Формула счастья. Часть 33. Цель и средства.

Продолжение.
 
Начало: Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11, Часть 12. Часть 13 Часть 14 Часть 15, Часть 16, Часть 17, Часть 18, Часть 19, Часть 20, Часть 21, Часть 22, Часть 23, Часть 24, Часть 25, Часть 26, Часть 27, Часть 28, Часть 29, Часть 30, Часть 31, Часть 32
 
Чем больше я склонялся к тому, что с Машей надо расставаться, тем более чувствовал за нее ответственность перед... не знаю даже, перед Руфью, наверное. Вообще, перед Коганами. Как будто это я ее плохо воспитал, а им теперь возиться. Как будто мне было стыдно за плохо сделанную работу. В чем я "прокололся"? Ну, во-первых, не просек сразу, что Маша психически больна, и не обеспечил ей соответствующую медицинскую помощь. То, что ни родители Маши, ни врачи, у которых она наблюдалась последние полгода, тоже не заметили серьезности положения, меня ничуть не оправдывало. Должен был заметить! Должен был понять! Когда Руфь назвала по телефону предполагаемый у Маши диагноз, я понял, что был совсем близко к разгадке... Но не отнесся с должной серьезностью. Доверил Машу врачам, один из которых, хотя и был моим другом, но сам признавался в недостаточной квалификации, а другого я вообще не знал - может, он троечник, недоучка? Может, он такой же психиатр, как Маша - медсестра? Во-вторых, я за этот год действительно Машу разбаловал, приучил к удовольствиям. Приучил к определенной степени свободы. И теперь ей будет трудно смириться с жесткими ограничениями. Я дал ей попробовать жизни, которая ей, возможно, никогда не светит. И я чувствовал себя виноватым перед Машей. Может быть, это именно я сломал ей жизнь. Так жила бы она под родительским крылышком, под колпаком, как жила раньше. В своем игрушечном мирке... А я полез грязными лапами дилетанта ваять из тонкого хрупкого материала человеческой души... К тому же, материала поврежденного. И теперь уже не смогу ничего исправить. И перед Руфью я тоже считал себя виноватым - как будто взял у нее какую-то вещь, а теперь сломал и возвращаю... Все мои "правильные установки" и позитивные принципы ничего не стоили, потому что если бы я любил Машу, ничего бы этого не случилось. Если бы я ее любил так, как люблю жизнь, она всегда была бы для меня на первом месте. И ее проблемы были бы поводом бросить все и не думая, не рассуждая, положить все силы на ее спасение. А они были для меня досадной помехой. Если бы Маша была для меня любимой женщиной, я видел бы основу ее души - то, что в ней заложено, а не то, что искажено болезнью. А что заложено? Этого я не знал и не хотел узнать. Я хотел, чтобы Маша кем-то СТАЛА, при этом было неважно, кем она БЫЛА. Я хотел попытаться полюбить то, что я из нее СДЕЛАЮ, не признавая ценности того, что уже ЕСТЬ. То, что есть, мне было не нужно. Я смотрел на Машу, как столяр смотрит на березку: он не видит природной красоты деревца, какое место занимает оно в пейзаже, ему все равно, как шумят листья, как ползет по стволу улитка... Для него березка - лишь источник древесины, которая еще не является ничем, пока ее не обработать. Но не любое деревце предназначено к тому, чтобы стать скульптурой, резным наличником или даже табуреткой! А будь на месте столяра поэт или художник, он видел бы в березке источник вдохновения, ценил бы ее такой, какая она есть. Не пытаясь обрубить ей ветки и ободрать кору. И трещина в стволе вызывала бы боль, сострадание, желание залечить, замазать - лишь бы березка была жива и продолжала шуметь листвой... Для столяра эта трещина - дефект, брак материала. Увы, меня не привлекают березки. У меня не получается полюбить дерево потому, что это дерево. Я могу лишь попытаться из него что-то сделать, и если материал окажется непригоден для обработки, мы получим только загубленное дерево и кучу стружки...
 
Я прошел по лабиринту, который, по моему мнению, вел к возникновению чувства - создал внешний лоск, вложил творческую энергию, прошел через трудности, терпение, прощение, привязанность... но любовь даже не начала зарождаться! Мне было жаль Машу, было за нее обидно - обидно, что она обделена. Что даже горьких пьяниц, негодяев, преступников, проституток и мошенниц кто-то искренне любит, несмотря на все их пороки, а эту бедную девочку - нет. Разве она меньше заслужила любовь, чем они? Я за нее "болел" и переживал, как за героиню фильма, когда так хочется, чтобы для нее все "закончилось хорошо". Но невозможно всю жизнь провести перед экраном. Особенно, если эта жизнь окажется длиннее, чем предполагалось...
 
Может быть, мне надо все-таки остаться с Машей? Лечить ее, заботиться о ней... Потому что... кому она теперь будет нужна? Несправедливо, если я буду вот так же, без любви, жить с какой-нибудь достойной женщиной, которая могла бы встретить настоящую любовь и быть счастлива без моей помощи. А Маша... все равно ей ничего не светит... наверное. Маше теперь уже точно нельзя будет иметь детей. И не потому, что слаба физически, а совсем по другой причине. Но можно ли иметь детей мне? Кто знает, сколько мне на самом деле отпущено? Может, я оставил бы ребенка сиротой, не успев отдать в школу? Так не продолжать ли "тянуть" Машу? Я понимал, что будь Маша здорова, это был бы совершенно другой человек, которого я не знаю. Возможно, она не была бы тем "пластилином", на который я позарился. И, скорее всего, с самого начала была бы мне неинтересна. Но в состоянии болезни она нуждается в опеке. Это - тяжелый крест - быть связанным с тяжело больным человеком. Особенно психически больным. Что дает силы, чтобы это выдержать? Только любовь. Умение разглядеть за пеленой измененного сознания искорки той личности, которая дорога. Но Маша как личность не была мне дорога. Я знал, что выдержать можно все. Было бы ради чего. А вот ради чего? Хорошего отношения, доброжелательности и созидательного настроя достаточно для того, чтобы "строить счастье". Но этого мало, чтобы сражаться за то, что строишь. Чтобы бороться и побеждать любой ценой. Чтобы просто что-то делать, достаточно трудолюбия и терпения, но чтобы поставить на карту все, чтобы принести ЖЕРТВУ - должно быть очень сильное желание победить. Чтобы выдержать тяжелый бой, надо чтобы то, за что борешься, было очень дорого, очень нужно. Я хотел, чтобы Маша была счастлива. Но не настолько, чтобы отдать за это все. Когда у тебя в кармане завалялась мелочь, ее можно с легкостью потратить на что-то совершенно ненужное, но если вдруг находишь за подкладкой крупную купюру - уже не согласен отдавать ее за эту самую ненужную вещь. И тебя спросят: "Но почему? Ведь ты минуту назад был готов отдать за это все, что у тебя есть! Почему же сейчас не хочешь сделать то же самое?" Потому что минуту назад у меня было слишком мало. Приговоренному к смерти, стоя с петлей на шее, очень легко решить исполнять до конца жизни все, что угодно. Но если гонец с вестью о помиловании прибывает вовремя, размер жертвы сразу меняется...
 
Когда я впервые сумел добраться до кинотеатра на первом этаже, я радовался так, как будто всю жизнь мечтал посмотреть этот фильм. Хотя уже видел его раньше. Но я был счастлив великой победой - преодолением двух маршей лестницы между площадкой лифта и кинозалом. Мне очень надо было знать, что это возможно. Но даже если Машу каким-то чудом удастся вылечить, это не принесет мне и сотой доли той радости. А ведь не ее лечение уйдут годы - может быть, все, что у меня еще есть впереди. И может быть, максимум, на что можно рассчитывать - это "консервация" болезни без восстановления.
 
Маша знала о моем диагнозе, и ее это не остановило. Она не задумывалась о последствиях. Да, она вообще ни о чем не задумывалась. Возможно, причиной была ее болезнь. И тем не менее, она хотела, чтобы мы были вместе, не смотря ни на что. Она боролась за это, как умела - пыталась изменить себя, пыталась понравиться, привлечь внимание, унижалась и умоляла, скрывала и обманывала... Пусть она избрала глупый, неэффективный способ, но она делала то, на что была способна. Она пыталась сохранить семью всеми силами - в меру своих способностей и своего понимания ситуации. А я лишь позволял этой семье существовать. При том, что способен был на гораздо большее.
 
Когда мне было шесть, у меня хватило терпения несколько часов по жаре волоком тащить деталь от танка, весившую больше меня. Но эта игрушка была мне нужна. В одиннадцать - полдня таскал воду ведрами из колодца, когда все дети играли и развлекались, только для того, чтобы увидеть, как будет выглядеть в идеально прозрачной воде сооруженное мной в дачном бассейне "морское дно". В двенадцать вручную переписал печатными буквами всего "Мастера и Маргариту", потому что хотел подарить Верке именно эту книгу. А другого доступного мне способа копирования текста тогда не существовало. В пятнадцать я за две недели один сделал ремонт в сорокаметровой комнате с пятиметровой высотой потолка, расписал двери и перекрасил мебель. На это ушли все мои сбережения, а к концу работы я ходил зигзагами, впиливаясь в стены, потому что отравился краской. Но у меня был серьезный стимул: мама лежала в больнице, и врач сказал, что после выписки ей желательно сменить обстановку - съездить куда-нибудь, что все должно быть светлое и радостное, потому что хорошее настроение будет способствовать скорому выздоровлению. Съездить у нас возможности не было, поэтому я просто "сменил обстановку" в рамках комнаты в коммуналке. Сколько себя помню, окружающие восхищались моими "подвигами". Им казалось невероятным, что маленький ребенок может так долго и упорно трудиться, выбиваясь из сил. Им это казалось какой-то потрясающей добродетелью. И не приходила в голову совершенно простое объяснение: никого не удивляет, что ребенок целый день гоняет мяч. Никого не удивляет, когда он целый день проводит, уткнувшись носом в остросюжетный детектив или в телевизор. Строительство песчаных замков или снежных крепостей тоже никому не кажется признаком великого трудолюбия и силы воли. А ведь на все это требуется не меньше сил, энергии целеустремленности, чем на любое другое дело. Просто результат этих занятий - количество голов, забитых между двумя скамейками, куличики или куча снега - не занимают никакого места во взрослой системе ценностей. Совсем другое дело, если ребенок вместо снежной крепости строит парник, вместо бессмысленного копания песка в песочнице выкапывает лунки для посадки овощей, вместо детектива увлеченно читает учебник по психологии, а мячик гоняет не во дворе, а в спортивной секции и получает за это разряды... И такого ребенка хвалят, им восхищаются, считают его "серьезным не по годам", хотя по сути он занимается тем же, чем и остальные - развлекается. Только увлечения у него ДРУГИЕ. Мы вырастаем, но ничего не меняется. Тот, кто проводит выходные на охоте, или ковыряясь с мотоциклом, или болтая с приятелями за кружкой пива - того считают эгоистом, лентяем, бездельником... Кто с не меньшим увлечением в то же время строит дачу, возится с починкой замка и увлеченно болтает с тещей за рюмкой ликера, кто вместо того, чтобы с головой погрузиться в проблемы своей собаки или машины, погружается в проблемы жены - того почему-то считают трудолюбивым, терпеливым, внимательным и вообще самоотверженным человеком. Неужели вам не приходит в голову, что ему это просто более интересно, чем бегать по лесу с ружьем или болтать о футболе и машинах? У него просто ДРУГИЕ развлечения - те, что по вашей шкале числятся в разряде подвигов... Но то, что для одного - подвиг, для другого - удовольствие. Ему не надо для этого проделывать духовную работу, совершать над собой усилие и к чему-то себя принуждать. Подвиг воли совершается не тогда, когда мы делаем что-то трудное, требующее массы затрат и полезное для других, а когда то, что мы делаем ради других, нам неинтересно, неприятно и не хочется, но мы это делаем, потому что любим тех, для кого стараемся. Когда мы приносим жертву. Ради того, чтобы им было хорошо.
 
Если бы Маша была дорога мне так же, как хорошее настроение мамы, как радость Верки, или хотя бы как красивые камушки в прозрачной воде, я бы мог сделать для нее в тысячу раз больше! Причем, не напрягаясь. А почему, собственно, я думаю, что моя забота, не превышающая чисто человеческое участие - это максимум, на что она может рассчитывать? В детстве у меня была черепаха. Я не любил черепах. Они казались мне скучными и некрасивыми. Ну, что это за животное? Еле ползает, интеллект на нуле, даже не поиграешь с ней толком! Мне ее просто кто-то подарил на день рождения. И я добросовестно кормил Тортилу, чистил ее ящик, искал, когда она терялась на газоне, следил, чтобы не выползала на дорогу... Потому что не бросить же ее подыхать! Живое существо, все-таки. Тортила была для меня обузой, обязанностью. Правда, я не жаловался - какой смысл жаловаться, от этого же ничего не изменится! Но вот однажды пришли к нам какие-то гости с маленькой дочкой. Девочка влюбилась в черепашку с первого взгляда! Она провозилась с ней весь день, а когда они собрались уходить, запросила родителей купить ей такую же. Родители объясняли, что такая черепаха стоит недешево, предлагали взамен хомячка или мышку. Я бы на ее месте образовался: хомяки и крысы казались мне гораздо забавнее и симпатичнее. Но девочка хотела только черепаху! Причем, точно такую! Я понял, что мне повезло, и вручил ей Тортилу вместе с ящиком:
 
- Забирай! Пусть живет у тебя!
 
Гости усомнились, имею ли я право распоряжаться животным, ведь это была какая-то не совсем обычная черепашка, и действительно стоила дорого. Но мои родители подтвердили, что Тортила - моя собственность, и я волен делать с ней, что угодно. Напомнили только мне:
 
- Имей в виду, что ты даришь черепаху НАВСЕГДА, и другой у тебя не будет. Мы тебе тоже такую не купим.
 
Ох, как будто я буду переживать!
 
Девочка светилась от счастья, а ее родители думали, что я сделал ей очень щедрый подарок.
 
Через год мы побывали у них с ответным визитом. К тому времени я уже забыл про Тортилу, я был уверен, что девчонке она быстро надоест, и она ее тоже постарается куда-нибудь сбагрить. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что Тортиле отведен целый угол в детской, что ее ящик оклеен цветными картинками, а рядом приколот к обоям листок с портретом черепахи кисти маленькой хозяйки... И вообще, это была уже даже не Тортила, банальную кличку отвергли, черепаха именовалась Элизабет! Я бы никогда не подумал, что кто-то может любить черепах...
 
Почему я так уверен, что не найдется человека, способного полюбить Машу? Не потому, что она "иначе выбросится из окна, а я буду себя винить", а потому что она будет ему действительно нужна и дорога. Потому что когда любишь - есть только цель. Если задумываешься о цене - это уже что-то другое.
 
(Продолжение следует)