Нора

Есть мысли, которых лучше не думать.
 
Вечер. Окончание дня. Три плетенных кресла стояли вразброс вокруг круглого стола на веранде большого дома. В двух сидели люди – худая женщина, жестом уставшей танцовщицы державшая тонкую сигарету, и мужчина перед ней. На третьем кресле лежала тонкая квадратная подушка с отделкой в египетском стиле и единственной золотой кисточкой.
 
Нора лежала на самом краю веранды, свесив большую черную лапу на деревянную лестницу. Ее морда сытого ленивого медведя была опущена, глаза почти невидимы. Только случайные блики выдавали черные зрачки в черной лохматой шерсти. Нора смотрела на хозяйку. Валентина протянула руку и собака потянулась к ней. Раскрытая ладонь с режущим ноздри дымом дамских сигарет, пьянящим ароматом кофе и тонким, но отчетливым запахом самой хозяйки – запахом открытых пор ее кожи, тонкого загара, линий судьбы на ее ладони, соленым запахом крови пульсирующей в венах и капиллярах под кожным покровом. Потрепав Нору по загривку Валентина забрала свою руку и отвернулась.
 
Мы сидели на веранде за круглым столом из светлой плетенной лозы и заходящее солнце краем глаза заглядывало в мой стакан с мартини. Валентина молчала почти весь вечер, смотрела куда-то над верхушками старых яблонь наконец сказала, будто с трудом просыпаясь: «Я знаю, что будет после смерти…»
 
Нора встала, отряхнула невидимую воду и спустилась по ступеням в сад тяжело виляя крупным черным телом. Остановилась, глядя на хозяйку, словно не могла решиться сразу уйти, удалиться от веранды от плетеных кресел, разорвать невидимые нити, связывающие ее с этим местом и этими людьми. Но люди на нее не смотрели. Легкий порыв ветра принес другие запахи: холодный аромат мяты, дыхание из легких земляной лягушки под крыльцом, тягучую зеленую дымку болотной тины с ближнего пруда. В ветках смородины шевельнулись две серые птички и Нора, забыв обо всем устремилась туда.
 

 
Три плетенных кресла стояли вразброс вокруг круглого стола на веранде большого дома. В двух сидели люди – высокая, худая женщина, жестом уставшей танцовщицы державшая тонкую сигарету и мужчина перед ней. В третьем кресле лежала тонкая квадратная подушка с отделкой в египетском стиле и единственной золотой кисточкой. День закончился. Последние отблески заката сверкнули на стеклах веранды.
 
Нора с удивлением уставилась на старуху, которая сидела в третьем кресле. Валентина смотрела сквозь нее, на плетенную спинку кресла. Старуха напряженно вслушивалась в слова произносимые женщиной. Вдруг ее лицо исказилось, руки угрожающе потянулись к Валентине. Нора зарычала и с громким лаем запрыгнула на веранду.
 
• Нора, прекрати. Андрей, убери собаку. Надо повязать ее, пусть занимается щенками, а не крутиться вокруг меня!
• Тогда она будет крутиться вокруг тебя вместе со щенками.
 
Третье кресло опять опустело.
 

 
Города мертвых, дома, с нарисованными серой дымкой плоскостями и серыми линиями углов зданий, населенные невидимыми тенями духов, ощутимых лишь дуновением холода, если бы кто-то из живых попал сюда, но никто из живущих попасть туда не может. Живые и мертвые разделены вовсе не расстоянием – наоборот они рядом, даже наложены друг на друга, города живых и мертвых разделены различными плоскостями времени, разницей скоростей процессов – слишком медленных для мгновений мертвых и слишком быстрых для живых, два уровня осознания наложенные друг на друга, что для обычного человека почти не пересекаются. Впрочем нет. Небольшие колебания чуть-чуть вправо или чуть-чуть влево от границы (хотя ни право ни лево там быть не может) происходят постоянно и влияют на каждого существенно. Но мало кто улавливает эти влияния. Время от времени, когда граница открыта для двухстороннего движения ее можно пересечь, если мертвые помогут это сделать, но смысл этих визитов понимают немногие.
 
Город мертвых вовсе не прозрачен для его жителей – напротив он незыблем и краски его насыщенны и ярки, особенно, когда светит Солнце. Чужое Солнце всегда выглядит призрачным, но если это Солнце твое собственное, Солнце твоего мира – оно дает столько света, сколько ты можешь вынести.
 
Вмешательство в жизнь живых не возбраняется. Более того считается, что мертвые должны помогать своим родным и любимым, но на самом деле самые мудрые из них очень скоро предоставляют потомкам свободу выбора, которой, впрочем, редко кто в состоянии с толком воспользоваться, а те, кто все-таки поддерживают отношения «с той стороной», делают это из-за неразумной привязанности, не исполненного долга или еще менее разумной злобы. Через год-два все осваиваются, заводят себе новых друзей уже «по эту сторону», находят себе новые любимые занятия и времяпровождение – жизнь (простите существование) потихоньку налаживается и духи перестают тревожить живых так настоятельно как вначале. На самом деле они просто забывают. Как живые после переезда в другой город или другую страну поначалу тоскуют, пишут письма и звонят по выходным тем, кто остался за границей, а после осваиваются, обрастают связями, находят новых друзей и новые впечатления заслоняют все, что осталось в покинутом ими городе. Затем оказывается, что им попросту лень, тратить силы на ТОТ уже чужой и призрачный, наполовину забытый мир, если можно и здесь найти себе занятие интереснее.
 

 
Есть мысли, которые лучше не думать.