Варенька. Часть третья

Варя поспешила за прислугой, перебирая в голове возможные варианты развития событий. Сразу после того, как дверь гостиной захлопнулась у нее за спиной, на ее грудь буквально прыгнула пышная, колоритная брюнетка с непокорными, кокетливо выбивающимися локонами и нелепо взбитыми кружевами по подолу и вырезу декольте.
 
«Милая, Аннушка, дорогая, ведь это ж страсть какая, какой позор на нашу семью! Как ты, милая? Как ты, дорогая?» - залепетала пышногрудая, видимо, Катерина Дмитриевна.
 
«Так-с…Ну, с женскими истериками-то я справляться умею, не даром девять лет в рекламе, там таких экзальтированных – пруд пруди. Мне, именно «Анне» должно быть плохо, а истерит эта пухлощекая Катя. А кстати, почему мне, «Анне» должно быть плохо? Надо уточнить!» - спокойно обдумывала Варя, попутно сделав слегка горестное и немного томное лицо. Ей казалось, что именно такое лицо должно быть у дурехи Анны Николавны.
 
«Катюша, что ты хочешь сказать мне, милая? О чем ты, не сочти за труд, скажи!» - прошептала Варя.
 
«Как? Весь Петербург говорит о мерзкой связи твоего Николеньки и вчерашней горестной вдовушки Ольховской!»- залепетала Катя, немного отстраняясь и заглядывая Варе в лицо.
 
«Ну, дорогая моя, я, конечно, расстроена, но не до такой степени, чтобы забыть кто я есть. Я – законная супруга Николя, у нас есть дети, а это самое главное! И потом, не я первая, не я последняя, кто несет на себе тяжесть женской доли…» - усаживая на диванчик свою сердобольную гостью, сказала Варя.
 
Катя производила впечатление такой же как и Анна дамочки, с сильно затянувшейся во времени девичьей непосредственностью и дремучей наивностью. Катя была, безусловно, красива, но у нее было все то же отсутствие вкуса и меры в одежде, неуемность в проявлении чувств и бурных эмоций, что и у родственницы.
 
«Расскажи мне, Катюш, поподробнее, что такое эта моя соперница?» - спросила Варя, наливая собеседнице свежезаваренный чай. Весь, стоящий напротив дивана маленький столик был заставлен пирожными, канапе, булочками и всевозможными чашечками с вареньем. Ей подумалось, что если так много есть сладкого и набивать желудок на ночь, как это было вчера, то скоро не только будет похожей на бабушкину куклу на чайнике, но и в двери войдешь. И муж не только тощую Ольховскую обнимать станет, а на Марфу с Тихоновной станет заглядываться.
 
«Ох, ты же ее видела. Ну, в Европах была она, пока муж от подагры не скончался, пусть земля ему будет… А сейчас все В Петербурге, ищет новую партию для себя. Игрок был ее муж, а она, вишь, привыкла к дорогой жизни. На балах, да на приемах, видно, присмотрела она нашего Николеньку, приворожила. Это ж надо, как вышло, не обошлось без колдовства. Прости меня, Господи, но больно крепко он в нее душой припал! Прости меня, Аннушка, прости, дорогая, но не могу я видеть этого, ведь сама-то ты, небось, страдаешь? Или тебе уж все одно – муж или Андрей Палыч?» - продолжая пытливый допрос, спросила Катя, попутно запивая чаем кусочки песочного пирожного, обильно сдобренного орехом и цукатами.
 
«Так…Еще какой-то Андрей Палыч нарисовался. Интересно, Анна состоит с ним в интимной связи или нет? Проказница, а еще с мужа вчера что-то спрашивала за верность! Ну, и Санта-Барбара у них…» - подавляя смешок, подумала Варя.
 
- Катюш, а как ты относишься к амурным чувствам этого…ээээ, Андрея Палыча?
- Ну, что ты, Аня, Это ж такой интересный мужчина. Давеча вы так вальсировали на балу, я думала, Николенька хоть как-то обратит свое внимание, ан нет. Князь Андрей больно любит нашего брата, дам из хороших семей, ты его все-таки стерегись. И потом, папенька рассердится!
- Папенька? А он где сейчас?
- Да что ты, душа моя, совсем ополоумела? Как будто не знаешь, что поместье у него под Москвой, будет он через две недели на балу у князей Ростопчиных. Кстати, ты выбрала фасон для своего нового платья?
 
Варе понадобился всего лишь один контрольный вопрос по поводу нынешней моды и Катю было не остановить. Она стрекотала об оборках, о кружевах, о новых панталончиках и чулках. Варя спокойно слушала ее, впитывала сведения о том, как правильно «подавать» себя в свете, что носить и как причесываться. Вывод о натуре Кати был однозначен – кокетка, глупенькая, модница и сплетница. Хотя и по-своему привязана к Аннушке. Кстати, если Николя был, скорее троюродным дядей самой Аннушке, то Катюша была двоюродной сестрой по отцовской линии. Стало быть, кузиной и доверенным лицом Анны Николавны.
 
После обильного завтрака, от которого, впрочем, воздержалась Варя, Катюша понеслась к детям. Мальчик и девочка были в игровой комнате, обильно оснащенной качелями, лошадками, колясками и прочим детским барахлом. Девочка, высунув маленький, словно кошачий язычок, что-то рисовала в альбоме. А Митя самостоятельно спрягал какие-то глаголы. Странно, что у такой безалаберной и пустой матери такие милые и трудолюбивые детки.
 
Катюша взъерошила Мите волосы, попутно поправив на нем рубашку, потом подбежала к девочке и, картавя, стала с ней мурлыкать.
 
- Изволь, дорогая сказать! Ежели я не могу тебя называть кошечкой, милочкой, голубкой, то как мне быть? Как мне тебя называть, куколка моя?
 
Катя теребила девочку за ленточки в косах, непрерывно щекотала и подпрыгивала вокруг нее. Митя, видимо, привык к таким сценам, снисходительно улыбался, а Варя просто наблюдала. Но вдруг спокойствию пришел конец.
 
- Милая крестная, называйте меня просто по имени. Варенькой!
 
Это был удар для Вари. Девочка Анны носила ее собственное, Варино имя. А имя брата девочки волшебным, просто мистическим образом совпадало с именем брата. Митя! Почему она сразу не поняла, еще вчера этого. Да, когда она услышала родное имя, она вздрогнула, но потом попросту забыла. Значит, Варенька!
 
Маленькая Варя была чудо как хороша. Изумрудные глаза, тонкое, словно фарфоровое лицо…Она очень сильно напоминала своего отца, возможно еще и поэтому, Варя ощутила внезапный прилив щемящего чувства к девочке.
 
Крестная и девочка, тем временем, ворковали по поводу ближайших праздников, возможных поездок по гостям и за город. Потом Катя вдруг вспомнила о своей модистке, перецеловала всех и унеслась прочь. Она напоминала какой-то причудливый и неуемный вихрь, может быть поэтому она так контрастировала со своей вялой и томной сестрой. Возможно, за эту живость ее любили и принимали дети. А может быть…Дети тоже были по-своему одиноки, не даром вот сейчас, днем они сидят вместе, не играют, а только как маленькие старички заняты своими делами и молчат. Или молчат они только при «Анне»?
 
Варя встала к окну и вдруг неожиданно для себя запела:
 
«…Сад весь умыт был весенними ливнями
В темных оврагах стояла вода
Боже какими мы были наивными
Как же мы молоды были тогда
Годы промчались седыми нас делая
Где чистота этих веток живых
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них
Только зима да метель эта белая
Напоминают сегодня о них
В час когда ветер бушует неистовый
С новою силою чувствую я
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы как юность моя
Белой акации гроздья душистые
Неповторимы как юность моя…».
 
Явно современный романс, который так любили они с подругой Иркой, вдруг пригодился ей в далеком времени, в которое она попала, не зная как, залетев как осенний лист. Варе было очень грустно, буквально до слез, поэтому единственным и несуразным выходом из этой ситуации стала песня. Она замолчала, вдруг почувствовав в своей руке чью-то маленькую ручку. Варенька стояла рядом и внимательно слушала ее пение. Зеленые глазки светились сочувствием и теплом. Большая Варя присела на колени и приобняла это стоящее рядом чудо. Чудо немного постояв стало тихонько отодвигаться, потом вовсе прошелестело своими пышными юбками короткого платьица к столику, где было разложены краски и карандаши.
 
Митя тоже молчал, потом снова засопел, углубившись в свои книги.
Тут вошла Тихоновна и позвала всех на обед.
 
Обед был накрыт все в той же столовой. Подали довольно жирный суп, от которого по всему телу Вари разлилось тепло и сытость. Она категорически отказалась от второго, которое представляло собой свиной эскалоп, обильно политый соусом и какие-то жареные овощи.
 
Николя сидел на своем обычном месте, спокойно и медленно вкушал подаваемые блюда, совсем не глядя на «Анну», периодически обращаясь к детям. Его вопросы касались учебы, их планов на день, желаний и намерений. Желания, намерения и планы жены его совсем не интересовали. Только когда она отодвинула от себя второе блюдо, он поднял на нее свои светлые глаза.
 
- Анна Николаевна! Вы не голодны? Не здоровы? Почему вам отказывает ваш всегда отменный аппетит?
 
- Вовсе нет, я чувствую себя прекрасно, чего и вам желаю, дорогой мой друг!
 
Николя стал уже присматриваться повнимательнее к незримым переменам в своей жене.
 
- Вы собираетесь готовиться к балу у Ростопчиных, «дорогая» Анна? Время не терпит, нужно готовиться. Настоятельно советую не дремать сегодня днем после обеда, как вы любите это делать как обычно, а поехать к своей мадам на Васильевском и заказать весь комплект. Не нужно показывать всем ваше горе и наш с вами домашний развод.
 
- Мое горе, сударь? Какое у меня горе? У меня все замечательно! А что касается развода…Меня ваши заботы с дамами легкого поведения не касаются, поэтому я буду как и обычно заниматься домом и детьми.
 
Николя побагровел, отодвинул вилку и нож и тихим голосом попросил детей закончить обед и удалиться. После того, как закрылась дверь он медленно и тихо начал беседу.
 
- Почему вы думаете, Анна, что вашим привычным дело является дом и дети? Вы никогда не интересовались ни тем, ни другим. Все по дому делают слуги, о чем вы прекрасно знаете. Далее. Меня никогда не привлекали дамы, как вы изволите выражаться, легкого поведения. Поэтому, если вам не составит труда, не говорите мне подобных вещей. Тем более, в этом вы ничего не смыслите.
 
- Я рада, что вы смыслите в подобных вещах. Но я также знаю, что во все времена женщин, встречающихся с чужими мужьями называли не иначе как проститутками. И в этом малопочтенном занятии они с успехом преуспевают, пока жены сидят дома с детьми. А вот что касается детей и дома, я в самое короткое время займусь и тем, и другим. Приятного вам аппетита.
 
Варя вышла из столовой, стараясь не хлопать дверью, дабы у «мужа» не было сомнений, что все сказанное было озвучено не в запале или со злости.
 
После обеда он уехал. Потекли дни, наполненные домашними хлопотами и подготовкой к балу. Варя дивилась изменениям в любимом городе. Что-то ей нравилось, а что-то вызывало отвращение. К примеру, привычки горожан выплескивать очистки прямо на тротуар или вечные вереницы баб около каналов, то там, то сям полощущих белье.
 
У модистки она выбрала неожиданный для самой мадам оттенок для пошива бального платья, а также фасон и отделку. С детьми она стала мало-помалу находить общий язык. Она приходила на их занятия, гуляла во внутреннем дворе, иногда даже играла в игрушки, стараясь понять характеры «своих» детей, их привычки и склонности. Заводилой везде была младшая Варенька, Митя безропотно обожал сестру, был молчалив, увлекался науками и во всем подражал отцу. Варя была ребенком ласковым, активным в играх, но вполне самодостаточной натурой. Это странное сочетание детскости и взрослости, ее наблюдательность и доброта, делали ее похожей на ангела. Иногда она садилась рядом с Варей, брала большую книгу сказок и, стараясь подражать взрослому тону окружающих, делала то один, то другой умозрительный вывод о поступках героев из прочитанных произведений.
 
Однажды, когда миновал десятый день пребывания Вари в старом времени, она задумчиво взяла в свои ладошки лицо «матери», заглянула той в глаза и еле слышно прошептала:
 
- Я знаю, ты не моя мама. Ты похожа на фею, которая приходит к детям. Мне о таких рассказывали. Ты добрая и умная, не уходи от нас. Ты мне нужна, ты Мите нужна, ты…папе нужна тоже.
 
Варя промолчала, только обняла зеленоглазое чудо и, покачивая, стала думать о том – насколько дети могут быть проницательны. Насколько взрослые могут быть умнее, если бы слушали своих детей, когда те, выдают «очередную глупость».
 
За две недели у них с Николя не было случая, когда они бы смогли хоть о чем-нибудь поговорить. Он избегал с ней встреч, она боялась наговорить лишнего, обнаружить и без того, «выпрыгнувшего чертика», который уже два раза надавал «супругу», как говорится, по зубам. Она худела, поскольку то количество еды, которое впихивала в себя Анна, нисколько не было нужно Варе. Тем более, она проводила время в постоянных хлопотах, прогулках с детьми, спала только ночью, вставала рано, а ложилась поздно. Иногда ей снился офис, подруги, мать и отец. Она просыпалась в слезах, снова начиная новый день, вникая абсолютно во все – в то, что варится на кухне, что покупается в дом, как ведутся счета и какие дисциплины постигают дети. Исходя из своих интересов, она стала незаметно для окружающих, учиться танцам. Варя знала, что бал – это место, где люди преподносят себя, общаются и танцуют. К детям приходит француз, с помощью которого, она постигла основы исполнения мазурки, польки, вальса. Срочно пришлось реанимировать забытый французский, поскольку, несмотря на предпочтение английской культуре, в доме иногда говорили и на этом европейском языке.
 
Варя все думала – кто же ее соперница. Она хотела увидеть ее, поскольку только тогда она смогла бы понять – можно было бы спасти брак Анны и ее мужа или нет. И скоро этот случай ей представился!
 
Продолжение следует...