Казнь

Он искал её глаза в толпе и не находил. Она не пришла…
 
Теперь ему будет некому послать свой прощальный взгляд. Ведь только ей небезразлично. Остальным всё равно. Те, кто сегодня собрались здесь похожи в одном - для них всех не имеет никакого значения, кто он такой и как жил до этого момента, что делал, о чём мечтал и какие сны ему снились по ночам – цветные или чёрно-белые, - а ведь это очень важно, какие сны снятся человеку… Они даже не знают, как его зовут, словно у приговорённых вовсе нет имени, как будто обречённым на гибель оно вообще ни к чему.
 
Конечно сейчас он в центре всеобщего внимания, но ему было слишком хорошо известно, чего стоит эта «слава». За неё не дадут и ломанного гроша. И хотя теперь сотни пар глаз неотрывно наблюдают за каждым его движением, он для них не более, чем красный платок в руках тореадора, - настолько же привлекателен в данный конкретный момент, настолько же незначителен по сути. И когда прозвучит его последний вздох, эти люди уже забудут о нём.
 
Скоро, - совсем скоро всё будет кончено, и они, удовлетворённые увиденным, не спеша разбредутся по своим домам, по своим семьям, - чтобы вновь погрузиться в рутинное однообразие пресыщенной повседневными заботами жизни и не словом не вспомнят о сегодняшнем дне, об этой казни, о том, чья смерть лишь на мгновение заставила учащённо забиться их жаждущие острых ощущений сердца.
 
Их сытые, довольные лица, на которых явственно отражалась смесь любопытства, едва сдерживаемого восторга и ужаса, сливаясь в одну подвижную, серовато-зелёную массу, вызывали у него настоящее отвращение, - точно такое же отвращение, какое вызывает разлагающееся тело.Возможно за этими взволнованными предстоящим зрелищем масками ему виделись сотни заживо сгнивающих душ...
 
Вот почему, окончательно убедившись в том, что она не пришла, он стал смотрел вдаль, на горизонт, поверх беспокойно переговаривающейся толпы и думать о ней.
 
О ком же ещё ему было думать? - ведь во всём этом многоэтажном мире лишь Она одна будет помнить о нём. Он не сомневался: Она непременно будет помнить о нём. Конечно, может быть, совсем недолго – всего несколько дней, недель, месяцев или даже лет… Неужели лет? Неужели кто-то способен так долго хранить верность человеку, которого уже нет в живых?.. «Если кто-то и способен, то только Она», - решил он и улыбнулся собственным мыслям...
 
Но тут на эшафот поднялся палач. Голоса разом смолкли и воцарилась полная тишина, как будто кто-то неведомый вдруг повернул до упора переключатель громкости.
 
Улыбка медленно сползла с его лица, уступив место какой-то болезненной, шутовской гримасе. Он силился сказать что-нибудь и не мог, - страх, - животный, первобытный страх завладел всем его существом. Хотелось кричать, умолять этих бессердечных, безжалостных людей о помиловании, а потом отбиваться, до последнего драться за свою свободу, вырваться из их смертоносных рук и уехать, убежать, улететь на край Земли, - туда где любой, даже самый злостный преступник, способен обрести покой…
 
Слёзы душили его изнутри, медленно подбираясь к горлу, - казалось ещё немного и они прорвутся наружу отчаянным, безудержным рыданием человека, у которого хотят отнять самое дорогое, что есть на свете, человека без будущего и уже без прошлого, которое совершенно померкло, погасло перед лицом смерти, человека, которому даже некому сказать на прощание заветное «люблю»…
 
И вдруг он со всего разбега натолкнулся на её взгляд. Она пришла! Внезапно всё остальное перестало иметь для него какое-либо значение…