20 лет спустя

... все видится гораздо ярче, чем я могла предположить. Память, какая ты хитрая штука! Вместо того, чтобы стереть и спрятать, ты вынимаешь из закромов кусочки мозаики, яркие, как смальта, блестящие, как бриллианты – мои личные, только мне принадлежащие драгоценности.
 
«Вы подумали над моим предложением?»
Утро 21 июня началось с традиционного обхода врача. Вернее, врачихи лет 35, неприлично пожилой для короткой юбки и не менее короткого халатика, которые, однако, сидели на ней, как влитые. Она зашла в палату, где я, королеве подобная, лежала одна. Она деловито потыкала мои ноги (ежедневно, а то и по два раза на дню тыкать мои беззащитные лодыжки и икры ей было, видимо, глубоко интересно: ямки от пальцев с каждым днем становились все глубже и глубже) и произнесла ничем не новую для меня фразу. Вот она: «Вы подумали над моим предложением?». Изобразив из утопающей в подушках одутловатой массы возможно более приветливое лицо, я вежливо ответила: «Конечно, подумала. Но давайте пока подождем, доктор».
Докторица была тетка что надо, хотя мини-юбки я не люблю – что поделать, завидую! Она, пожав плечами, сказала, что максимум, сколько еще можно ждать, это пара дней. Ну, я ведь тогда не знала, что промедление смерти подобно. А она, умница, знала – дипломы акушеров-гинекологов в советское время наш медицинский институт за баранов не продавал.
 
Как все начиналось
Мои знакомые и подруги – не все, но многие – страшно боялись «залететь» и ждали прихода соответствующих дней, как манны небесной. Я же, осознав, что забеременеть опять не удалось, тихо рыдала ночами. Муж спал крепко, а по утрам красноту своих глаз я умело списывала на врожденную аллергию.
Итогом полуторагодичной регулярной половой жизни без наступления беременности стал диагноз «первичное бесплодие». Мне было двадцать с половиной лет. Маме и мужу о категорическом приговоре врачей я не сказала, и не потому, что страшно было. Невыносимо, мне самой невыносимо было ощущать себя неполноценной женщиной: я замуж-то выходила, в первую очередь, ради того, чтобы родить.
Я не верила. Нет, то есть я верила, уверена была, что детей у меня никогда не будет. Но сердце рвалось при мысли – ни-ког-да. Никогда. Никогда...
Поэтому, когда через два года после замужества, месячные вдруг не пришли, я списала все на усталость и стресс – со мной такое бывало, когда я подростком ходила в многодневные походы с туристическим кружком. На всякий случай, пошла к участковому врачу, она, убоявшись неизвестно чего, отправила меня в женскую консультацию. Я чудесно себя чувствовала, но пошла – была обязательной и привыкла доводить дела до конца.
Известие о беременности стало для меня шоком и огромным, ни с чем не сравнимым долгожданным счастьем. Нереальный восторг этот я совершенно ясно помню до сих пор: слезаю с распорок акушерского кресла, одергиваю одежду, а врач, между делом, совершенно будничным тоном, говорит: «Голубушка, вы беременны. Срок небольшой, но ведите себя прилично». Я остолбенела – ногой в плавки попасть не смогла, пришлось сесть, так голова закружилась.
 
За себя и за того парня
Мужу и маме о беременности я долго, до конца пятого месяца, не говорила, все боялась сглазить. Никому не сказала вообще. Когда мысль о том, что чудеса возможны, более того, чудо произошло именно со мной, утвердилась в моем взбудораженном уме, стала думать. Иногда, когда прижмет, я умею думать.
То, что у меня будет сын, я знала. Понимаете меня? Именно знала. Когда, во время врачебных осмотров, спрашивала: «Как он там, все хорошо?», участковая гинекологша дразнила: «Да девочка у тебя будет, маме девочка ближе, нужнее». «Нет», – спокойно говорила я. «Девочку отдайте кому-нибудь другому. Девочку мне не надо, я сына жду. Сына люблю, жду – не дождусь».
Напрягши свои математические способности, с карандашом и карманным календариком в руках села высчитывать, когда же мне точно рожать. Попытки с третьей получилось, вышло – 28 июня. Пца... Жалко мне как-то стало, что ребенок родится под зодиакальным знаком Рака. Нет, Раки – милые люди, домашние, рассудительные, родителей любят, сами родители хорошие. Но я-то Овен, мне ближе стихии Огня и Воздуха. А тут – Вода, ну да ладно, негоже перед божьим промыслом привередничать.
Из «беременных» моих странностей запомнилась главная. Нет, никакого солененького-остренького. Тряслась, когда ела разогретый на водяной бане творог со сметаной и сахаром, до горячего состояния разогретый, чтобы сметана хлопьями пошла. Ужас, если нормальному человеку сказать. Так мне, видать, кальция не хватало, что творог ела тоннами. Вообще, на аппетит не жаловалась, мела все, что на стол подадут. Мама, узнав, что ее ближайшие перспективы – стать бабушкой, кормила меня на убой. И так готовит прекрасно всю жизнь, а тут просто в лепешку разбивалась. При тогдашнем тотальном дефиците еды и вообще всего, начиная от туши для ресниц, заканчивая кастрюлями – 1990-1991 годы – ее старания я оцениваю не иначе, как каждодневный самоотверженный подвиг.
Ни до, ни после беременности горячий, сладкий, жидкий творог я не ела.
К моменту родов набрала 25 кг. Ходила, как веселый шарик – в сшитом мамой платье из полосатого ситца бело-оранжевого цвета, в тапках-шлепках и белой летней шляпе.
Ни одной фотографии, где я беременная, нет. Жалко, не передать.
 
Ку-ку, мой мальчик
Первый раз слово «сохранение» я услышала, посетив врача на шестом месяце. Пришла, день-в-день, как назначено, она установила меня на весы, как положено, измерила давление. Анализы у меня были на зависть, но за неделю я набрала почти полтора кг веса. И врач, осмотрев меня более пристально, решила, что причиной столь быстрого набора веса стало не что иное, как внутренние отеки. И тут же, несмотря на мои заверения, что я отлично себя чувствую, написала направление в стационар. Прителепав домой, я позвонила маме на работу. Она, испугавшись за единственную дочь и внука (я убедила маму, что ее участь – внук, внучка не светит), решила, что лучше довериться врачам и лечь в больницу. Собрав по выданному в женской консультации списку все необходимые прибабахи, я вызвала такси и поехала в роддом. Перинатальный центр располагался при роддоме № 1, да и сейчас там остался.
Вероятно, вы давно хотите спросить: «Все она про маму да про маму, а где же муж, отец будущий?». Ну, он как-то спокойно отнесся к известию о прибавлении в семье. Он был студент, и, как я теперь понимаю, ленивый малый. Денег не зарабатывал (а я работала, училась заочно), стипендию не получал – кто ж ее, с тройками сплошными, даст? И совершенно мало интересовался, что я и как я. Но я его любила. Страстно и полоумно. Радует, что ребенка он мне сделал просто замечательного, а остальное этому факту и в подметки не годится.
Приехавши в роддом, заложили меня в двухместную палату, лист назначений выписали, и оставили лежать. До утра. Без процедур, уколов, осмотров и прочей больничной будничности.
 
А поутру они проснулись
Я, поскольку аллергик, таблеток за всю жизнь выпила минимум, уколов получила еще меньше. И, на сохранении лежа, справедливо надеялась, что ширять меня будут мало, и не абы чем. Была, что называется, на стреме, бдила, ухо держала востро.
Часов в 11 утра ко мне в палату (соседка уже ушла, так и не знаю, куда) впорхнула медсестричка моего возраста. Деловито установив поднос, прикрытый горелой, пахнущей автоклавом, тканью, она извлекла шприц и сказала: «Давайте левую ягодицу».
Сейчас, полжизни прошло уже, вспоминаю – и не могу. Холод могильный, ужас, как будто сердце тисками сжимают, а потом выворачивают медленно так, с оттяжкой, чтобы побольнее. Не могу.
Вместо того, чтобы смиренно подставиться под укол, я спросила: «Что будете мне колоть?». Она назвала препарат, название которого мне ровным счетом ничего не сказало. Я, не промедлив, от укола отказалась. Это было неслыханно даже для меня, бунтарки и революционерки. Отказаться от назначения врача в советской больнице! Не дать вколоть себе укол! Медсестра, пребывая в состоянии аффекта, сложила все назад и вышла, пригрозив пожаловаться на меня врачам. Она, обиженная и злая, кричала, что должна вколоть мне укол. Врач сказал – вызывающее, значит, так надо!
Вот он, ужас.
Молоденькая практикантка, то ли второй, то ли третий день в отделении, спутала фамилии и палаты. Вместо витамина она собиралась вколоть мне лекарство, вызывающее роды. На шестом месяце. Что было бы, если бы ангел-хранитель в ту минуту от меня отвернулся, я думать не могу. За двадцать лет нервишки не успокоились.
На земле ангела мне заменил он, о котором я только так и могу сказать – Спаситель.
Нет его уже в живых, Евгения Владимировича Тетерюкова. Хороших людей Бог быстро прибирает, вот и его призвал, дав сроку 52 года. В Семипалатинске он – легенда, Доктор. Акушер-гинеколог, профессор, консультант и практик, огромной эрудированности и души человек. Жил бы и жил; но в конце 90-х, устав от разрухи, безденежья и неопределенности, уехал с семьей в Москву. Оторвали его «с руками», дали работу, жилье, помогли с реализацией научных разработок. Меньше, чем через год, его в Москве сбила машина. Насмерть. А ребятишки, которым он дал шанс родиться, большинство сами давно уже мамы и папы.
Так вот он мне и сказал, что я молодец; что всегда надо спрашивать; что нельзя слепо доверять свою жизнь и здоровье; что, после осмотра (он меня сам долго осматривал, затребовал из консультации обменную карту, расспросил досконально) он не видит у меня показаний, чтобы продолжать лежать на сохранении. Пережив сильнейший, за период беременности, стресс, я на дрожащих ногах дошла до такси и уехала домой, не пробыв в перинатальном и суток.
 
Погода против
В 1991 году весна и лето у нас, и так обремененных резко-континентальным климатом, были аномально жаркими. С первых чисел апреля народ изнемогал от палящих лучей. Чуть ли не из зимних пальто все перекинулись сразу в летние платья. Дождей не было – никаких, пыль влетала в легкие и оседала на всем, на чем только возможно. Мне шел седьмой месяц, постоянно хотелось пить, и ноги как-то подозрительно стали толстеть. И так не блещущие стройностью от природы, они перестали влезать в шлепки и обожали, когда я ставила их в таз с холодной водой. Участковая гинеколог, вздрюченная Тетерюковым, класть меня на сохранение больше не рисковала. Но и молчать не могла: у меня прогрессировали отеки, реальные, наружные, не видеть которые было нельзя. Она посадила меня на диету, которую я честно выдерживала каждый второй день: яблоки и овсяная каша на воде без сахара и масла. Всей жидкости в течение суток мне можно было поглощать не более литра. Супы сюда же, чай, кефир и прочая, прочая, прочая. Обзаведясь литровой банкой, я выливала в нее ровно столько же, сколько выпивала. Когда до верха оставалось мало-мало, я экономила. Пила по глоточку, тянула до последнего, чтобы выпить перед сном хоть 50 грамм воды. Спала одна, голышом, в самой прохладной комнате, но это не спасало. С 9-го месяца ноги стала класть на подушку. За ночь отеки немного спадали, но стоило встать, как слоновьи складки немедленно начинали наползать во всей своей красоте. Анализы, тем не менее, были в норме.
За десять дней до родов в тот же самый перинатальный центр я все-таки легла.
 
День «Х»
Утром 21 июня 1991 года, после обхода палатного врача, по поводу меня собрался врачебный консилиум. Так, небольшой, человека три-четыре. Посоветовавшись, решили: не ждать. Отправили на УЗИ, утвердились во мнении. Тогда, во время последнего УЗИ, я, как и в прошлые несколько раз, даже не стала спрашивать: мальчик там или кто? Никто мне не говорил, что мальчик, но я-то знала!
После УЗИ в палату зашла врач и сказала, что сегодня я буду рожать. Прямо вот сейчас и начнем. Я, честно, удивилась и сказала: «А схваток ведь нет!». На что она заметила, что из-за отеков у малыша в любой момент могут начаться проблемы с дыханием, гипоксия плода, и придется роды мои простимулировать. Вызывающими. Ага.
Я и сама поняла, что отступать некуда. Страшно не было. Собрала вещи из тумбочки в сумку, да и пошла на другой этаж. Пешком, нету там лифта в принципе. Получила клизму, и была такова.
Когда улеглась в предродовой, на соседней кровати уже растянулась женщина. Лет 35-37, для меня, 21-летней, старуха старухой. В вену ее была воткнута система, из которой что-то медленно капало. Мне через пять секунд воткнули в руку точно то же самое. Здесь и началось настоящее веселье.
 
Кажется, дождь начинается!
Я не могла позволить себе кричать. Чтобы не уподобиться соседке, которая рожала, как я выяснила у нее в минуту относительного спокойствия, пятого ребенка, и этапами верещала так, что стекла дрожали, я щипала себя за ногу. В правой руке у меня стояла система, левой я исщипала бедро левой ноги так, что кровоподтеки сошли только через месяц. Зато молча, зато вот я какая! Это потом, постфактум, мне уже рассказали, что все роженицы кричат; что ничего позорного в этом нет; что крик даже иногда и помогает процессу... Дежурная врач заходила в палату каждые минут 10. Осмотрела меня и охнула: «Да ты же родишь сейчас в кровати!». Вынула систему, помогла подняться. Опять пешком я поплыла в родзал, благо, рядышком. На моих родах присутствовало человек 20 студентов, но мне это было абсолютно по барабану. Зато они смотрели на меня во все глаза. И, когда один паренек стал измерять мне давление, я ему сказала, что он плохо выглядит, бледный. С бахилами на ногах и в дурацком каком-то клеенчатом фартуке я и родила моего замечательного сына. Сама. Разрывы наружные были катастрофическими. Шили меня «живьем» - испугались аллергии на медикаменты, из-за которой я несколько раз в своей жизни чуть дуба не дала.
Я заметила – 12.35, часы висели прямо напротив меня. Мой мальчик родился в это время. Его забрали, студенты слиняли, я, подштопанная, с ледяным пузырем на брюхе, осталась лежать в родзале. Одна. Вдруг грянул ливень. Первый за весну и лето. Говорят же – «как гром среди ясного неба». Грома не было – сильнейший дождь, часа два подряд, лил так, что земля и воздух наконец-то вздохнули, умытые и счастливые. Ноги мои похудели на глазах – странное ощущение, очень странное.
 
P.S.
21 июня, когда мне был 21 год, я, сама рожденная 21 марта, встретилась с сыном. Он родился в последний день Близнецов. Вот уже 20 лет подряд про рождение сына небо помнит. Всегда в этот день идет дождь, я даже спорить со знакомыми уже перестала. В какие-то годы сильный, в другие – покапает минут десять, и все. Сегодня был такой же потоп, как двадцать лет назад.
Мальчик мой сдает сессию, как раз сегодня был экзамен – радиотехнические цепи, «пятерка» пойдет в диплом. Домой приедет, и вот оно, мое счастье.
Он родился с гипертензионным и гидроцефальным синдромами, с родовой травмой – стремительные роды с вызывающими не проходят бесплатно. Проблем было море, мы выжили, пережили, сама не верю в такую щедрость Всевышнего.
Сейчас – как все. Будущий физик-лазерщик, юморист и любитель тяжелого рока.
Других детей мне Бог не дал. Да и не надо.
Самый главный подарок я давно получила, а жадничать нехорошо…
 
Фотографии специально не поставила. Их, во-первых, по теме совсем мало; во-вторых, чтобы не отвлекали. Взрослые книжки ведь почти всегда без картинок