Высококалорийная проза Галины Щербаковой.

В сельской библиотеке небогатый выбор серьёзных современных книг. Возможно, эту книгу купили только из-за рекламки на обложке: «От автора бестселлера «Вам и не снилось».
Хотя это и выглядит как ярлык, но нужно признать этот рекламный ход издателя успешным, поскольку именно он помог мне определиться в выборе.



Да, так банально и как-то необразованно что ли, я выбирала книгу. Мне не хотелось тратить время на болтовню неглубоких книжиц (я такая впечатлительная, вдруг ещё запомню чего), а здесь хоть какая-то, с позволения сказать, гарантия… Гарантия чего? ... Ну, по крайней мере, того, что книга не дура. И всё-таки, господа, реклама, а не имя. Или реклама имени? Стыдно от собственного незнания литературы.
Эта книга - «Метка Лилит» Галины Щербаковой, в которую помимо собственно «Метки» вошли также и «История Устиньи Собакиной, которой не было», и «Прошло и это». Её я читала как гоголевский Вакула - три ночи (на этом аналогии с многоуважаемым «Вием» закончились), по одному произведению каждую ночь. Теперь имя Галины Щербаковой я запомню навсегда, и совсем другие посылы отправят меня к её прозе.
Несколько молекул меня остались в цветущих садах Вахида, где «на ветках деревьев сохли неисчислимые трусики и маечки, но выглядело это даже красиво…».


Это я вместе со стариком чеченцем ушла «в горницу, чтобы не видела жена и плакала в козий шарф», потому, что было жалко эту разрушенную войною жизнь. И совсем уж нестерпимо смотреть не женщину, которая ещё «была жива, она лежала на боку, выцеживая молоко в детскую бутылочку. <…> Женщине давно полагалось умереть – пули прошли её от плеча до лобка. И только одна грудь была цела, из которой она наполняла бутылочку».

Мне страшно знать, откуда возник этот образ, каким путем пришел он к автору, имеет ли он невыдуманное имя, поскольку это превышает мой болевой порог. К этой женщине моя память присоединяет ещё одну, с другой войны, подслушанную в рассказе ветерана.


Во время немецкой бомбёжки в Великую Отечественную, поезд сошел с рельс, раненные и убитые были повсюду. Плакал маленький ребёнок и искал маму. Он дополз до неё, нашел грудь и стал её сосать. Только мама была уже мертва. Беспомощный младенец, сосущий мёртвую, возможно ещё теплую грудь – воистину лик войны ужасен и так одинаков во все времена. Ты здесь, убивающая младенцев, крылатая Лилит, чей поцелуй дарит смерть?


Я пугаюсь, сдавливаю свой сосок, маленькая белая капелька есть! Значит, молоко не пропало, ведь бывает так, что пропадает молоко?!
Эти жизни, как черные жемчужины горя, я нанизываю на нити правды о войне. И плачу со стариком чеченцем в козий шарф…. И думаю, не есть ли это предательство по отношению к моему мужу, который принес с чеченской войны (нет, не с той, не с первой, а с той, которая была после неё) свои трофеи в виде россыпи округлых шрамов на спине? Кожа на них тонкая, но ничего не чувствует, а иногда они болят. И я снова плачу, и козий шарф совсем уж мокрый, и его ворсинки прилипли к моему лицу.

Проза Галины Щербаковой какая-то насыщенная, я бы сказала, почти густая. В ней много персонажей, много деталей, много идей, и всё это странным образом связано, и постепенно вырисовывается в общий рисунок, подводя нас к основной мысли автора о том, что в жизни вообще все взаимосвязано и неслучайно (здесь хочется вспомнить нити паутины из той же «Метки Лилит»). И, кажется, что мир книги покинул рамки переплета и очутился (и есть же в русском языке такое замечательное слово) в воздухе, не растворяясь в нем при этом, а существуя как зной, через который преломляется реальность. Или как рой мелких мошек, который шевелит воздух. Или как украинская ночь, такая же густая, чья темнота теснит тебя со всех сторон, и её можно набирать в ладоши. Всё это как сюжеты Щербаковой – потрогать их нельзя, но ощущение присутствия остается. «Шевелят» так сказать, воздух.

Эта среда не только насыщенная, но что гораздо более важно, питательная. Искусство вообще, и литература в частности, как известно, есть пища для ума и души. Но в моде все чаще, к несчастью, «легкие» продукты, что особенно настораживает в ситуации, когда читатель, так сказать «на диете» и не стремится отягощать себя какими бы там, ни было смыслами вообще, никогда. Таким читателям будет «невкусно» и даже тяжело, читать Щербакову, а может быть и вредно, потому, что незнакомая для организма пища нередко вызывает неожиданные, иногда неприятные реакции. Щербакова рекомендована тем недомогающим, которые истощились и нуждаются в поправке, увеличении удельного веса человечности души. А так же тем, кто не избегает «калорийных» продуктов, потому что эта проза «высококалорийна». Калорийность того или иного продукта определяется количеством энергии, выделяемой при усвоении этого самого продукта. Энергетическая ценность прозы, в которой сама мысль находится на особом положении, она охраняема («… Может, она мысль думает, - был твёрд и решителен Петя, – А её спугивать нельзя… Пусть думает мысль, не торопясь, может, она у неё важная»), на мой взгляд, бесспорна, потому что энергия, выделяемая в процессе её усвоения колоссальна и разнообразна.

Эта энергия запускает дремлющие механизмы души, заставляет скрипеть, шевелиться, думать, сопереживать - работать одним словом. Ведь, как известно, все в нас должно работать, раз уж создано, в том числе и та тонкая структура, которую мы называем душой. Иначе все то, что не работает, отомрет за ненадобностью. А человек со сбитым нравственным прицелом, действительно, «хужезверь» какой-то.

Щербаковские калории полезны и необходимы для поддержания нравственного здоровья. Такие книги следует читать. Желаю всем не приятного, как принято говорить в таких случаях, чтения, но чтения вдумчивого, серьезного, потому что это литература не для развлечения.

Галины Николаевны Щербаковой не стало 23 марта прошлого года. Её памяти посвящается эта статья.

Победитель конкурса "20 лучших статей апрель-2011"