Большой охотник

Голубая молния
 
Прекрасен поутру Таганрогский залив - своеобразные ворота Азовского моря. Он мелководный - четыре-пять метров глубиной. Рядом с ним - село Приморка. Здесь и жили Ефимовские. Иван Логвинович работал в рыболовецком колхозе, Варвара Ивановна - в полеводстве. Растили детей. Каждый раз, уходя на работу, наказывали старшему Володе присматривать по хозяйству. Он присматривал, даже успевал рыбу в заливе наловить - хорошую снедь к столу. Правда, к вечеру отец больше приносил рыбы, но мальчуган не огорчался. За свой, пусть и небольшой улов, он всегда получал от отца похвалу.
- Дело не в количестве пойманного тобой, сынок, - говорил Иван Логвинович, - главное - твоя самостоятельность.
Володя проявлял её в своей самостоятельной жизни ещё не раз. И тогда, когда помогал отцу, и когда сам допоздна удил рыбу. Как-то снова припозднился. Отец без рубашки сидел на крыльце. Он до того устал, что не спросил сына, как рыбалка, и только слабо улыбнулся ему. Володя сел рядом. Крыльцо выходило в ночь, и ночь отдыхало вместе с отцом и сыном и дышала свежо и вольно, и угадывалось по ночному дыханию, что близко большая вода. Так оно и выходило - Таганрогский залив дышал рядом.
- У меня сегодня крупная рыба сорвалась, - сказал Володя. - Как хотел её вытащить, не получилось, леска не выдержала. Вот так-то.
Володя говорил и заглядывал в лицо отца, в его смеженные усталостью глаза.
- Жаль, конечно, что сорвалась, - сказал отец и, не открывая глаз, погладил сына по голове. - Спать пойду.
Встал, покачнулся, ухватился за перила и сказал с удивлением:
- Что это со мной? В бане не парился, а ноги не держат. Заработался! Укачало меня в лодке.
Усталость отца передалась и сыну, ему тоже захотелось спать. Он заснул, едва голова его коснулась подушки, а утром рано его разбудил отец.
- Сынок, вставай. Пойдём искупаемся.
В прозрачной воде, повитой паром, Володя увидел голубую корягу в шевелящихся водорослях и не сразу понял, что перед ним не коряга, а та самая рыба, которая вчера, наверняка, сорвалась у него с крючка, и шевелятся не водоросли, а её плавники. Маленькие глазки рыбины были хитрыми и сонными одновременно.
- Вот матери-то на рыбный пирог, - негромко сказал Иван Логвинович.
- Да, - согласился Володя.
Отец распрямился, и голубая молния заметалась по воде.
- Убежала! Нет! Шалишь, не уйдёшь, - отец кричал и радовался, как мальчишка. Он стоял в воде по пояс.
- А ты что не искупаешься? - обратился он к сыну.
- Холодно.
- Ну, как хочешь, - Иван Логвинович зажал пальцами ноздри и уши, зажмурил глаза, несколько раз окунулся с головой и, дрожа, вылез на берег.
- Хорошо-oo... - продрожал он. - А рыба все-таки ушла, жаль, очень жаль, сынок. Но не горюй, на пирог у нас другой рыбы хватает. Пойдем домой. Я сегодня в ночную иду, - продолжал отец, направляясь с сыном к дому, - ночью будем ставить сети при луне. Отлунье - до чего же оно красиво! Если бы тебе не спать, я бы тебе показал.
Отец ушел на работу вечером, а вскоре из-за полынных бугров выкатилась большая красная луна, разгорелась и померкла, и зарницы беззвучно замигали вдали. С залива послышались голоса рыбаков, и были они озабочены предстоящим уловом, каким он будет на этот раз?
- Пусть станет удачливым, - засыпая, сказал про себя Володя.
Он проснулся от того, что в передней послышались голоса, хлопнула дверь, а по крыше и окнам хлестал дождь. Володя выбежал в прихожую и увидел отца. Он был в залитом дождём плаще, с которого лилась дождевая вода, оставляя на полу лужи. Мать помогла ему снять плащ.
- Прямо-таки наводнение, - выдохнул отец, - волнуется залив, кипит, берега размывает. Убежит наша с тобой, Володя, рыба в море.
- Убежит ли? - не поверил сын.
- А как же? Сидеть, что ли, будет на мели? По дождю на большую воду пойдёт. Жалко, какой рыбный пирог убежал! Ну, ничего, когда-нибудь мы всё же выловим нашу с тобой рыбину, - уверенно заключил отец, пройдя в комнату.
Володя прошёл за ним.
 
Уроки старосты
 
Через несколько лет он вот так же снова шёл за отцом, но уже провожая его на фронт. Остановились на площади, где уже собралось много народа.
- Остаёшься, сынок, за старшего, смотри, помогайте с Анатолием матери, за сестрёнкой Лидой присматривайте, мала ещё.
Скомандовали:
- По машинам!
Иван Логвинович, взяв рюкзак, легко перегнулся через борт. Машина тронулась с места, увозя отца Володи вместе с другими на фронт. За ней потянулись ещё несколько грузовиков. А вскоре через Приморку потянулись отступающие воинские части Советской Армии.
- Парнишка, воды не найдётся? - у калитки стоял уставший солдат, весь в пыли, с пересохшими губами.
- Водой, говорю, не угостишь! - ещё раз обратился он к стоявшему у крыльца Володе, который на какое-то мгновение оцепенел. Вот так же где-то, может быть, отступает и его отец, как он там?..
- Да, да, конечно, сейчас, - Володя забежал в дом и уже через минуту нёс солдату ковш холодной колодезной воды, которую набрал уже с утра.
- Хороша водичка! - поблагодарил солдат, возвращая Володе ковш.
- Прощай, паренёк! - солдат закрыл дверцу грузовика и, нажав на газ, поехал догонять свою автомобильную колонну. А через день-другой в Приморку въехала уже другая колонна - вражеская. На танках, автомашинах они проследовали по пыльной дороге к центру села. Согнали сюда почти всех жителей Приморки и объявили, что они пришли сюда надолго и никому не следует сомневаться в этом. А если у кого на сей счёт имеется другое мнение, то пусть он его выскажет здесь, на площади перед всеми. Желающих не нашлось, мало кому хотелось подписывать себе смертный приговор, хотя большинство молча стоящих на сельской площади людей как раз и имели то другое, отличное от немецкого коменданта мнение, мол, пришли вы к нам ненадолго, что скоро погонят вас, как сидоровых коз с нашей земли. Так думал и Володя, стоявший рядом с братом Анатолием в конце площади. Только хотели уходить, как немецкий солдат загородил им дорогу. Оказалось, что митинг по случаю приветствия новых хозяев ещё не закончился - надо выбрать старосту. Выбрали. Им стал один из угодливых мужиков, который при советской власти всё норовил этой власти подгадить. А сейчас решил поддерживать новый порядок.
- Гнида проклятая, - вырвалось у Володи, когда они с братом пришли домой. - Ты посмотри, хочет прислуживать фашистам.
На следующий после митинга день Владимир Ефимовский сколотил небольшую группу ребят, решивших по-своему бороться с врагом. Конечно, нельзя было сравнить эту борьбу с партизанской, но хоть чем-то надо было фашистам досадить. И досаждали: воровали хлеб, картошку. Кто-то как-то узнал про это, доложил старосте. Ребята на время затихли. Но сложа руки не сидели, выяснили, кто накапал. Ефимовский сам отбутузил предателя. Родитель того "плохиша" был из зажииточных и пользовался у новых властей уважением. Увидев у своего отпрыска синяки под глазами, он собрался - и к старосте. Доложил всё как положено.
- Ефимовского-старшего эта работа.
Староста преподал Владимиру свои уроки. Бил беспощадно. Его крепкий кулак больно печатал по лицу, голове. Подросток пытался увернуться, но у него это получилось только раз. В остальных же моментах верх взял староста. Опустив свой тяжёлый кулак последний раз на голову Ефимовского, он оттолкнул его от себя, прошипев:
- Больше не попадайся мне на глаза.
Староста как в воду глядел, но только с точностью до наоборот: он сам больше не попадался на глаза ни Ефимовскому, ни другим ребятам - сбежал, вовремя оценив обстановку, которая к тому времени складывалась отнюдь уже не в пользу пресловутых новых хозяев. Они тоже поспешили вскоре восвояси. Но прежде подорвали жилые дома противотанковыми минами. Делали это методично: выгоняли жильцов на улицу, закладывали мины в печь и взрывали. Вошли и во двор к Ефимовским. Один немец направился в дом, другой - к пристрою: поджёг камышовую крышу. Владимир с братом бросились её тушить. Немец оглянулся и дал очередь из автомата - ребят как ветром сдуло. Что они могли противопоставить врагу? Булыжник против пули. Пустая затея. Они стояли и с ненавистью наблюдали за деяниями фашистов: пристрой сгорел, дом разрушен. И так повсюду, почти всё село под корень. Несколько успокаивало то, что это последние конвульсии врага, что не сегодня - завтра в Приморке будут наши войска.
Так и произошло. Советские воинские части добили вражескую группировку в Варёновке, находившейся в трёх километрах от Приморки. Ефимовские вместе с другими жителями села были эвакуированы. Но вскоре вернулись назад, к родному очагу. Стали отстраиваться.
 
Старший матрос
 
Немного обустроились, как пришла повестка Владимиру. Попал он в учебно-стрелковый полк, дислоцировавшийся под Краснодаром. Готовили здесь младших командиров. Серьёзно готовили. За день так намотаешься, что просто валишься с ног. А тут как-то командир взвода после таких дневных учений построил будущих младших командиров и скомандовал:
- Запевай!
- Что он, с ума сошёл, что ли? - вырвалось у кого-то в строю.
Сказано это было вполголоса, но командир взвода услышал и начал снова да ладом гонять новобранцев:
- Встать! Лечь. По-пластунски!
И так с десяток раз. Уже в казарме Ефимовский с ребятами упрекнули выскочку:
- Следующий раз ты возмущайся про себя.
Больше подобных высказываний в строю никто себе не позволял. Сознавали, что тяжело в учении, легко в бою. В конце апреля сорок пятого попадает Ефимовский На Каспийскую флотилию - палубным командором, точнее - артиллеристом. На корабле "Большой охотник" были 85-миллиметровая пушка и две установки по сбрасыванию глубинных бомб. В задачу моряков входила охота за вражескими подводными лодками. Ефимовского поставили наводчиком. На учениях отрабатывали всё до мельчайших подробностей. Командир корабля не переставал напоминать военным морякам, что они не на учениях, а в настоящем открытом бою. Можно же такое представить? Вполне. И вот тут-то, в настоящем бою, военный моряк - это сама решительность, находчивость, упрямая отвага. Это презрение к смерти, готовность поддержать в бою товарища, спасти раненого, грудью защитить командира и комиссара. У вас, моряков, должна быть гордость за свою ленточку, за имя своего корабля. И это были не пустые слова командира "Большого охотника". Они запали в душу каждого его подчинённого. Как и в душу старшего матроса Ефимовского.
... Пора бы ему уже спуститься позавтракать, но он задержался на мостике, вглядываясь в дымчатый горизонт. Высокий светлый купол неба легко и невесомо опирался на гладкую штилевую воду. Она светилась розовыми отблесками. Солнце, выйдя, нависло над самым горизонтом, и просторное оранжевое зарево стояло над морем, охватив большую часть неба. Спокойно плыло над морем тихое утро. За бортом бежала ясная голубая вода. Продолжался ещё один день, один из многих, в череде учебных дней. Пройдёт он, наступит другой, третий... Пошли уже майские учебные дни сорок пятого.
Здесь, на Каспии, военные моряки и встретили весть о Победе. Кто-то с грустью заметил, что учились бить врага, а по-настоящему - не пришлось. На что Владимир Ефимовский возразил. дескать, зато будем всегда в боевой готовности, ведь тому, чему научились, уже не разучимся. Подняли за Великую Победу по 100 граммов. Минутой молчания почтили память погибших. Если бы кто мог собрать в один образ, в одно слово всё человеческое горе, порождённое фашизмом, весь ужас потери близкого человека, все разрушенные врагом мечты, все уничтоженные войной плоды человеческого труда - от большого Днепрогэса до маленькой игрушки, сделанной детскими руками и раздавленной фашистским сапогом. Что получилось бы? Жуткая картина смерти.
Если бы собрать все поруганные девичьи тела, разбитые головы младенцев, седые бороды стариков, залитые кровью, и показать всё это тем, кто облёк землю в этот кровавый и слёзный туман, что бы они сказали на это? Да ничего. В них нет ни человеческого ума, ни сердца. Сталь топора не чувствует, что она крушит живую ткань и обрывает человеческую жизнь. Да, такое не должно повториться. Потому и надо быть в полной боевой готовности.
Владимир Ефимовский оставался в такой готовности ещё шесть лет после войны. Демобилизовался в 1951 году. Первое время работал столяром на Таганрогской мебельной фабрике. Здесь и познакомился с хорошей девушкой Валентиной, приехавшей по распределению из Тавды Свердловской области. Решили вместе пойти по жизни. Вместе в 1956 году приехали в Магнитогорск, куда Владимира распределили после окончания Таганрогского металлургического техникума. Попал он в ремонтно-механический цех метизно-металлургического завода, где десять лет отработал мастером. Четырнадцать лет отдал ВНИИметизу. В 1980 году Владимир Иванович Ефимовский пришёл в механический цех огнеупорного производства, возглавил бригаду. Отсюда и ушёл на заслуженный отдых.
- Вот на этом снимке крайний слева - матрос Сергей Прасяной. Как сейчас помню. Кладовщиком был, - показывает Владимир Иванович сохранившуюся с тех времён фотографию. - В центре - наш рулевой. Его фамилию не помню, сколько времени прошло. А вот Прасяного запомнил. Фамилия у него запоминающаяся. А это я уже с сыном Евгением, - продолжает Владимир Иванович, - здесь он, карапуз, у меня на коленях, а вот на этой фотографии он уже у нас в гостях, приехал из Лысьвы Пермской области, где и живёт с семьёй.
- А это уже наша дочка Оля, - показывает другую фотографию супруга Валентина Ивановна. - Она у нас инженер-химик по охране окружающей среды. Живёт с семьёй в Лахденпохье, есть такой город у финской границы.
Сложены фотографии в семейный альбом. Закрыта тёплая памятная страничка. А жизнь продолжается. В этом он убеждается, когда едет на собственный садовый участок. По мере сил работает на нём. Заметил, что этим поддерживает форму.
- А ещё чем?
- Рыбалкой. Это у меня с детства. С Таганрогского залива...
 
- Пусть станет удачливым, - засыпая сказал про себя Володя.