Говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет...

«Жил да был черный кот…». Недалеко жил. Возле Вовкиного дома. И ничего особенного в этом не было бы, если бы у черного кота в голове всегда не водились черные мысли. Справедливости ради надо сказать, что эти мысли водились в голове не по его вине. Во всем были виновны люди. Уж больно им почему-то не нравился его черный цвет. Люди так его не любили, что даже не скрывали своего отношения к нему и во дворе часто звучали из проигрывателей строчки популярной тогда песенки «… и кота ненавидел весь дом…». Увы, но часто дело песенкой не ограничивалось.
 
Нельзя сказать, что Вовка тоже ненавидел кота, но определенную неприязнь к нему чувствовал, а все потому, что песенка довольно прозрачно намекала на старое поверье: «Говорят, не повезет, если черный кот дорогу перейдет…». Коту эта песенка-страшилка не нравилась. Особенно не нравилась полная мрачного фатализма строчка «…а пока наоборот – только черному коту и не везет…». Очевидно, такой неприкрытый «расизм» и был причиной ожесточения души кошачьей. Ведь согласно этому поэтическому пророчеству, коту приходилось постоянно жить в черном теле в прямом и переносном смысле этого слова.
 
Велика сила привычки! Со временем стрессы стали нормой жизни кота. Более того, без них он уже и не мыслил свою жизнь. Теперь для него день, прожитый без адреналина, был днем, прожитым впустую. Ему нравилось играть в «русскую рулетку» со своими врагами и недоброжелателями.
 
Теперь кот-экстремал не упускал возможности пересечь на рискованном для жизни расстоянии дорогу каким-нибудь суеверным людям или псам. И хотя псы, в сущности, существа не суеверные, но почему-то также, как и люди, агрессивно и глупо реагировали на его внезапное появление – бросались за ним вдогонку, а также громко и неприлично выражали свои эмоции. Это очень возбуждало кота, так что шерсть вставала торчком на загривке. Он в натуре от этого «торчал». Ему очень нравилось ощущать адреналин в крови. Какой все-таки драйв прошмыгнуть через дорогу перед объектами повышенной опасности, коими, несомненно, были собаки и особенно люди!
Вовка относился ко вторым, а следовательно к особо опасным. И, прежде всего, по утрам, когда все его естество протестовало против рабовладельческой системы, именуемой школой.
 
Увидев Вовку, бредущего с привычно обреченным видом в школу, кот тут же почувствовал в крови адреналин. Надо сказать, что в школу Вовка шел всегда с дурными предчувствиями. Поэтому, увидев кота, он тоже почувствовал нечто такое… Ну прямо до боли знакомое, как перед родительским собранием.
Ничто так не сближает двух существ, как крайняя неприязнь. Опасно сближает. А они сблизились. Но не только это повлияло на дальнейший ход событий. Было в происходящем для Вовки еще что-то явно мистическое. И развилка из трех дорог, и камень зловещий. Правда, без надписей всяких пророческих, но зато увесистый. Все было как в сказке.
 
Вовка первым заметил камень, а кот первым Вовкины намерения (впрочем, больше и некому было). Жаль, что с запозданием. Но, несмотря на то, что кот не успел полностью уклониться от контакта с Вовкиным «весомым аргументом», он все же успел стремительно по замысловатой кривой пересечь все три дороги с явным намерением предначертать Вовкину судьбу на сей день по известному сказочному сценарию «куда ни пойдешь, проблему найдешь». Кстати, совсем не пойти в школу Вовка тоже не мог. Понимал, что таким образом проблему не решить. Впрочем, знал бы он, какую напасть навлек на него подлый кот, он бы в это утро с постели не встал. Потому что на такое нормальные люди не идут. Лучше уж на амбразуру.
 
Первым был урок географии. Учитель с утра явно был в плохом расположении духа, потому что ему непременно хотелось, чтобы Вовка точно указал, где расположены залежи руды на Урале. Вовка, будучи человеком широкой натуры, несколько раз щедрым жестом одарил уральские горы и их окрестности этими самыми залежами. Но, как не странно, это редкое качество души человеческой пошло ему во вред и в журнале против его фамилии появилась огорчительная четверка. Вовка был глубоко уверен, что это не справедливая оценка не только его знаний, но и его славянской натуры. Учитель же не только не был высокого мнения о его познаниях в области географии, но и не ставил ни в грош его патриотические порывы преумножить природные сокровища родного отечества. Слово за словом и многовековая распря между учителями и учениками на почве взаимного непримиримого агностицизма и нигилизма разгорелась с новой силой. Вовка, искренне уверивший в свою правоту, занял принципиальную и непримиримую позицию, которая базировалась на характерном для подростков мировосприятии – либо все, либо ничего. Преподаватель же в силу своего консерватизма и профессиональной мелочности, похоже, исповедовал лишь вторую часть этой доктрины, т.е. ничего. Вовка еще не имел большого жизненного опыта и потому не знал, что прав тот, кто имеет больше прав. Но, увы, незнание не освобождает от последствий. Преподаватель оказался прав. Из его «ничего» ничего хорошего не получилось. Вместо оскорбительной четверки в журнале против Вовкиной фамилии стала гордо красоваться двойка. «Ничего себе», – сказал расстроенный Вовка.
 
Вторым уроком была русская литература. С точки зрения Вовки, предмет не бог весть какой важности. Однако преподаватель, похоже, был совсем другого мнения. Он был патриот и почти коммунист. (В это время многие были почти. Одни были почти нищие, другие почти богатые и почти никто полностью и окончательно.) «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин», – любил он цитировать пролетарского поэта.
 
И зачем это ему среди холодной зимы потребовалось это гоголевское «чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно несет свои воды…» и прочая экзотика, Вовка никак не мог понять, но эта фраза запомнилась ему на всю жизнь. Как и у автора «редкая птица», Вовка «до средины Днепра», а точнее до средины заданного выучить на дом текста Вовка не добрался. Не успел.
 
Урок физкультуры, как всегда, начался с «Недоразумения». «Недоразумение», он же Порфирий Петрович Каменский (он же Попка и по форме и по содержанию – имена, отчества и фамилии в этом рассказе вымышленные, но не исключены совпадения с реально существующими, клички же истинные и полностью соответствуют персонажам), явился на урок в спортивном костюме, с сеткой мячей разного калибра и назначения и вставной челюстью с имплантированным в нее, как всем тогда казалось навсегда, свистком. (Последнее заключение было сделано его учениками исключительно на основании их эмпирического опыта, согласно которому они никогда ни при каких обстоятельствах не видели раздельно Попку, челюсть и свисток. Впрочем, белой вороны они тоже никогда не видели, но это не факт, что она не существует.) Сей свисток был альфа и омега его небольшого, но весьма красноречивого языка. В зависимости от длительности, громкости звучания, а также непередаваемых словом интонаций свисток мог просвистеть разное и даже такое… Кроме повелительных фраз «стоять», «бежать», «направо», «налево», «кругом» и других фраз из руководства для воспитания служебных собак, его художественный свист также мог означать «ты что тупой?», «марш на место» (в строю, на скамейке и т.д.), «откуда такие дохляки берутся?» (совершенно дурацкий вопрос)…
 
Вторым недоразумением оказался футбольный мяч, который, после удара Вовки по замысловатой траектории, куда более сложной, чем у общеизвестного любителям футбола удара «сухой лист» по пути в пустые футбольные ворота, посчитал вполне возможным войти в тесный контакт с челюстно-свистковым сочленением Попки. После этого поперхнувшись свистком (есть таки на свете белые вороны – о воронах см. выше) пострадавшая сторона объявила Вовке два бала на всю оставшуюся жизнь. Чего уж греха таить. Эта двойка Вовку не расстроила. Таким ударом мог бы гордиться футболист любого класса. А Попка просто завистливый неудачник, решил про себя Вовка.
 
Между уроком физической культуры и уроком физики было много общего. И не только в корне их названия, но и в учителях, преподающих эти предметы. И в форме, и в содержании. Даже «кликуха» у «физика» была такой же несуразной, как и у «физкультурника» – Барылко. Никто не мог сказать, что послужило причиной столь странном прозвищу, но уж наверняка не физическая величина «бар». Но, глядя на него, ни у кого не возникало сомнений, что он что не есть тот самый «барылко». Кликуха была, как впрочем, и большинство школьных прозвищ, меткой, а поэтому приклеилась к учителю навсегда и, казалось, даже готова пережить ее владельца.
Вовка физически не переносил Барылка. Чувство было глубоким и взаимным и базировалось, как это не странно, на физике. Вовка очень любил физику, Барылко тоже. «…Любил ее, но странною любовью». Ну, разве можно любить правило рычага, правило буравчика, правило нипеля. Правда последнее прямого отношения к физике не имело, а больше к Вовке. Так считал Вовка. Барылко тоже считал. Считал, что Вовка полный оболтус, который нахватался из научно-популярных журналов отрывочных знаний из астрономии, физики элементарных частиц и своими провокационными вопросами, выходящими за пределы учебной программы и компетенции преподавателя дезорганизует и срывает уроки, а его самого ставит в неловкое положение. Поэтому, в этот день, очевидно желая в корне пресечь возможность развития ситуации по Вовкиному сценарию, Барылко решил начать урок физики с домашней заготовки, т.е. с разбора контрольных работ. Вовка никогда не отличался умением писать контрольные работы, и при виде стопки тетрадей и ухмыляющейся физиономии Барылка его начали терзать подозрения, что некоторые события в этот день носят явно закономерный характер. «Да, сегодня не иначе как магнитные бури», – почему-то вслух сказал Вовка, забыв, что Барылко страдал гипертонией и другими модными в его возрасте напастями. Лицо последнего тут же стало багровым, подтверждая Вовкино предположение о происходящих космических катаклизмах. Неизвестно разбирался ли Барилко в глобальных катаклизмах, а вот ставить клизмы зарвавшимся нахалам умел отменно. Разговор у доски был коротким, но результативным. Два : ноль – в пользу учителя.
 
«Язык – зеркало желудка», – это Вовка знал. Он многое про язык знал. Знал что язык бывает красным, серым, большим, длинным (об этом ему часто говорили учителя на уроках), лживым (это он заметил у врачей, когда «угощали» его «вкусными пилюлями») Но Вовка многое еще и не знал о языке.
И в частности он не знал «еще». Не знал, что в русском языке слово «еще» пишется через «е» а не через «о». Не знал. И написал Вовка в тетради для сочинений «…ещо глубокие сугробы…». Увидев Вовкино «ещо» в тетради, преподаватель счел это не только оскорблением всей русской словесности, но и личным оскорблением, за которые в таких случаях платят дорого. Ну не кровью, как в былые времена, а чернилами. И повелел он Вовке исписать полтетради злополучным словом. «Ты у меня на всю жизнь запомнишь, какую букву следует писать в этом слове», – добавил он.
Учитель не был садистом, но Вовка так не считал. Из-за одной буквы списать полтетради. И написал Вовка полтетради вместо «ещо» «есчо».
Такой крамолы в Великом русском языке ярый патриот словесности не видел даже в дурных снах. Чтобы слово «еще» написать на полтетради как «есчо», этого не стерпел бы даже Папа римский, не смотря на то, что он не знает русского языка.
- Еще полтетради «еще».
- Мне домой пора, – заныл Вовка.
- Еще не вечер, – многозначительно сказал учитель, делая ударение не слове «еще». «Нет, он не садист, – подумал Вовка. – Он садюга». И написал Вовка еще раз полтетради «еще». Но рано или поздно все кончается. И хотя на сей раз было очень поздно, но все равно Вовкины «repeat’ы» закончились.
 
«Да, день, мягко говоря, не удался», – думал Вовка, идя домой. Одно его радовало. В свое время под давлением жизненных невзгод Вовка принял для себя судьбоносное решение, самолично изменив правила учета и отчета своей успеваемости в дневнике путем клонирования оного. В результате на свет божий появилось два дневника-близнеца. Один – для дома, другой – для школы. И теперь весь удар судьбы принял на себя тот клон Вовкиного дневника, который для учителей. Оригинал же сохранил свою незапятнанную прозой жизни девственность, и Вовка с легким сердцем и душой нес его домой родителям по тропе, на которой его уже поджидал мстительный черный кот. Увидев кота, Вовка явственно почувствовал, как у него тут же потяжелело на душе и сердце. И хотя на сей раз кот дорогу не перешел, но смотрел своей ехидной наглой мордой на Вовку так, что и дураку было понятно, что не зря все это. Ох, не зря!
 
До этого случая Вовка не был человеком суеверным, и все мистическое было ему чуждым. Очевидно, сказывалось не только атеистическое воспитание, но и отсутствие жизненного опыта в отношениях с нечистой силой. Ну не было у него по жизни никаких контактов не только с потусторонними силами, вроде чертей, упырей и ведьм всяких, но даже случайных встреч с инопланетянами, хотя последних к тому времени, если верить прессе, уфологам и базарным сплетникам, расплодилось предостаточно. Впрочем, одна знакомая ведьма все-таки у него была. Классная воспитательница. Надо ли говорить, что ведьмы и черные коты одного поля ягоды. Кто тут кому наушничал, Вовка так и не узнал. А вот то, что ведьма-воспитательница успела донести родителям о Вовкиных достижениях, он не только узнал, но и почувствовал. Особенно после того, как были преданы гласности его противозаконные эксперименты с клонированием. Ох и крепко прочувствовал!...