Шуточки-2.

История эта совсем не смешная и не веселая. Более того, может остаться неприятный осадок - как от наступания в г...но. Духовное. Поэтому брезгливым лучше дальше не читать.



Отчим с улыбкой листал фотокнижку "Самиздата". Этот сборник стихов одного московского поэта был мне знаком. Надеюсь, читатель простит мне, если не буду называть его настоящее имя и цитировать его произведения.

Итак, назовем нашего героя Саша Ушкин (его настоящий псевдоним был не менее претенциозен по созвучию). Собственно, поэтом он только сам себя считал. Плюс несколько влюбленных в него провинциальных барышень. Саше было тридцать четыре года, после развода с женой он жил в общаге, работал то там, то здесь и все деньги вкладывал в самостоятельное издание и продвижение своих бессмертных творений. Отчим тоже принимал участие в этом великом процессе - рисовал портрет гения в своем знаменитом кубическо-графическом стиле (кто помнит портрет "клетчатого" в фильме "Приключения принца Флоризеля", тот поймет, о чем я). Такой стиль Саше очень нравился и казался идеальным для передачи его "мятущегося духа", "неприкаянной души" и чего-то там еще неприкаянного и вечно неудовлетворенного... Отчим, как и все, посмеивался над сашиными стихами, но относился к графоману по-дружески. Даже с какой-то нежностью, как к наивному, но беззлобному дурачку.

- Вот смотри: "Онубиса видением вдруг вечер одинокий мой посещен..."! Онубис у него, понимаете - через "О"! Но это ладно... а вечер у него посЕщен! С ударением на второй слог!

Мне скучно. Ну, знаю я, что Саша безграмотен, и косноязычен. Ну, и что? Разбирать его творчество по косточкам - это уже не смешно. Его цикл "Подмосковная осень" - сто сорок страниц депрессухи одинокого, хиреющего без внимания стареющего холостяка. Может, взрослым и забавно над этим прикалываться, но что интересного в этом нытье может быть для меня в мои одиннадцать? После свежих впечатлений от "Мастера и Маргариты", после Губермана и Набокова, после рассказов Марка Твена читать Сашины потуги? Стошнит, чего доброго...

И вдруг... Вдохновила ли меня твеновская "Песнь о Гайавате", точно сейчас сказать не могу. Но скорее "вдохновил" какой-то бесенок... Я напишу пародию! Но это будет не просто пародия. А такая, что пародийность ее будет понятна только тому, кому смешон оригинал! И это будет письмо в стихах. В Сашином стиле. Письмо от ученика и почитателя! разве не об этом мечтает всякий "непризнанный гений"? Да сбудется его мечта! А мы поржем...


Интересное занятие на вечер обеспечено! И вот первое письмо в виде проникновенной баллады, повествующей о том, что я - ленинградский поэт тридцати лет, который давно является поклонником творчества великого Александра Ушкина - настоящего классика современности, что я после долгих тайных колебаний наконец-то решился признаться в своем восхищении Мастеру - просто потому, что более не в силах сдерживать свои восторги, эмоции переполняют меня и рвутся наружу вместе с восторженными гимнами музе (стиль был соблюден неукоснительно, включая традиционные для Саши ошибки в ударениях). Далее повествовалось о моей тяжелой жизни: у меня была жена и ребенок, но я вынужден был расстаться с ними, так как настоящий художник должен быть свободен, чтобы принадлежать одному искусству... при этом между строк читалось, что на самом деле бросили меня, потому что я удолбище, ни на что не способное, но никогда в этом не признаюсь даже самому себе... Работаю я в котельной кочегаром - это дает возможность не выслуживаться ни перед кем и погружаться в медитацию (слово, недавно вошедшее в моду в определенных кругах и автоматом означавшее принадлежность человека, его употребляющего, к этим самым "элитным" кругам) для освобождения духа от всего бренного и для творческого воспарения над всем земным... Я счел, что такой образ должен понравиться Саше, потому как всем самовлюбленным графоманам нравится смотреться в зеркало, особенно если зеркало старательно льстит! Всю "поэму" я приводить тут не буду, так как она многометрова, скучна и режет слух нарочитой безграмотностью. Заканчивалось письмо так:

Учитель мой!
Меня, судьбой ведомого,
Мчит по дороге жизнь, как старый тарантас...

С глубоким уважением
От Николая Сомова -
Поэта ВРЕМЕНИ,
ОцЕнившего Вас!

Возникала одна небольшая неувязочка: несмотря на вполне взрослую стадию нравственного разложения, почерк у меня был все же детский. Но эту проблему мне помог решить один из моих взрослых друзей - я точно знал, что он меня не заложит, потому что во-первых, ему было не выгодно портить со мной отношения. А во-вторых, мы друг другу весьма симпатизировали, потому что похожим образом смотрели на жизнь. Во всяком случае, предлагая мне соавторство в своей опере, он единственный додумался не обещать мне творческий рост, славу и прочую мишуру, а прямо спросил, сколько мне заплатить, чем немедленно завоевал мое детское сердечко надолго - года на три... Итак, Костя согласился быть моим секретарем в этом деле. Письмо было переписано и отправлено...

Я почти забыл об этой шалости, но через две недели из Москвы пришел ответ! Он ПОВЕРИЛ! Он не просто поверил, а принял все за чистую монету, совершенно не уловил ни пародийности, ни иронии, ни местами открытого издевательства и насмешек... Ответ я "с выражением" зачитал широкой аудитории. Затем сел сочинять реакцию "поэта Сомова" на высочайшее внимание избранного им "гуру"... Так завязалась переписка "гения" и "горячего поклонника таланта", длившаяся чуть больше года. Разумеется, я читал свои письма и его ответы широкой публике - наши "духовные отношения", становившиеся все более откровенными, затрагивающие все более интимные и сокровенные вопросы, стали достоянием общественности, превратились в "роман с продолжением", в развлечение для ленинградской богемы... а затем и московской. О "просмотре сериала" знали все. Кроме Саши. И моих родителей. То есть,отчиму я показывал свое первое письмо, но в качестве "просто пародии для домашнего пользования". Об огласке и, тем более о переписке, речь не шла.

Возможно, все бы закончилось, когда просто наскучило бы мне, или когда появилось бы у меня свежее увлечение... Но Саша изъявил желание приехать в Ленинград - лично познакомиться со своим обожателем! Я уже рассматривал версию внезапной болезни Сомова, эмиграции и даже смерти, но... вмешалась женщина. То есть, она никуда не вмешивалась, ей просто нравился Саша. а она нравилась мне. Я понимал, что мне в двенадцать лет ничего не светит, да и влюбленности там особой не было... но как-то обидно было отдавать ее ЕМУ! Уж пусть лучше НИКОМУ НЕ ДОСТАНЕТСЯ! Не знаю... завидно, что ли. Ведь, вроде, во всем я его превосхожу, а тут... понятно, что не конкурент! Не совсем я тогда разобрался, что это было за чувство, но поскольку вся картина идеально вписалась в пушкинских "Моцарта и Сальери", я решил для себя, что это - чистой воды зависть. Черная и гнусная. А гнусная зависть требовала гнусных действий. Поэтому я написал Саше письмо - уже от своего настоящего имени, приложив свое настоящее фото и восторги по поводу его девушки в стиле "Абдулла, мне хорошо с твоими женами!" Затем процитировал несколько комментариев наших общих знакомых по тексту нашей предыдущей переписки и его стихов... поблагодарил за массу веселых минут, которые он обеспечил всем нам своей забавной писаниной и т.д...

Нет, я всякого ожидал. И травму нанести хотел. Хорошую такую травму, чтобы долго болело... но я не ждал, что Саша, прочитав письмо, повесится. Травма получилась в основном у девушки - видно,и правда он был ей не по фиг. А Сашу спасли - вынули из петли, откачали. Потом лечили в дурке - во-первых, всех суицидников туда отправляют, во-вторых, поставили ему состояние аффекта и всякие последствия... не помню уже. Вышел потом. Девушка эта с ним не осталась, но по этому поводу я почему-то не испытывал радости, хотя думал, что буду. Больше всего меня удивило, что он перестал писать стихи.

Вас, наверное, интересует, когда я обо всем этом пожалел? Наверное, сразу. Но я тогда не понял, что сожалею о своих действиях. Я сожалел о том странном чувстве обманутости... Я победил, но чувствовал себя побежденным. Причем, побежден я был не кем-то и не чем-то конкретным. А какой-то внутренней пустотой. Было ощущение безвозвратной утраты, как будто мне что-то ампутировали... Сейчас я бы сказал: еще одну часть души. Но я был атеистом. Я не верил в душу. К тому же, чувства эти нельзя было назвать сильными. Скорее, похоже на усталость какую-то глобальную - когда все становится все равно, просто потому, что надоело заморачиваться. Остается только ленивое любопытство - что будет дальше? Да и это - не все ли равно... Мне тогда попалась "Мысль" Андреева. Я узнал себя в главном герое и позавидовал ему - он хотя бы сошел с ума, и вообще, испытал какие-то сильные переживания. Подумалось, что любые сжигающие страсти, любой внутренний ад лучше этой пустоты. Хотя... может, настоящий ад - это и есть пустота?