Родом из детства

Я вспоминаю маленький южный город в бескрайней степи Казахстана, зеленую улицу и обыкновенный серый дом, где на пятом этаже жил самый обыкновенный мальчишка. Темная челка набок, чуть торчат уши, веснушки выпирают так, что кажутся объемными, толстые стекла очков и серые настороженные глаза. У этого обыкновенного мальчика были самые обыкновенные родители – мама молодая и задорная, папа деловой и обстоятельный. Их по обыкновению не было дома – они строили коммунизм и собственную дачу в пригороде и поэтому Славка часто оставался дома один.
 
В яслях, в школе, дома – почти всегда он был один. Несмотря на то, что кругом были люди, и приятели рядом звенели велосипедами, состояние внутреннего одиночества не покидало его ни на минуту. Порой ему казалось, что он живет в стеклянной колбе и наблюдает за другими изнутри.
 
Снаружи жили благополучные мальчики и девочки – они бегали за мячом и прыгали через резинку, а дома их ждали родители, булочка с маслом и стакан теплого молока.
Стены колбы рассыпались от огромного перстня на пальце первой учительницы, который стучал по темени: «Пиши, бестолочь, пиши!» От чрезмерного напряжения и старания все сжималось и ручка выводила вместо букв косые каракули. Учителя давно привыкли к его бестолковости и старались не замечать, как уроки напролет он рисует на заднем листе тетради боевые самолеты, совсем как настоящие.
 
Похоже, на этих самолетах он улетал в далекие страны, подальше от зубрежки и от ехидного хихиканья соседки по парте, бомбил врагов и был героем. Он летал туда один, никто об этом не догадывался и учителя по привычке ставили рядом огромные жирные «двойки», красные, совсем как мама, когда гоняла его ремнем по комнате, предварительно заперев дверь на ключ. Отец молчал, что было еще хуже, смотрел исподлобья, и его молчание было тяжелым и основательным, как и все, что он делал.
 
Иногда они с матерью начинали рассуждать вслух, как бы не замечая Славку : «Ну что ж, если ума нет, пойдет на завод токарем, или дворником будет, тоже неплохо для таких дураков, как этот. Да разве может вот из такого вырасти что-нибудь путное. Не ребенок, а наказание!» Жизнь тогда казалась пустой и никчемной и постепенно крепла уверенность в своей бестолковости и ненужности.
 
От всех этих неприятностей у Славки стал часто болеть живот. Ему казалось, что там завелся огромный червяк, который ползал внутри, оставляя липкие дорожки страха, слабели колени и руки сразу становились влажными. Он научился обманывать его, ночью потихоньку посасывая палец. «Червяк» успокаивался и засыпал.
Еще «червяк» боялся дворовых приятелей, посасывающих не пальцы, а сигареты и дешевые винные бутылки с надписью «Солнцедар», боялся дворовых собак, которые так и липли к Славке, чувствуя, что он нуждается в защите. Ему очень нужна была поддержка и Славка получал ее только во дворе, там, где никто не замечал его неуклюжести и неловкости, не обзывал тупицей и бестолочью и не сомневался, что он сумеет открыть чужой гараж, постоять «на стреме» или убежать из дома. Там он был свой «в доску». Там было легко и свободно, нагло и весело таскать пирожки с повидлом на чужом вокзале или ехать в товарняке в Караганду туда, где яблоки слаще!
 
Зимой убегать из дома было сложно и холодно, и опять помогали собаки. Они, чуя такого же бездомного, обкладывали спящего на голом снегу Славку своими горячими телами. Но пугали не голод и холод, а возвращение домой, где всем известно, что ты законченный, ни на что не способный неудачник.
Я часто вспоминаю себя «того» и не могу понять, когда же произошел тот самый перелом? Когда вместо боли и страха пришла злость и желание выжить во что бы то ни стало! Когда мне по малолетству дали «два года условно»? Когда бегал по комнате как затравленный зверь, спасаясь от ремня? В армии? Или когда после ухода моей первой девушки так и не смог надеть на шею петлю? Не важно… Важно то, что я понял: жизнь – это борьба и в ней побеждают сильные и злые. Огромная злость заставила меня снова сесть за учебники, закончить институт, заработать первые большие деньги.
 
Много времени прошло с тех пор, много перемен… Сейчас мне сорок… Я солидный, респектабельный человек, отец двоих детей. Все сложилось в моей жизни. За это я благодарен родителям, школе, родной милиции. Без них не выросло бы из меня «человека». Я сильный и поэтому успешный. Я сильней других в работе, потому, что сделаю лучше, я сильней других в споре потому, что можно ударить и словами, я сильней других в шутках потому, что можно пошутить и так, что «мало не покажется». Я сильней других в жизни потому, что знаю – в жизни побеждают только сильные, а значит злые.
 
И только во сне или хмельном угаре я отчетливо понимаю, что во мне до сих пор живет тот мальчишка со стриженой челкой, у которого от страха часто болит живот и который научился казаться злым и страшным для того, чтобы выжить. Это ему я делаю подарки каждый раз, когда покупаю очередной автомобиль, когда отсылаю деньги на ремонт школы или отправляю родителей за рубеж. Это ему томительно приятно видеть недоверчивый взгляд отца и недоверчивую улыбку матери, когда меня называют уважительно по имени-отчеству.
 
Родителям, себе, всему миру я продолжаю доказывать, что я чего-то стою, меня можно любить, в меня можно верить. Боль почти ушла, но остался страх оказаться ненужным, неуспешным, нелюбимым. Я научился заранее подозревать, чтобы не обманули и бить первым, чтобы не сделали больно. Я не умею расслабляться. Напряжение стало постоянным спутником моей жизни. У меня куча комплексов, мир кажется враждебным, я никому не верю – я защищаюсь, как могу. А главное, мне так нужно то, что я не получил в детстве – любовь и поддержка. Но признаться в этом – значит, признать свою слабость! А в этом мире выживают только сильные и злые.
 
Я по-прежнему живу в стеклянной колбе и наблюдаю за другими изнутри.