Толстый Тосич

С Тосичем мы познакомились когда я пришла работать на Центральный Московский ипподром инструктором по верховой езде. Был и такой период в моей жизни, кстати, он вызывает у меня самые приятные воспоминания.

В первый день моего появления на конюшне одна из коллег-инструкторов повела меня знакомить с лошадьми. При этом по поводу каждой лошади отпуская комментарии, самые тенденциозные. У людей и лошадей свои взаимоотношения – есть любимчики, есть неприязнь к кому-то, есть откровенная вражда. Так и у моей коллеги, которая успела там поработать задолго до меня, со всеми обитателями конюшни возникли свои отношения.

- Это Рейс, говорила Света, пока мы с ней шли вдоль конюшни, заглядывая в денники. – Отличный конь, спокойный, выезженный. Но будь с ним поосторожнее, он слеп на один глаз, и пугается всего со слепой стороны.
- Это – Эльмис, - по голосу чувствовалось, что этот рыжий с белой проточиной у Светки в фаворе. Так и оказалось – самый что ни на есть любимчик.

И так далее, пока мы не дошли до самого крайнего денника с табличкой «Торос. Светло-серый жеребец».

- Это Тосич, - процедила сквозь зубы Светка с непередаваемым отвращением.
- А что с ним не так? – заинтересовалась я.
- Самая главная скотина на конюшне! – начала Светка, у неё явно много накипело по этому поводу. – Настоящий урод!
- Почему урод? – всё ещё не понимала я. Торос с виду был очень даже хорош собой – светло серый в яблоках серый терский жеребец, весьма нарядной, как говорят конники, наружности. С очень интересным крапом на левом плече – участок рыжей шерсти, как будто ржавчина. Очень необычно и стильно смотрелось.

- Ленивый как незнамо кто! – бойко стала перечислять Светка пороки Тороса. – В манеже с места не сдвинешь. Зато в деннике только успевай уворачиваться – кусается, как крокодил. А зазеваешься – и ударить может. А уж хулиган, сладу с ним никакого нет. То убежит, то подерётся. Никто его не любит.

В этот момент я поняла, что мы с Тосичем созданы друг для друга.

Так уж вышло, что везде, где бы я ни работала, мне всегда подсовывали самых сложных лошадей. С ними никто не хочет возиться, а мне их жалко. Они ж не виноваты, что такие. Злыми лошадей делают люди. Кого у меня только не было в работе: и полоумная кобыла Джали, с которой летали все (одна девочка насмерть, между прочим), и лентяй Карадаг, который имел привычку на галопе ложиться на ходу – делал вид, что упал. Чтобы не работать. И косолапый Васька, спотыкавшийся на ходу. Я со всеми рано или поздно находила общий язык. Вначале боролись, а потом было жалко расставаться. Я до сих пор их всех отлично помню.

В общем, услышав похвальные характеристики Тороса, я сразу поняла, что это моя судьба. Как пелось в известном мультфильме, «предчувствия его не обманули».

Никто на конюшне не хотел возиться с «этой скотиной». А мне он понравился. Чисто внешне – терские лошади – моя слабость. А потом и по характеру, как ни странно – да-да, хотя характер у него и впрямь был препакостный.

Итак, знакомство наше началось с того, что я радостно зашла в денник, набив карманы сухарями, с самыми добрыми намерениями.
– Привет, Тосич! – воскликнула я с энтузиазмом и… едва успела отскочить за дверь. Потому что в миллиметре от меня лязгнули челюсти, а любезный Тосич, поняв, что зубами меня не достал, мгновенно развернулся и попытался ударить задом.
Отличное начало! – подумала я.

Как вы уже поняли, сложные случаи – моя специальность. Но с Тосичем было даже сложнее, чем обычно. Потому что он был не столько злым, сколько просто хотел, чтобы его все оставили в покое. И я его в этом прекрасно понимала. А приходилось переучивать…
Он был ленив до безобразия. Ленивее самого сонного ленивца, висящего на пальме в тропическую жару. А чем ленивее лошадь, тем хитрее. Тем больше она изобретает способов отделаться от работы. Таким образом, как ни странно, в данном случае лень – двигатель прогресса.

Издевательства его над начинающими всадниками, которых пытались на него посадить, не знали границ. Самый простой, зато очень действенный трюк был такой: всадник заходит в денник, кладёт седло на спину Тосичу (это положено делать слева), а потом заходит с правого бока (всё это время уворачиваясь от лязгающих зубов жеребца), чтобы расправить вальтрап и подпругу. И вот пока он заходит, Тосич элегантным движением поворачивает голову налево и стаскивает седло на землю. Бедняга всадник должен его поднять, тщательно отряхнуть от опилок. Потом встать, упражнение повторить. Это могло продолжаться до конца занятия (в то время как остальные уже вовсю рассекали в манеже), если не вмешивался кто-нибудь из тренеров, из жалости. А вмешивались нечасто – на конюшне особым даром сочувствия обычно никто не отличается. Не можешь справиться с лошадью – никуда не поедешь. Всё просто.

Если его всё-таки удавалось поседлать и вытолкать в манеж, Торос применял проверенную временем тактику: выйдя на середину, застывал там, полностью оправдывая свою кличку, и никакими действиями невозможно было стронуть его с места. На хлыст он только огрызался.

Если же я выезжала его работать, он знал: я просто так не отстану, и придётся двигаться. – Хорошо, - злорадно говорил Тосич. Сейчас я тебя покатаю!

Он с честным видом отрабатывал шаг и рысь. А дождавшись галопа, в самый неожиданный момент резко бросался в центр манежа и начинал бешено крутиться на месте волчком. А потом резко вставал на свечку. Усидеть на таком трюке практически невозможно. Это был центр подготовки космонавтов какой-то, а не конь, честное слово. А мне приходилось держаться, на честном слове каком-то, потому что я знала: если упаду, Тосич немедленно сбежит и подерётся с другими лошадьми. Или покроет чью-нибудь кобылу. Будет скандал.

Отдельно надо рассказать о поведении Тороса в конюшне. Во-первых, он чрезвычайно искусно умел открывать дверь денника, на какие бы хитроумные замки её ни запирали. Мог часами стоять и долбить в дверь ногами, пока она не поддавалась. А потом начиналось самое смешное. Тосич отлично знал, где нужная цель – волшебная кормовая комната, где хранились мешки с овсом. Всё было не так просто – нужно было дождаться, пока конюх её откроет, а сам уйдёт в другой конец конюшни. В этот момент Тосич выскакивал из денника и крался. То есть это ему казалось, что он крадётся тихо, как кошка, и никто его не видит и не слышит. Я, стоя за углом, рыдала от смеха. Представьте себе эту «кошку» весом в полтонны, которая стучит коваными копытами по бетонному полу так, что только сильно глухой бы не услышал. А выражение морды при этом самое невинное – типа «я тут просто прогуливаюсь". Дождавшись пока он почти достигнет двери кормовой, я выходила из-за угла и каркала во всё воронье горло: - Тосич!
Как он расстраивался, если б вы видели. Он же почти добрался до цели, почти…

Впрочем, пару раз, когда все были очень сильно заняты, ему удалось всё-таки проникнуть в кормовую. Однажды он успел сожрать полмешка сухого овса прежде, чем его там застукали. Колики, конечно, еле откачали. Видели бы вы, как это трогательное чудовище, уже после того, как его привели в чувство, заснуло стоя, благодарно сунув голову мне подмышку.

Мало помалу мы всё нашли общий язык. Тосич даже в виде исключения соглашался поработать (правда, только со мной или очень сильными всадниками, над начинающими он по-прежнему глумился). Помнится, мы даже участвовали в соревнованиях, и что-то выиграли.

А потом его купили в частное владение. Где наш начкон нашёл этих идиотов, которым сумел внушить, что Торос – отличная послушная лошадка для всадников-любителей, я не знаю. Как не знаю, и где были их глаза, когда они его смотрели. Но купили, и за немалые деньги. Мне искренне жаль этих людей. До меня потом доходили слухи о том, что отчаявшись ездить верхом на Толстом Тосиче, они в конце концов оставили его в покое. Сбылась мечта маленького коника. Он стоял в деннике, ел в своё удовольствие и гулял в леваде. Растолстел ещё больше. Я как-то приезжала навестить Тосича – он казался вполне довольным жизнью, в отличие от своих запуганных владельцев.

А мне было жаль, когда его увезли. Да, это была не самая лучшая и трудолюбивая лошадь на свете, но и не самая плохая – это уж точно.











На фото – конечно, не Торос, просто лошади терской породы.