Кто посеял слезы, тот пожнет горе

Затихает, укладывается ко сну наш тихий городок. Один за другим вспыхивают разноцветные огни в окнах квартир. Там, за уютными занавесками своя, особая жизнь. Позвякивают тарелки, чайные чашки, ложки, слышится детский смех, говор взрослых. Семья ужинает. Тихо мурлычет в зале телевизор. Бормочет компьютер в детской. Хлопнула дверь — пришла соседка за какой-то надобностью.
 
Мирно. Спокойно. Привычно и обыденно, но каждый из нас, возвращаясь с работы, а дети — из школы, детсада или института, вливается в семейный мирок, как в тихую и надежную гавань. И как-то даже не верится, что, быть может, рядом, у запыленного и ничем не занавешенного окошка, ждет не дождется хотя бы какой-нибудь еды брошенная на весь день голодная детвора.
 
Где-то гоняет по дворам Сашок, загостилась у подружки Маша... Только Дашенька одна-одинешенька томится дома, из последних силенок надеясь, что мама вот-вот придет и, как в сказке, молочка принесет. Тогда нипочем будет пугающая темнота в квартире, где давно за неуплату отключили свет и газ, а в разбитую дверь торкаются сквозняки.
 
Мама все-таки в этот вечер пришла. Не одна. С компанией. Разудалой и хмельной. Смахнули со стола в раковину грязную посуду, огрызки, водрузили бутылку самогона, над¬кусанную буханку хлеба и... покатилась душа в ад. Тут уж не до детей, не до их самочувствия и настроения — что ели, ходили ли в школу или дома отсиживались, а может по задворками шатались — все без разницы. А для Наташи М. совершенно не интересна эта сфера материнских за¬бот, ибо нет большей заботы для нее, чем вот это пьяное застолье, хмельное пробуждение.
 
Из своих 37 лет Наташа сделала три добрых дела: она произвела на свет двух замечательных крепеньких девочек и сыночка. Марию нарекли в честь Богородицы, Александра — в честь полководца, ну а Дашенька-Дарюша — Дар Божий. Так нам хочется думать, прямо по Шекспиру: «Будешь жить на свете десять раз, десятикратно в детях повторенной...»
 
Все это прелюдия. Действительность же такова, что сердце содрогается, когда вчитываешься в строки решения районного суда о лишении родительских прав в отношении ее несовершеннолетних детей, чей общий возраст не дотягивает возраста их матери-кукушки почти десять лет.
Анатомировать, опираясь на материалы суда, преступление матери против своих кровных детей тяжело, скорбно, но сделать это необходимо для того, чтобы другие не ступили на эту же дорожку. Чтобы знали, видели - всему есть предел: бессовестности, подлости, предательству, но бесчестье по отношению к своим детям — грех величайший и не прощенный. «Берегите слезы ваших детей, дабы они могли пролить их на вашей могиле»,— предупреждал много веков назад Пифагор.
 
Как складывается жизнь, да и судьба детей, мать или отец, а порой и оба родите¬ля которых по суду лишены своих прав? Государство передает их под крыло и защиту органов опеки и попечительства. Они будут сыты, одеты, обуты, под присмотром воспитателей, педагогов, нянечек приюта. Со временем им постараются подыскать приемную семью. Хочется верить, что все у этих ребятишек сложится хорошо. Но это уже будет не благо¬даря родительским хлопотам, волнениям, заботам и вниманию.
 
И только для одних ли детей закон поставил в этой истории точку отсчета иной жизни? Вне семьи родных, друзей и семейно¬го очага? Для их матери – тоже! Честное слово, не поворачивается язык на¬звать Наталью мамой, а другим, более точным — «лишенка». Это словечко военной поры всплыло в памяти не случайно, ибо лишенцами стали по своей вине крепкая, сильная женщина и ее дети, а значит, и наше общество.
 
И еще несколько подобных примеров. Решением суда ограничена дееспособность Екатерины Г. в интересах ее двух несовершеннолетних детей в получении алиментов и компенсационных выплат. Признав полностью исковые требования, горе-мамаша вынуждена была так¬же признать, что «детские» ей нужны для наркотиков, спиртного. А то, что ее дочки Света и Людмила, 9 и 11 лет от роду, нуждаются в материальном обеспечении, не говоря уж о материнской любви, речи даже не за¬водила, вскользь упомянув, что третья ее четырехлетняя дочка проживает у опекуна, а старшую приютила бабушка. За этих детей можно быть спокойными, но каково Людочке, живущей с ней, если мама постоянно «под кайфом»?
 
Мера по ограничению дееспособности, как правило, не преграда для таких «чадолюбивых» родительниц. Все равно, они находят иной источник «подпитки» спиртным, наркотой и стремительно скатываются в пропасть.
 
По такой же скользкой и пропащей дорожке влачит жизнь (если это можно на¬звать жизнью) и сельчанка Валентина П. Бог дал ей трех сыновей и дочку. Двое младших — инвалиды с детства. Антон и Кирилл находятся на гособеспечении в Центре социальной помощи семье и детям, Андрей и Таня живут с отцом. Мать пьет, детей забросила и ушла совсем из дома. Но не совсем надежным причалом оказалась и отцовская семья. Все детские и инвалидные пособия, полагающиеся на детей, отец пропивает, чем ставит свою семью в тяжелое материальное положение. Пришлось вмешаться прокуратуре и совместно с органами опеки и попечительства направить заявления в суд, который своим решением ограничил в дееспособности пьющего отца.
 
«Не всякое сопротивление беды награждается избавлением от гибели,— писал прозаик советской эпохи Л. Леонов, предупреждая: — но всякая гибель начинается с утраты воли к сопротивлению». Чему уже не сопротивляются «герои» наших историй? Самим себе, своему безволию и порокам, тому образу и подобию жизни, которые они влачат, втягивая в этот беспредел и ангельские души своих детей. Мы пожинаем в жизни то, что посеяли: кто посеял слезы, пожинает слезы; кто предал, того предадут — это давно сказано, но как же верно!