был маму убедить. «И что теперь?», - сурово сдвинула брови моя непреклонная мама. Спорить было себе дороже... На книжке действительно имелась дарственная надпись — обычные дежурные слова, книжку вкупе с грамотой вручили мне в конце учебного года по тогдашней традиции именно так поощрять старательных учеников.

… Я смотрю на смешной карандашный портрет и вспоминаю сразу так много хорошего. Совершенно незначительного для кого угодно, но такого важного для меня. Кладу картинку в деревянную шкатулку — есть у меня такая, специально для моих тайных сокровищ. Иногда я перебираю лежащие там фотографии, рисунки, открытки, письма, самодельную закладку, старательно сложенную фигурку-оригами... И чувствую, что счастье всё-таки есть. У меня - точно.