О том, как я звонила на студию Никиты Сергеевича Михалкова

Страдая очередной бессонницей, я лежала в кровати, перебирая в уме разные варианты своей бурной творческой деятельности, и думала над тем, как воплотить в жизнь некоторые из них.

«Надо как-то действовать!»- мелькало в моём воспалённом мозгу в который раз.-«Хватит исписывать горы вордовских страниц впустую, пора уже выходить в люди!»-мелькнуло как-то слишком отчетливо и я решилась: с трудом дождавшись рассвета(8 часов утра), я подсела к компу и, включив его, попереписывалась часок–другой со своими друзьями и просто со знакомыми, так или иначе интересующимися моей писаниной( личной жизнью, в частности фотографиями, на которых я запечатлена в «Моём мире») а затем набрала в поисковике заветную фразу:
«Студия Михалкова ТриТэ»

Изучая кадры из кинофильмов, заботливо размещенные единомышленниками Никиты Сергеевича на сайте студии, я, словно между прочим, кликнула на «контакты» и записала номера двух телефонов приемной и на всякий случай распечатала схему проезда к студии.
Ни капли не сомневаясь в задуманном, я позвонила на студию где-то в районе 10 часов.
Мне ответил нежный девичий голосок.

- Здравствуйте,-вежливо сказала я в ответ на шаблонную фразу секретаря о студии.
- Я бы хотела поговорить с Никитой Сергеевичем о своем творчестве.
- Минуточку,- отозвалась девушка. - Сейчас соединю вас с приёмной.
Я сильно заволновалась, сжав телефонную трубку сильнее положенного.
В ней (в трубке) заиграла мелодия, а я почувствовала в ушах биение собственного сердца.
- Извините, в приемной пока никого нет, - через некоторое время сказала девушка, -Перезвоните через полчаса, пожалуйста.

- Начинается,- пробормотала я, изучая стену напротив и нажимая «отбой».
Но, невзирая на свою печаль, время я всё-таки честно засекла и принялась готовить завтрак.
По прошествии тридцати минут (тютелька в тютельку) я снова набрала номер телефона приемной и снова тот же женский голосок ответил мне.

- Это опять я,- волнуясь, сказала я. - По поводу своего творчества.
- Сейчас соединю,- ответила девушка и в трубке заиграла всё та же мелодия.
- Наверное, вам придётся перезвонить через полчаса,- голосок девушки, прозвучавший чуть позже, был искренним (как показалось мне). В нём промелькнуло участие.

- Всё ясно с вами,- кладя трубку на место, пробурчала я, откусывая от морковки(на завтрак я зачем-то тушила овощи) - Такая же канитель, как и везде.
Мне пришлось встать из-за стола, дабы запить своё разочарование вкупе с застрявшей в глотке морковкой водой.

Мимоходом я глянула на часы.
- Я по поводу творчества, - всерьез напоминая самой себе попугая Попку, без тени добродушия промямлила я в трубку, спустя всё те же заветные полчаса.
- Соединяю,- невозмутимо ответила мне девушка и снова зазвучала музыка. Звучала на сей раз она недолго.
- Здравствуйте,- заговорила трубка мужским голосом, абсолютно не похожим на голос Никиты Сергеевича.
Втайне разочаровавшись, я промолчала.
- По какому вопросу вы звоните? - осведомился голос, в котором мне почудились не совсем (совсем не)радушные интонации.
Опомнившись, я ринулась в бой.
- С кем я могу поговорить по поводу своего творчества? - не совсем учтиво ответила я вопросом на вопрос и, встав со стула, вышла на балкон, забыв от волнения обуть на ногу тапок.
- Ка-ко-го твор-чест-ва?- по слогам произнес мужской голос и замолчал.
- Сво-е-го,- в тон ему ответила я.
- Ку-да вы зво-ни-те?- мужской голос был непреклонным и каким-то безликим.
- В студию Тритэ,- чему-то удивилась я и уставилась в окно.

Внизу, на детской площадке два не русских смуглых оболтуса в гражданском качались на детской качельке, развлекаясь как умея, и совершенно позабыв о банках с краской, стоящих неподалеку, а также о малярных кисточках. Увидев меня в балконном окне, парни перестали качаться и что-то беззвучно (окно было закрыто) залопотали, тыча пальцами в мою сторону.
- Я хочу поговорить с Никитой Сергеевичем о своем творчестве, о стихах,- спохватившись, опомнилась я, и, поскольку в трубке царило гробовое молчание, на всякий случай добавила, - Алло, алло.
- Но Никита Сергеевич - режиссер, как вам известно, - неприветливый мужской голос стал еще более неприветливым. - По-че-му вы хотите поговорить о стихах с ним?
- Потому что, - начиная закипать, ответила я.
В трубке снова воцарилась тишина.

Жэковские работники за окном не на шутку расходились, делая пригласительные жесты (понуждая меня спуститься к ним, дабы составить компанию) Они что-то кричали, приложив ладони на манер рупора ко рту и как мне показалось высоко подпрыгивали.
- Я пишу стихи и прозу, - отводя взор с запотевшего стекла, отчебучила я в трубку.
- Это хорошо,- многозначительно сказал мужской голос. - Причем здесь Никита Михалков? - еще более многозначительней добавил он. - Есть же союз писателей, вам нужно обращаться туда.
- Я уже обращалась туда, - ответила я. - И не только туда. Мою работу там даже напечатали за деньги.
- Почему за деньги?- спросил мужской голос.
- Потому что эти услуги платные,- сказала я, переминаясь с ноги на ногу (Нога, «обутая» лишь в носок «слегка» подмерзла, причиняя мне неудобства)
- Я обращалась во многие издательства. Меня с моими работами нигде не ждут. Я бы хотела напечатать детскую книжку с картинками, настоящую детскую книжку с настоящими картинками, но это стоит очень дорого, - затараторила я. – Мои рассказы рецензирует Олег Сергеевич Кузницин, я из семьи верующих родителей, мне не нужны гонорары - добавила я обо всём сразу и приготовилась услышать короткие гудки.
- Всё это очень хорошо,- задумчиво прозвучал мужской голос.
- Я очень хочу, чтобы о моём творчестве узнали дети! - вполне искренно сказала я. - Я ведь могу попросту не дожить до этого, - не менее искренно подытожила я и, не выдержав, расплакалась.

Голос в трубке оживился.
- Ну, что вы, - как-то утешительно прозвучал он. - Вы же сами сказали, что верующий человек. Зачем же думаете о таком?
Я молчала, не в силах ответить что-либо. Понимая, что мои слова о не дожитии неправильно растолковали, придав им суицидальный оттенок, я, на миг отвернувшись от окна и сморкаясь в висящее на веревке полотенце, собиралась с духом, дабы опровергнуть кривотолки.
Парни за окном печально смотрели на меня.
- У меня есть заболевания, - прохрипела я в трубку, которую по-прежнему никто не бросил.
- Боритесь с ними,- очень участливо сказал мужской голос. - Не поддавайтесь им.
- Я борюсь, - промямлила я, шмыгая носом.

- Это очень хорошо, - ответил голос моего собеседника, приобретший вдруг совершенно иной окрас. - Напишите Никите Сергеевичу письмо и отошлите его.
- Я уже отсылала ему письмо, - забыв о скорбях, ввернула я и снова высморкала нос в полотенце. - Мне никто не ответил.

- У Никиты Сергеевича много работы и горы не разобранной корреспонденции, - миролюбиво сказал Мамонтов Виталий Викторович (голос в трубке принадлежал именно ему, как выяснилось позже) - Он готовит «Цитадель» к премьере. Напишите еще одно письмо и отошлите его шестнадцатого мая (мой собеседник на секунду отвлёкся, изучая календарь) это как раз будет понедельник, - продолжил он, - и продублируйте его(письмо) звонком, чтобы я был в курсе.
- Спасибо большое, - залепетала я, собираясь откланяться.
- Не теряйте надежды! - вместо того, чтобы тут же положить трубку, сказал мой собеседник. - Попросите своих близких и друзей, чтобы они молились о вас.
- Спасибо большое, - снова прошептала я, чувствуя как волны слез угрожающе кренят мою духовную лодку то вправо, то влево. - До свидания,- сказала я и положила трубку, услышав на прощание два слова:
«Не отчаивайтесь».