Мой Грех. Часть 11.

Наша воля ни над чувством,
Ни над временем не властна.
Видим мы, что нас любили,
Лишь когда любовь утратим.
Лопе де Вега
 
Ехали домой на трамвае. Кто-то в предупредительной надписи на стекле кабины водителя мастерски стер нижнюю дужку у буквы «В» в слове «водитель» и получилось: «Отвлекать Родителя во время движения запрещается!» Нам казалось, что мы прониклись в тайный смысл этого предупреждения! Теперь прониклись, а раньше просто не могли! Она, неопытная еще женщина, долго допытывалась, занес ли я новую жизнь в нее или нет, и жаловалась на болезненные ощущения в промежности. Да и у меня все болело!
 
Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви, сказал кто-то великий. Жизненные пути наши с ней в дальнейшем разошлись. Выходит так, что это я оставил её, бросил. Это мой Грех, которым я наказал, прежде всего, себя! Потому и назван так рассказ!
 
Почему оставил её? Я не смог принять мораль и устои, царившие в этой семье.
 
Родители у нее привыкли добиваться своих целей любыми способами. Так, даже, мать у нее вышла замуж за отца путем обмана. Будучи беременной, подговорила его лучшего друга, чтобы тот заявил, что хочет жениться на ней, и дело было решено. И главное, это рассказывалось с такими смешками, как будто это была удачная первоапрельская шутка!
 
И это не единичный, особый, экстроординарный случай! Так они привыкли жить, добиваясь своих целей обманом и близких, и чужих! Когда я стал замечать и за Натальей элементы скрытого давления на меня, попытки обмануть и принудить к чему-то, я понял, нам вместе не быть!
 
Она могла позволить себе уехать, с подачи родителей, на пару недель, к их знакомым в Москву, где был молодой человек «на выданье». Делалось это чтобы оказать давление на меня. Конечно, это очень обижало и задевало.
 
Порой проявлялись эти попытки весьма изощренно. Представьте себе, мы лежим в любовном экстазе, свившись, как змеи, переплетясь телами, душами. Она, кажется, ничего не понимает и обо всем забыла, я на седьмом небе от блаженства, вот оно желанное мгновение, сейчас мы должны достичь высшей точки, высшего земного наслаждения! Но нет, тут лукавые глазки подруги открываются, и она произносит, как бы, невзначай: «Скажи, что ты сделаешь то-то… или то-то… по-моему, как я хочу, как я сказала?» Конечно, такое замысловатое давление было крайне неприятно. Она добилась этим только одного - моего недоверия.
 
Я знаю её дальнейшую Судьбу. Она вышла замуж через пару лет после того как мы расстались. Жених у нее был из летно-технического училища Калининграда. Невысокий и щупленький лейтенант. Он увез её в Севастополь. У них родились два разнополых ребенка.
 
Кстати, читал собаководов – любителей, так там если сучку случайно покрыл не породистый кобель, её сразу же выбраковывают из элиты. Утверждают, что элитных щенков она уже приносить никогда не будет! Такое же положение и у голубей, и некоторых других животных. Интересно, а у людей как? Может и в её детях есть частичка меня?
 
Меня же судьба провела через Прибалтику, Монголию, Байконур, Подмосковье, где и оставила и где я сейчас живу. Много повидал и плохого и хорошего и многое перенес! Но об этом можно писать другие повести, рассказы!
 
Сёйчас её дети выросли. У девочки, как говорят, хорошие способности к рисованию. Сына устроили в Школу милиции. Откуда я это знаю? Сестра у меня в Калининграде. Как-то мать Наташи, вспоминая былое, принесла и показала ей фотографии. Между делом сказала, что Наташа надумала разводиться, вопросительно заглядывая сестре в глаза. Она знала, что до меня дойдет эта информация. Но как можно склеить давно разбитое корыто? Да и как можно вернуть прошлое? Кто-то из поэтов (приписывают Николаю Новикову, но я знаю, не он) сказал это очень точно:
 
Никогда ничего не вернуть,
Как на солнце не вытравить пятна.
И, в обратный отправившись путь,
Никогда не вернешься обратно.
 
Эта истина очень проста.
И она, точно смерть, непреложна.
Можно в те же вернуться места,
Но вернуться назад невозможно.
 
* * *
 
Она стояла тонкой беззащитной былинкой на перроне продуваемого всеми ветрами Калининградского вокзала и неотрывно смотрела на меня. Она неотрывно смотрела мне прямо в глаза, но, как будто, смотрела сквозь меня, мимо, не замечая ничего. Не замечая ни меня, ни порывов холодного сентябрьского ветра, ни сгущающегося сумрака, ни вокзальной суеты, ни натужного пыхтения и гудков тепловозов.
 
Казалось, она смотрит сквозь меня куда-то вдаль, за горизонт, через вагоны и дома, стены и заборы, поезда и автомобили, а может, просто, в наше далекое общее прошлое? Или уже видит за моими плечами моё, невидимое мне будущее, мою Судьбу, мой Мактуб, и потому так отрешен и безучастен её взгляд?
 
Я уезжал в Ригу. Уезжал навсегда! Мы оба ясно понимали и осознавали это, но не верили этому! Не хотели верить! Так много нас связывало и связывает, так много пережито вместе, столько разных происшествий, явлений бытия прошло на наших глазах и с нашим участием и столько событий стало для нас двоих общей историей, общей судьбой.
 
Я легонько прижал к себе её безвольное, безучастное и отрешенное к жизни тело и нерешительно поцеловал в последний раз, почему-то даже не в посиневшие губы, а в холодную неживую щеку и быстро прошел в вагон. Протяжный, истошный гудок локомотива возвестил о конце нашей прекрасной сказки под названием Любовь!
 
Но я уже не мог забыть эту тоску в её глазах никогда! Тогда я не мог представить себе, сколько невидимых, незримых, но прочных нитей связывали и связывают нас, за которые память, как кукловод, будет постоянно дергать и тормошить, напоминать о нашей встрече на грешной Земле, заставляя тонуть и страдать в пучине давних воспоминаний.
 
Её печальные глаза преследовали, и будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь! Везде, куда бы не бросала меня шаловливая и немилостливая, порой, Судьбинушка, в череде образов, толпах, скоплениях людей среди тысяч глаз я всегда искал блеск грустных дорогих мне глаз. Мне не хватало их, как может не хватать воздуха! Мне не хватало её! Мне не хватало нашей неземной любви!
 
Вдруг так тихо, пустынно и одиноко сделалось в мире без тебя!
 
КОНЕЦ