СЕДЬМОЙ ВАГОН.

Вокзал это большой людской муравейник. Толчея, дороговизна и ненавязчивый сервис. Конечно это не Восточный базар, мы ж европейська крайына – як говорять наши державни мужы, но тенденции просматриваются, чтоб там они не говорили. Тенденции, как уже повторяюсь, аналогией сутолоке, дороговизне (правда на базаре, поторговавшись, можно существенно сбросить исходную цифру и чем она ниже (вот парадокс!) тем довольнее и продавец и покупатель, а не торгуешься ты его смертельно обидел) – только попробуй заикнуться о скидке, в лучшем случае, тебя одарят молчанием… А вот запутанность и неразбериха – это притча во изыцах. Скольких людей она делала именитыми. Скольких подняла к вершинам славы и всенародного восхищения. Одна Почетная Проводница Вера чего стоит. А Михаил до сих пор едет девятым вагоном с канала на канал и сверкает своей ослепительной улыбкой с колес DVD дисков. Я то рангом и творческим потенциалом совсем маленький рядом с глыбищами подмостков, поэтому и субординацию чту, и как итог – вагон у меня не девятый, а … Восьмой! Ладно, я возьму не качеством, а количеством. И Седьмой. И Шестой. И… Эх, надо же раболепный взгляд от земли иногда отрывать. ДВЕНАДЦАТЫЙ!.. (прим. ценз. вороватый взгляд по сторонам) …фу_к… ВОТ!!! …
Врямя позволяло. Поэтому мы с дочкой, приехавшей на несколько дней навестить нас с женой, не торопясь приближались к Южному терминалу. Последние мои наставления, от которых она в душе отмахивалась как от таежного гнуса, а наяву сопровождала улыбкой, наконец стали глушиться гомоном встречающее-провожающих и бодрым вещанием дикторши, после ферматы музыкального предупреждения.
- До видома видйиджаючих, швидкий потяг номер …
Номер не соответствовал нашему и взгляд привычно потянулся к информационным табло. Номер отсутствовал. Ну, это вполне понятно. До отхода еще пол часа, строк на табло с два десятка, путей 14, да еще с десяток с Северной, в основном для пригородного сообщения, да плюс начально-тупиковые для него же. Так что по привычке медленно движемся по «трубе» перехода к почти привычному ( дочка довольно часто приезжает, да и сам мотаюсь в город детства) спуску к 14 пути.
Табло девственно пустое, как нет внизу и состава. Идем дальше. Бывает же, что что-то в обкатанной системе затирается. 13 – пусто. 12 – львовский. … Ну, вот, наконец.
- До видома видйиджаючих, двускладений потяг номер … (двухгруппный ускоренный фирменный поезд номер 174/180 «Креминь» и «Лтава», сообщением Киев- Кременчуг и Киев- Полтава подается для посадки на восьмой путь.) Прохання до видйиджаючих заздалегить приготувати пройиздни квытки та…
- Ну, вот и наш. Полтавский. Пошли.
Времени по-прежнему вагон и маленькая тележка.
- Саш. Ты все-таки с Вит…
- Пап, да знаю я.
Ну конечно. Они молодые всегда знают лучше чем мы. Предки – что с них возьмешь.
- И все же.
Проходим мимо 12 «Креминь» и сразу же оказываемся возле проводника нашего восьмого «Лтава». Мимо пробегает, а кто не торопясь проходит пассажирский люд. До отправления минут 20. Группа молодых ребят и парней, прилично одетых, оживленно жестикулирует. Добрые лица. Улыбки. Сбиваются в «футбольную стенку» - фотографируются. И не обращают внимания на жалостливый взгляд дамы бальзаковского возраста – глухонемые. Ей невдомек, что и у них в своем круге общения свой красочный мир.
За спиной протарахтела колесиками чемоданов очередная порция спешащих. Дорожные плащи. Только пыленепроницаемые чехлы с то ли костюмами, то ли верхней одеждой.
- Фэстэ. Фэстэ. Ви вил би лэйт.
Понятно. Англоязычные туристы. «Быстрей. Быстрей. Мы опоздаем» - это у западного человека в крови боязнь сделать что либо не по распорядку и правилам. Не то, что наши – на авось.
Обнимаются парень с девушкой и непонятно, кто из них уезжает. Он или Она. Видно, что обоим тяжело дается предстоящее расставание.
Как бы сказал Ослик ИА:
- Грустное. Печальное зрелище…
И мне тоже становится грустновато. Хоть и разговариваю с детьми по Скайпу каждый день, но вокзальное прощанье все же давит на пружинки чувств. Кажется, даже предательская влага норовит проявить свой нрав…
И тут началось.
- Юкрэйн! Юкрэйн! Итс зе бэд кантри. Рабишь. Селф дэнг.
- Ого-го. Дерьмо – это круто…
И я, и Санька круто повернулись к звуковой волне эмоций. Становилось веселей.
Децибобельность и эмоциональность, разбавленная перецоканьем маленьких пластиковых колесиков чемоданов по стыкам тротуарной плитки перрона, приближалась вторым поражающим фактором ядерного взрыва – ударной волной. Приближалась, сметая со своего пути оторопевших от ее напора и уже до этого слегонца одуревших от боязни опоздать моих дорогих соотечественников. В голове « тевтонского клина», по другим историческим источникам - «свиньи», несся в трех измерениях кубоидного телосложения «рыцарь», выставив, что еще больше усиливало аналогию, как таранный щит одежный чехол. Встречный ветер по всем аэродинамическим законам ерошил его белобрысые, тронутые сединой волосы, хоть они и были формата ежика. Шлем заменяли очки, а латы – пыльник-ремингтон, помятый, как и лицо бороздами времени следующего за ним компаньона. Чем-то напоминал тот Берлиоза в исполнении Александра Адабашьяна и был самым голосистым во всей этой компашке. Автоматически родилась эпиграмма:
- Мне не хотелось бы пугать его прогнозом. Было бы масло ...Участь Берлиоза!
Остальные шестеро были менее колоритными личностями - мужики, превысившие порог среднего возраста.
Свинья вклинилась, раздвинула, как накатившая волна протягивающих проездные бумажки, и разрешилась брызгами идиомных коментов в хрупкую фигурку проводницы.
О, как обманчиво поверхностное суждение! Миловидность и диетологическая субтильность, на поверку оказалось скалой! Глыбищей! Титаном, упакованным в форменную юбку!
- Нуй, чого? Не гомонить, хлопци. Встыгнете. Квиток давайте.
Волна разбилась о ее непоколебимость. Но физика – она и в Африке физика. И законы инерционности никто не в силах, даже, наверное, сам господь бог отменить.
- Ви кэнот лиивс. Виар ауэ кэриджь. (Мы не можем уехать. Где наш вагон?) Юкрэйн. Юкрэйн. Юкрэйн. Дэнг. Рабишь. Дэнг…
Да уж. Бледновато. На второй круг пошли. Что поделаешь. Ограниченность воображения.
Проводница, не шевельнув бровью, жестом фокусника выхватила пачечку беже-розовых прямоугольничков из рук доцокавшей наконец на своих шпильках до эпицентра петиционного митинга молоденькой девицы. Проводница углубилась в изучение бумаг , тасую их одну за другой.
- Надь. Ты диви. Уси у сеемый. А його не причипилы. Дзвони до Михалыча. Хай россаджуэ десь.
Тут в ее тираду вклинилась девица, судя по русскому, оказавшейся переводчицей.
- Только, пожалуйста всех рядом. У нас с первого по девятое.
- Куди посадэ – там и пойидетэ.
Напарница тем временем достала чудо японской, но произведенной в Китае, техники – портативный ноу-токи «Кэнвуд». ( Поверьте я знаю, так как сам с коллегами в режиме Папа Карла переклеивал наклейки на этих штучках-дрючках при исполнении контракта с нашей железкой, когда случилась накладка с первичной поставкой.)
- Михалыч. Ходь до восьмого. Тута формажора. Гы…
- Ну чого там?
- Эгэш. Пасажиры до сьомого, а його нема.
- Так хай йдуть до кассы.
- Та надо посадиты. Иноземци. Гвалт устроють, якщо квитки пропадуть.
- Ну, ща.
- Ага. Чекаэмо.
Рукой Терминатора проводница отодвинула трехмерного и стала запускать остальных Законных пассажиров.
- Сашунь, давай садись, а то твое, не дай бог, место займут. Не сгонишь потом. И твоего англицкого не хватит. Ответят – начальник посадил и ничего не докажешь.
Я подтолкнул ее к ступенькам, на прощанье поцеловав в щечку, а сам остался в ожидании отправки и, конечно, в любопытстве разрешения конфуза ЮЖД.
- Потом перезвонишь чем в вагоне закончиться, если к вам их «запрут».
Вот тут то и подкатил Михайлыч. Именно подкатил, потому что был он маленьким, пухленьким и толстеньким как самый настоящий сказочный Колобок.
- Мыхайлыч – уце ось.
Из под кустистых бровей зыркали глазки буравчики. Пухленькие пальчики перебирали бумажки.
- От и що робыты. Наплутаэ та лектроника, а Мыхалычу видповидай, та выкручуйсь. Давно вже по понедилкам сьомый першого классу не чипляють. От же рихметика.
- Хто з них розмовляэ?
- Я переводчик. Определите слугам божьим места.
- Та це що? Попы?
- Пожалуйста. А то они на открытие храма в Лубнах опоздают. Из самой Америки летели.
- Що, нам своих не выстачаэ? Йдить до касс. Здавайтэ. Берить нови….
- Ну, а по-другому никак нельзя?
- А инших папирцив нема?
Рука потянулась к носу и большим с указательним почесала его тем самым явив миру новую аранжировку мздоимствующего жеста.
Переводчица сообразила быстро и залопотала по ихнему. Но что бы вы ожидали от туземцев? Правильно. Только возмущения и обещания съесть Кука. О-йо-йой. Хорошо, что Сашуня уже была в вагоне! Это не для женских ушек. Хотя бледен, Бледен их язык супротив нашего.
В слаженный гул мужского басового фальцета подмешивалось сопрано переводчицы. Гул смолкал и только второй, ну Берлиоз который, все вспоминал и сына верблюдицы, и племянника скунса, и кайотового дедушку. Вот же ботаник академический! Не понимает что ли, что если б Бригадир кумекал в языках, то фиг бы вам! Безнадега на поездку полная – мы честь страны БЛЮДЕМ!!!!
Кто-то из безликих полез в бумажник. Бригадир стремление к сотрудничеству понял, расплылся в улыбке и вынес уменьшительно увещевательный вердикт:
- Тильки першого классу нема. Розсую по всьому потягую.
- А вместе нельзя?
- Ну, якщо пассажиры згодяться… Сидайте.
Дружной толпой проповедники полезли за бригадиром…
Вечером, как обычно я разговаривал с детьми. Вспомнились и американские мессионеры. Так вот, в отместку нашей капиталистическо- коммунистическо-гондурастической железной дороге они все путешествие до Лубен читали проповеди, заглушая очередной телевизионный сериал ( есть 4 телевизора и во втором классе) восхвалением какой-то церкви дедобабы седьмого дня. Ну я так приблизительно и рассчитывал. Видимо и билетная электроника под громким названием единая информационно-расчетная система «Экспресс» под влиянием, исходящих от них божественных флюидов и тонких эманаций, поддалась очарованию и жестом расположения и доброй воли, делая приятное милым людям и отпечатала билетики в СЕДЬМОЙ, как и их день, ВАГОН.