Рассвет над Пхеньяном

На перроне, у вагона
 
Поезд запаздывал, и у Фарахетдина было время побродить по вокзалу, взвесить своё сложившееся положение. Конечно, продолжать учәбу в школе фабрично-заводского обучения города Шумерли он мог, ведь всё равно на фронт его пока не возьмут - возраст не подошёл. Но. с другой стороны, как можно спокойно учиться, если неспокойно вокруг, если лик войны виден почти на всех лицах. Вот девушка, идущая навстречу, тоже опечалена - война прошлась и по её судьбе. За ней шли другие, много людей с чемоданами, авоськами. Они проходили мимо Фарахетдина, направляясь к тому месту перрона, где, как им казалось, должен остановиться их вагон. Перрон гудел, как пчелиный улей. Но Фарахетдин не замечал этого. Его поглотили свои мысли. Там, в родной деревне Татсугут Чкаловского района Чувашии, у него остались два младших брата Миннитдин и Кирамтдин. Он не сомневался, что они помогают больной матери по хозяйству, но эта помощь была бы ещә более ощутимой, если б и Фарахетдин находился рядом. Но пока он не может сделать этого, пока он постигает науки в школе ФЗО. Почему же он оказался в один из июльских дней 1941 года на железнодорожном вокзале города ШумерлиҘ Ответ на этот вопрос даёт письмо отца, председателя колхоза "Правда" Нуртдина Камалтдиновича Камалтдинова;
"Здравствуй, сынок! Пишу тебе на шестой день после начала войны. Всё-таки гитлеровская Германия рискнула напасть на Советский Союз, решила смять нашу Родину своим сапогом. Но, думается, это фашистам не сделать. Через несколько дней, сынок, я тоже отправляюсь на фронт. Наш поезд пройдёт через Шумерли, так что ты выйди к перрону. Стоянка будет недолгой, но, думаю, нам хватит времени переброситься нужными словами и обняться на прощание.
До встречи, Фарахетдин!".
Гудок паровоза нарушил мысли Фарахетдина. Когда вагоны остановились, он бросился вдоль состава, вглядываясь в окна с надеждой увидеть родное лицо. Но мелькали всё незнакомые лица. Никто и не окликал Фарахетдина. Он пробежал до головного вагона, только побежал обратно, как состав тронулся с места, набирая скорость. Прильнувшие к окнам незнакомые лица мелькали быстро, как кадры немого кино. Промелькнул последний вагон - и всё стихло. Перрон опустел.
 
Фарахетдин шёл назад и думал о том, что могло помешать отцу сесть в названный в письме эшелон? Может быть, он задержался на день-другой при передаче председательских дел? Или из-за болезни матери? Всё может быть. А что, если отец отправился на фронт другим направлением, не через Шумерли? Так или иначе, но он не встретился с ним, и это угнетало Фарахетдина. Сын хотел проститься и посоветоваться с отцом, как быть в сложившейся ситуации - продолжать учёбу в школе ФЗО или отправиться в родную деревню, к матери, ей в подмогу? Не получилось - на перроне, у вагона желанная встреча не произошла, как не состоялась она вообще: через несколько месяцев отца убили под Полтавой. Фарахетдин сам решил как быть: ехать домой. Директор школы с пониманием отнёсся к его просьбе:
-Что ж, Фарахетдин, если такое дело - мать больна, то езжай. А война окончится, наверстаешь упущенное.
Дома он стал работать и по хозяйству, и в колхозе, где готовил коней для кавалеристов Красной Армии. И молодой джигит готовил их, объезжал, чистил. Словом, делал всё для того, чтобы на фронте кони не подвели своих седоков. За короткое время он подготовил для фронта восемнадцать лошадей - все они были как на подбор. Доброе дело прервал военный приказ - рыть окопы. Рыл их вместе со всеми в районе Волги. Потом охранял колхозно добро. А когда подошёл ноябрь 1943 года, то Фарахетдина призвали в армию. Попросился на фронт - отказали: - "На Восток поедешь солдат Камалтдинов, в Маньчжурию".
 
На сопках Сунляо
 
Сунляо - Маньчжурская равнина на северо-востоке Китая, в бассейнах рек Сунгари и Ляохэ. Здесь, вблизи границ Советского Союза, японцы сосредоточили большие силы своей Квантунской армии. Их надо было сдерживать, иначе - война на два фронта, что советским войскам было бы уже не под силу. И сдерживали. Это входило в задачу 541-го пехотного полка, в котором находился и Камалтдинов. Как-то, вместе с группой бойцов, доставили в штаб полка "языка". Японец что-то лепетал на своём наречии. Когда перевели, оказалось, что руководство Квантунской армии лелеет надежду начать на востоке военные действия - шёл апрель 1945 года. К этому времени на западе завершался разгром немецко-фашистской армии в её логове - Берлине. А вскоре подписали и акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Победа! Весть о ней долетела и до Приморья. В честь её салютовали из всех орудий. Завидев это, японцы насторожились - не в широкое ли наступление пошли советские войска? Когда выяснили, что нет, успокоились. На два месяца.
 
Это время японское командование использовало для осуществления мероприятий по организационному завершению военных приготовлений, по повышению боевой готовности войск и совершенствованию плацдарма против границы Советского Союза. Всё это не могло не беспокоить советское командование. И 9 августа 1945 года войска Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов под командованием маршалов Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского, Кирилла Афанасьевича Мерецкова и генерала армии Максима Александровича Пуркаева во взаимодействии с Тихоокеанским флотом под командованием адмирала Андрея Борисовича Юмашева, Амурской военной флотилией, которой командовал контр-адмирал Николай Васильевич Антонов, и войсками Монгольской народной республики под командованием Хорлогийна Чойболсана и под общим руководством Главкома войсками на Дальнем Востоке маршала Советского Союза Александра Михайловича Василевского стремительными ударами преодолели сильную оборону японской Квантунской армии и труднопроходимую местность через тайгу, горы, хребет Большой Хинган и вышли к важнейшим центрам Маньчжурии. В составе этих войск был и 541-й пехотный полк, в котором служил Фарахетдин Камалтдинов.
 
Японцы засели в своих укреплениях на одной из высот и оттуда простреливали весь участок, на котором расположились наши солдаты. Нужно было выбить врага с высоты, занять её и тем самым обеспечить возможность продвижения наших подразделений вглубь занятой японцами территории. Несмотря на сильный огонь противника, взвод, в котором находился Камалтдинов, настойчиво продвигался к высоте. Но вот с левого фланга заговорило вражеское орудие. На участке, занятом взводом, один за другим стали рваться снаряды. Бойцы залегли. Продолжать успешное продвижение взвода можно было только, заставив замолчать вражеское орудие. Фарахетдин, разглядев врага, открыл огонь из пулемёта. После первых же выстрелов загорелись лежавшие возле орудия снаряды. Паника охватила самураев. Они бросили орудия и помчались по траншее в глубину своей обороны. Несколько секунд нужно было врагу для того, чтобы скрыться в зарослях кустарника, но для пулемётчика этого времени оказалось достаточно, чтобы прицелиться и открыть огонь. Меткая очередь настигла удирающих японцев, неколько из них так и не добежали до укрытия. Вражеское орудие больше не стреляло. Путь на высоту был открыт.
 
А вот ещё один факт из военной биографии Камалтдинова. Поставили боевую задачу - уничтожить японский гарнизон в районе одной из высот и овладеть им. Под покровом ночи подошли к укреплённому пункту противника и, ворвавшись, открыли огонь по огневым точкам. Японцы из казармы застрочили ружейно-пулемётным огнём и стали выскакивать из помещения через окна. Одни устремились в доты, другие рванули к вышке, где был установлен вражеский пулемёт. Один из бойцов, заняв выгодную позицию, огнём из автомата уничтожал японцев, стрнемящихся забраться на вышку. Да и пулемёт Камалтдинова завершил дело.
 
Ещё случай. Пробираясь по скату сильно укреплённой высоты, Фарахетдин вместе с другими бойцами заметили, что из-за холма появились несколько японских танков. Солдаты замаскировались и стали наблюдать за врагом. Танки обошли их слева и открыли огонь по нашим наступающим подразделениям. Враг рассчитывал, зайдя в тыл наступающих, посеять среди них панику и тем самым приостановить упорное продвижение наших подразделений на укреплённую высоту. Но советский боец в минуту опасности не впадает в панику, что японцы не усвоили до конца. Да они и не могли это сделать за небольшой промежуток времени действий на востоке. Танкам противника даже не удалось задержать наступление наших войск. Сосредоточив на нескольких этих танках огонь противотанковых средств, наши подразделения продолжали двигаться вперёд. Вражеские машины загорелись. Одна из них, всё же проскочив, остановилась в нескольких десятках метров от бойцов. На обдумывание не оставалось времени. Пулемёт Камалтдинова мало что результативного мог сделать с японским танком. Зарядили винтовки бронебойно-зажигательными пулями. Открыли из них огонь по вражеской машине. Фарахетдин не успел досчитать до четырёх, как танк загорелся. Японские танкисты открыли люк и поспешно стали выскакивать из горящей машины.. Но ни одному из них не удалось спастись. Весь экипаж танка уничтожил меткими выстрелами пулемётчик Камалтдинов.
 
Доблестные советские войска, поразившие мир своим невиданным героизмом, стойкостью и высоким воинским мастерством в борьбе против гитлеровской Германии, с новой силой проявили эти замечательные качества в войне с Японией. Боевые действия с ней измерились днями, но какими днями! По размаху, напряжённости боёв и конечным результатом эти дни явились одним из важнейших этапов закончившейся второй мировой войны. 19 августа 1945 года, уже через десять дней после начала войны с Японией, японцы стали массово сдаваться в плен. Победа советских войск в Маньчжурии окончательно вынудила 2 сентября Японию капитулировать.
В эти осенние дни 1945 года Фарахетдин вместе со своими боевыми товарищами вступил на осовобождённую землю Соверной Кореи. Японскому господству и зедсь был положен конец. Три года встречал рассвет над Пхеньяном солдат Камалтдинов - на столько ещё затянулась его армейская служба. Он был свидетелм того, как созданные в Северной Корее органы новой демократической власти - народные комитеты - провели под руководством Трудовой партии Кореи коренные демократические преобразования.
-Когда уходили из Пхеньяна в 1948 году, - рассказывает Фарахетдин Нутртдинович, - северные корейцы провозгласили создание Корейской народно-демократической республики. Тепло они провожали нас, своих освободителей. Как известно, - продолжает мой собеседник, - граница с Южной Кореей прошла по 38-й параллели. Американцы несколько опередили нас, как в своё время, в Германии. Но что ж, придёт день, как это произошло с Северным и Южным Вьетнамом, да и с той же Германией, и история поставит точку и на Корейском полуострове, объединив его северную и южную части. Кстати, мы и воевали за это шестьдесят щесть лет назад на сопках Сунляо - в Маньчжурской равнине.
 
-После Пхеньяна армейская служба закончилась? - интересуюсь далее у моего собеседника.
-Нет. Продолжилась ещё в Ворошилове Приморского края. Ныне Уссурийск. Два года был здесь стрелком в авиации.
-И с парашютом прыгали?
-А как же. Пятнадцать прыжков на счету. Конечно, немного, но мне, тогдашнему молодому парню хватило для того, чтобы укрепить свой характер. А то ведь, признаться, перед первым прыжком струхнул я. Люк самолёта октрылся - внизу пустота. Замешкался - как туда прыгать? А сзади - Фарахетдин, не задерживай других. Спокойствие, с каким это сказали, передалось и мне. Прыгнул. Дёрнул за кольцо и поплыл над землёй. Красота. После первого прыжка освоился. Уже других поторапливал, чтоб не задерживались у открытого люка.
-И всё же, демобилизовались-то когда?
-В декабре 1950 года. Вернулся в родную деревню Татсугут. Вскоре подался в Темиртау Карагандинской области Казахстана. Надо было определяться в жизни. Стал работать на металлургическом заводе слесарем по ремонту оборудования.
Фарахетдина Нуртдиновича ддополняет его супруга Сафия Зариповна:
-Здесь, на заводе, мы с ним и познакомились. Через два года сыграли свадьбу.
-На Магнитку-то когда приехали?
-В 1955 году, - продолжает уже Фарахетдин Нуртдинович, - втроём, с годовалой дочуркой Мкадисой. Я стал работать на кирпичном заводе треста "Магнитострой". Через пять лет перешёл в огнеупорное производство металлургического комбината. Тогдашний его начальник Иван Макарович Крайний, ознакомившись с моей трудовой биографией, сказал, что больше пользы я принесу на участке ремонта оборудования. Четверть века
приносил, - уточнил мой собеседник.
Подтверждение этому - его трудовые отличия за долголетнюю и добросовестную работу. Он показал и военные награды: орден Отечественной войны второй степени, медали "Георгий Жуков", "За победу над Японией", "За осовобождение Северной Кореи".
 
Убрав военные и трудовые награды, Фарахетдин Нуртдинович развернул семейный альбом. Начал пояснять:
-Чернявый - сын Равиль, крановщик на мелькомбинате. А это Равиля, младшая дочь. Рядом её дети - сын Руслан, оператор пятого листопрокатного цеха металлургического комбината, и дочь Лариса, специалист торговли.
Пролистав семейный альбом, он остановился ещё на одной фотографии:
-Мкадиса, старшая дочь. Вот с ней-то мы и приехали на Магнитку, пятьдесят шесть лет назад. Она уже на заслуженном отдыхе. Работала машинистом конвейера на рудообогатительной фабрике. А это сын её, Виталий. Он продолжает работать слесарем на этой же фабрике. Пополнил трудовой коллектив сразу же после службы в армии.
-Виталий! - позвал дед внука. В проёме двери показался высокого роста молодой человек.
-Расскажи, где служил?
-В Бурятии, на границе с Монголией.
-Получается, что в тех краях, где воевал твой дед, - уточняю я у него.
-Получается, что так. Сейчас там тихо и спокойно. А шестьдесят шесть лет назад, дед рассказывал, спокойствие им только снилось, когда японцев укладывали на сопках Маньчжурии.
Уложили, поставив последнюю точку во второй мировой войне. К этому причастен и Фарахетдин Нуртдинович Камалтдинов.
...Он живёт на южной окраине Магнитогорска. По утрам прогуливается, встречая рассветы. Как тогда, в Пхеньяне. И наплывают на ветерана войны воспоминания...