Мечты иногда сбываются. Часть вторая.

Двери подъезда были уже открыты, и он беспрепятственно прошел внутрь. Зеркальный лифт, сверкающий никелем и яркой подсветкой, был довольно вместительным и необычайно скоростным. Гилберт ощутил, как сила тяжести прижала его ноги к полу, и почти сразу же створки лифта бесшумно разъехались в стороны, открывая проход на этаж. Большой холл, устланный толстым ковровым покрытием, заглушал шаги. Дежурное освещение обеспечивали скрытые в нишах светильники.
- Простите, ради бога, - услышал Александр за спиной. Развернувшись, он увидел невысокого седовласого мужчину приятной наружности. Незнакомец был одет в строгий черный костюм, который сидел на нем, как влитой. Щелковый галстук был завязан аккуратно и с какой-то маниакальной тщательностью. Мужчина громко хлопнул в ладоши, и на потолке вспыхнул яркий белый свет.
- Вы позволите? – спросил седовласый, протягивая руки к футляру Гилберта.
- Простите, это восемнадцатый этаж? – Александр кашлянул, пытаясь скрыть свое замешательство.
- Именно.
- Дело в том, что Коберман…
- Вас ожидают в гостиной, пройдемте. Пожалуйста, - мужчина изобразил на губах улыбку, увидев смущенный взгляд Гилберта.
- А вы, простите, кто? – с вызовом спросил музыкант, упершись взглядом в ледяные глаза незнакомца.
- Дворецкий. Можете звать меня Николай Сергеевич.
- Вот господи, охренеть… - пробурчал себе под нос Александр и, неловко сунув в руки дворецкого футляр, зашагал за ним следом, в глубь длинного коридора.
 

На стенах, блестевших каким-то странным покрытием, напоминавшим слюду, красовались картины в богатых рамах. Судя по всему, хозяину было не чуждо изысканное наслаждение живописным искусством. Картинная галерея, размещенная здесь, наверняка стоила не один миллион долларов.
- Пожалуйста, здесь направо, - раздался впереди голос дворецкого.
Большие двери в комнату, напротив которой они остановились, были приоткрыты. На огромном кожаном диване цвета кофе с молоком сидел Леонид Ицькович и блаженно улыбался, поглаживая огромного белого кота. Кот по-хозяйски развалился у него на коленях, подставляя свое белое мохнатое брюхо под толстые, как сосиски, пальцы Кобермана. Рядом стоял стеклянный столик на никелированных ножках, на котором разместились две чашки для кофе, изящный кофейник, сахарница и плетеная корзинка с печеньем. Увидев Гилберта, импресарио загадочно улыбнулся и произнес, глядя куда-то в сторону:
- А вот и наш маэстро прибыл.
 

Александр посмотрел в направлении взгляда Кобермана и увидел светловолосую женщину, в приталенном красном платье. Она стояла спиной к нему, поправляя шикарный букет белых роз в большой вазе. Ваза стояла на крышке огромного эксклюзивного рояля, также белого цвета, украшенного вычурным резным орнаментом. Обернувшись на звук шагов, она улыбнулась и двинулась навстречу. Что-то в ее взгляде показалось ему знакомым, и он стал лихорадочно вспоминать, роясь в своей памяти, однако совершенно впустую. Она подошла к нему и протянула свою руку. Гилберт поцеловал ухоженную кисть, унизанную дорогими кольцами, и поднял взгляд. Женщина смотрела на него лукавым взглядом, улыбаясь одними глазами. Она выглядела молодой и очень ухоженной, однако проницательный взгляд Александра, сразу заметил следы пластической хирургии. В богемной среде, где вращались известные звезды, это было далеко не в новинку. Почти каждый третий из его знакомых сделал или собирался сделать в ближайшее время подтяжку лица.
- Знакомьтесь, Александр, это Марина Андреевна Розенберг, наш главный продюсер и ваша поклонница, кстати, - сказал подошедший к ним Коберман.
- Леонид Ицькович, вы, как всегда, любезны, - улыбнулась женщина.
- Очень приятно, рад нашему знакомству, - поклонился музыкант.
- Взаимно, - загадочно улыбнулась Марина.
 
Их глаза вновь встретились, и Александр опять ощутил смутное беспокойство. Он не мог понять причину неясной тревоги, и это слегка раздражало. Что-то в лице этой женщины было ему знакомым, однако он не решался спросить об этом прямо.
- Ну, что-ж, если Марина Андреевна не возражает, можем приступить собственно к самому вопросу, - напомнил о себе Коберман.
- Да, конечно, думаю можно обсудить детали, - согласилась Розенберг. - О, простите, я не предложила вам… Присаживайтесь. Здесь удобные мягкие подушки… Николай Сергеевич! Принесите нам, пожалуйста, еще кофе. Леонид Ицькович, я вас слушаю.
- Итак. У нас две недели гастролей. В Польше мы пробудем четыре дня. Три концерта в Варшаве, столько же в Кракове. Размещение в гостинице «Эдель Голд» и «Кубус». Транспорт до места и обратно обеспечивает пан Жегашловски. Предварительная продажа билетов уже началась. Я думаю, если нас попросят выступить где-то еще, задержимся дополнительно, на пару дней. Контракт и официальные условия вышлют завтра, экспресс-почтой. Затем Чехия. Прага. Даем пять концертов, на открытой площадке «Поющих фонтанов» и в «Кращем Паласе»…
- Леонид Ицькович, мне кажется, вопрос еще не совсем решен… ПРИНЦИПИАЛЬНО… - с нажимом произнес Гилберт.
- Думаю, финансовый результат вас приятно удивит, - не обращая внимания на сердитый взгляд музыканта, продолжил невозмутимый Коберман.
- Я еще не дал своего согласия. Простите, Марина Андреевна, Леонид Ицькович иногда «гонит лошадей», - натянуто улыбнулся Александр. Розенберг удивленно приподняла брови и взглянула на Кобермана. Тот устало прикрыл глаза, затем достал белоснежный платок и аккуратно вытер лоб и заблестевшую лысину. Это был первый признак волнения.
- Извините, мы на минутку, - импресарио подхватил Александра под руку и потащил к высокому окну, украшенному цветной мозаикой.
- Что вы себе позволяете? Отпустите меня, - шепотом приказал музыкант.
- Мальчишка! Сколько я для вас сделал!? Где ваша благодарность?! Неужели нельзя дослушать меня до конца и не перебивать!? – зашипел, как змея, Коберман. Вытащив из пиджака блокнот, он что-то написал в нем своим «паркером», затем вырвал листочек и сунул его под нос Гилберту. На клочке бумаги красовалась шестизначная цифра.
- Ну? Теперь поняли?
- Что это? – изумился Александр.
- Ваш гонорар!!!
- Адская задница… Простите, - спохватился ошарашенный музыкант, просчитывая в уме все покупки, которые становились для него реальностью.
- Идемте, - Коберман потащил несопротивляющегося Гилберта обратно на диван.
- Вы уже поговорили? – мило улыбнулась Марина.
- Думаю, да, - с готовностью откликнулся Леонид Ицькович.
- Ваше решение?
- Мы согласны. – ответил Коберман, выразительно взглянув на Александра.
- Да, условия меня устраивают, - подтвердил музыкант.
- Ну, вот и хорошо, - улыбнулась хозяйка.- Думаю, на этом официальную часть разговора можно закончить.
 

В дверях появился дворецкий с подносом в руках.
- Ваш кофе, господа.
- Благодарю, милейший, - выдохнул с облегчением Коберман, отвалившись на спинку дивана. Кожа дивана предательски скрипнула, выдав подозрительно характерный звук. Леонид Ицькович слегка покраснел и нарочито громко откашлялся, прикрывая рот своим белоснежным платком.
- Александр, могу я вас попросить? – спросила Марина. Она стояла у рояля и поглаживала рукой тонкую вязь орнамента.
- Да, конечно.
- Сыграйте что-нибудь. То, что вам нравиться. Я бы с удовольствием послушала.
 

Женщина слегка наклонила голову, как будто прислушиваясь к какому-то голосу внутри. Она была спокойна и серьезна. Гилберт вытащил инструмент из футляра, привычно устроил его на груди и заиграл. Как всегда, он погрузился в мир музыки. Сейчас для него существовал лишь саксофон и мелодия, которая связывала их, делая сверкающий инструмент его продолжением, частью его самого. Он выдавал очередную последовательность нот так, как будто чувствовал их каждой клеточкой своего тела. Он настраивал звучание по своему внутреннему камертону, выверяя каждый звук, каждую паузу, он жил в этот момент только этим, забывая об окружающем, погружаясь в свой, только ему понятный мир.
Розенберг едва заметно кивнула Коберману, и он понимающе прикрыл глаза в знак согласия. Дворецкий принес очередной поднос, на котором стояли пузатая бутылка номерного коньяка, креманка с орехами и вазочка с шоколаными конфетами. Экспозицию венчали два коньячных фужера, украшенных золотистыми гербами. Не говоря ни слова, он поставил поднос возле хозяйки и бесшумно удалился.
 

Когда саксофон Гилберта выдал последнюю ноту, Леонид Ицькович был уже на ногах. Изобразив на лице сосредоточенную озабоченность, он что–то рассматривал в своем телефоне.
- Сашенька, вы меня простите ради бога, мне нужно срочно отъехать на пятнадцать минут, а потом я вас заберу. Вы не возражаете?
- Тогда, может быть, я поеду с вами? – оживился музыкант.
- Нет, нет, я быстро…Как говорится, одна нога здесь… - заторопился импресарио, выходя в двери.
- Александр Владимирович, вы хотите оставить меня одну? Я не успела еще насладиться вашим обществом. Прошу вас, останьтесь. Я не займу много вашего времени.
- Только если недолго. У меня супруга будет волноваться… - ответил Александр, почувствовав некоторую неловкость.
- Вы женаты? Как мило, - улыбнулась Марина. – И давно?
- Где-то полгода.
- О, так вы практически молодожен? – иронично рассмеялась она.
- Вас это смущает?
- Нет…Конечно нет. Простите меня. Наверное, я не должна вас ни о чем таком спрашивать. – она взяла бутылку коньяка, и разлила содержимое по фужерам.
- Вы хотели о чем-то поговорить? – спросил Гилберт, бережно укладывая свой инструмент в футляр.
- Вы не откажетесь выпить со мной? Знаете, одной мне так одиноко в этом большом доме. После смерти мужа весь груз проблем лег на мои плечи. Я… Я устала.
- Зачем вы мне это говорите?
- И вправду… Быть может, я доверяю вам. Вы любите музыку, я знаю. Я тоже. Когда-то я играла на фортепиано. – она улыбнулась ему и спрятала глаза.
 

Гилберт молчал.
- Вы знаете, у меня есть коллекция записей, которая может показаться вам любопытной, - оживилась Розенберг. Подойдя к неприметной нише, она взяла пульт управления и нажала кнопки. Откуда-то сверху полилась музыка. Знакомый до боли голос Луи Армстронга хрипло запел о любви и прекрасной жизни. Он пел и пел. Приятный тембр его голоса убаюкивал, раскачивая время, проясняя память… Воспоминания нахлынули неожиданно.
Первый курс музыкального училища. Белокурая девчонка с длинной, толстой косой. Старенький проигрыватель «Рекорд», черные диски пластинок на полках. Он выменивал их на «толкучке». Они слушали их вместе, лежа на тахте, в ее маленькой съемной комнатке, на Сухэ-Батора. Он вспомнил все… Марина… Сколько же лет прошло? Пятнадцать? Или двадцать?
- Это ты? – хриплым от волнения голосом спросил Гилберт.
- Что, так сильно изменилась? – она неловко улыбнулась.
- Да, ты изменилась. Прости меня, это было…
- Так давно, ты хотел сказать? – она взглянула в его глаза.
- Да, почти в прошлой жизни, - он опустил взгляд.
- А я все помню, как будто вчера, - она подошла к нему и осторожно опустила руки ему на плечи.
- Извини, но зачем тогда весь этот цирк с гастролями? Ты просто хотела встретиться со мной? Зачем?
- Нет, гастроли действительно настоящие. Ты поедешь. Тебя многие знают. Ты известен.
- И ты поедешь со мной?
- Конечно, ведь я спонсирую этот проект.
- Я передумал, я не могу… - сказал Гилберт, направляясь к выходу.
- Постой, ты не можешь вот так просто уйти! – в ее голосе послышались командные нотки.
- Отчего же? – обернулся Александр, беря футляр под мышку.
- У тебя есть дочь.
- Что? Что ты сказала? – он встал, как вкопанный.
- Когда ты неожиданно уехал, не сказав мне ни слова, я думала: весь мир перевернулся. Я не хотела жить. Только лишь она, маленький комочек внутри меня, вернула мне радость жизни. Она стала целью моего существования. Я всегда думала, что она должна знать своего отца. Ведь я… Я любила тебя.
- Я не знал, - ошарашено произнес Гилберт.
- Откуда же? – усмехнулась Марина. - Кто бы мог вспомнить о провинциальной простушке? Я и не надеялась тебя найти. Жизнь круто все перевернула. Мне пришлось бросить музыку и заняться торговлей. Нужно было зарабатывать. Возвращаться домой в свой поселок я не собиралась. Устроилась товароведом, училась заочно в торговом техникуме. Потом перестройка… Частное предпринимательство. Вложилась в одну развивающуюся компанию и не прогадала. Потом замужество. Он был владельцем этой фирмы. А потом… потом он умер от сердечного приступа. Я совершенно неожиданно нашла тебя. Случайность. На одном из фуршетов ты выступал со своей сольной программой.
- Ты – гений, она улыбнулась, - Ты многого достиг. Светлана может гордиться тобой.
- Светлана. Так ее зовут? Сколько ей сейчас лет? - очнулся Александр.
- Девятнадцать.
- Я хотел бы встретиться с ней.
- Вы уже виделись с ней.
- Когда? – удивился Гилберт.
 
Марина подошла к роялю и, отогнув ноты на пюпитре, достала фотографию.
- А ты ведь почти не изменился, - улыбнулась Розенберг, разглядывая автограф на цветном фото…
 
продолжение следует...