Варенька. Часть пятая.

Основной причиной для возникновения легкого и приятного шока у Вари был стол и его сервировка. Ну, разумеется, Варя имела представления о том, что такое соусники, вилки-ложки и прочие прелести, которыми принято украшать торжество. Это потом, в голодные двадцатые, энергичные, но противоречивые тридцатые, страшные сороковые, мятежные шестидесятые было принято подавать селедку во всех вариантах, шпроты и отварную картошку. А вот в девятнадцатом веке еда была не способом насытить организм «веществами» и разными «микроэлементами» и не культом, а скорее, искусством и, наверное, поводом для общения. Надо сказать, что у Вари и без того, от переживания и постоянной борьбы с обстоятельствами практически не было аппетита. Утоляла она его, в последнее время, кондитерскими изысками, кофе и фруктами. А теперь на стол было подано большое разнообразие вин, наливок, сложных и богато украшенных блюд от вида которых возникало два основных вопроса – что это такое и как это пробовать?
 
У каждой тарелочки и бокала стояла карточка с пометкой – кто именно должен сидеть за каждым прибором. Николя и Варю разделил один из хозяев дома – старший из братьев Ростопчиных, а вот известный нам Андрей Палыч состоявший в приятельских отношениях с этой семьей, находился тут же, рядом с «эпицентром» событий. «Эпицентр» представляла Варя, в полной мере вкусившая прелесть общения со своим «обожателем». Андрей Палыч был похож, скорее, на чиновника «средней руки», нежели на представителя высшего петербургского общества, с его короткой стрижкой, темными усиками и остреньким взглядом светло-карих глаз. Он был немного суетлив, периодически старался пожимать Варину ручку и напирал под столом своей коленкой. Видимо, он старался вызвать у нее смущение, но подобная галантность побуждала дать граненым графином по его наглой физиономии, а не вздыхать в «амурной неге» или как там они вздыхают в своем веке.
 
Когда подали второе, за столом начался спор. Обсуждали происхождение скифов, последствие монгольского ига и место русской науки в мировом пространстве. Ростопчи, в его напористой манере, утверждал, что если бы монгольское иго продлилось намного больше, русский народ «впитал» бы сполна восточную культуру и уж потом бы, данный национальный симбиоз породил бы полную «неубиваемость» русской нации, ее способность выживать в любых условиях и завоевывать все, что пожелают политические лидеры. Варя слушала этот вздор и думала – встревать в него или не встревать. С одной стороны, ей стали докучать эти нелепые выводы, с другой стороны, она понимала, что дамы света, несмотря их место в обществе, не имели права открыто вступать в спор с мужчинами и демонстрировать свою просвещенность. Ее муки прекратились внезапно. Ростопчин недвусмысленно дал понять, что русский народ не имел и вовсе не имеет своей культуры и религии, стало быть, не должен так держаться за свое национальное «Я». И тут она "взорвалась".
 
- Любезный Ярослав Иванович, ваше имя, само по себе говорит о ваших исконно русских корнях. Более того, всем известно, что одной из составляющей культуры является не только наличие исконно национальных имен, но и письменности. Мы обязаны Кириллу и Мефодию сим даром и гордимся своим великим и могучим языком. Далее позволю себе не согласиться с вами, поскольку всему миру известны памятники культуры, искусства и науки русского народа, явно показывающие, что мы имеем огромный потенциал к развитию. Нам есть чем гордится, не правда ли, господа?
 
Мягкий голос Вари заглушил поток обсуждения на столом и все были прикованы к месту, где ужинали спорившие. Николя отклонился на спинку стула и с явным восторгом слушал жену. Он решительно не понимал причины таких перемен, но как его они радовали, как вдохновляли и побуждали и к уважению, и к поклонению супруге. Мужчины сначала опешили, затем засияли. Отец «Анны» воскликнул:
- Аннушка, милое дитя, никогда бы не подумал, что ты любишь историю и русскую словесность! Однако ты радуешь меня, не даром все гувернеры говорили мне, что у тебя такие способности, какие бывают, скорее, у мальчиков, нежели у девочек.
Ростопчин, борясь с желанием поспорить с одной стороны и возможностью еще сохранить мужское лицо (ведь соперником была дама), продолжил:
 
- Любезная Анна Николаевна, ведь вы же не будете спорить, что почти все наши правители, начиная с потомков Алексея Михайловича с их браками, их детьми и женами не были чисто русскими по происхождению, поэтому о какой национальной культуре мы будем говорить, ежели, сами правители имеют французских и немецкий предков, а уж Рюриковичами уже давно и не «пахнет»!
Он довольный собой откинулся на спинку стула и переглянулся с Андреем Палычем, который вообще делал вид, что Варя говорила полную ахинею и смотрел на нее, как смотрят на расшалившегося ребенка.
 
- С вами бы, уважаемый Ярослав Иванович, я бы, может быть и согласилась, поскольку женщине не пристало спорить с мужчиной, однако с вами не согласилась бы Екатерина Вторая, которая была немкой по происхождению и рождению, однако приняла крещение и полностью впитала нашу культуру, культуру великого русского народа. Она гордилась своей принадлежностью к России, хотя и могла себе позволить переписываться с просвещенными умами Европы. Мы можем считать так или эдак, но культуре от этого не легче. Она есть и, надеюсь, всегда будет.
 
Хозяин дома немного покраснел, но был абсолютно повержен умной и очаровательной собеседницей. После ужина все встали и прошествовали в танцзал. Вопреки общепринятой традиции, Николя пригласил на первый танец, а был вальс, свою супругу. Она легко оперлась не его плечо, вложила руку в его и с восторгом ушла в этот прекрасный вихрь. Между тем, зеленые его глаза горели, он пытливо стал допрашивать Варю.
 
- Я в полном замешательстве! Иногда мне кажется, что вас как будто подменили! Но я реалист и не верю в чудеса! Вы просто искусно претворялись простой и доверчивой, а сами были всегда такой яркой женщиной, на какой я когда-то женился.
- Однако вы этого не замечали!
- Нет, я просто немного забыл об этом! Простите меня. Ведь вы помните – как мы с вами познакомились? Помните?
- Мммм…
- Как? Мне было десять, вам пять. Мы играли в шарады, вы были всегда на высоте, даже тогда, в далеком детстве.
- А мне казалось, что вы женились, потому что так желали наши близкие.
- Нет, дорогая Анна, я был увлечен вами. Искренне увлечен.
- Между нами мир? Даже если я снова покажусь вам простой или необычной? Вы всегда будете помнить о том – когда в первый раз увидели меня?
- Да.
- Вы всегда будете помнить этот танец и ваши слова?
- Да.
- Вы всегда будете помнить, что ваша жена преданно и нежно любит вас?
- Да, моя дорогая!
 
Танец закончился и к Варе подошел лакей, вручив карточку. В зале попутно играли в « почту», поэтому во вручении записки не было ничего необычного или странного. Варя повернулась спиной ко всем танцующим, Николя был увлечен беседой с другими господами. В записке было сказано :«Умоляю, придите за этим лакеем, он покажет место для нашей тайной беседы!».
 
Варя направилась за посланным к ней человеком. Через некоторое время очутилась в зимнем саду, где стоял полумрак и находился какой-то человек. Было довольно плохо видно, но он двинулся на нее и схватил за руки.
 
- Не пугайтесь, я знаю, что вас зовут не так, как вы вынуждены называться. Я знаю вас, вы Варвара Дмитриевна. Не уходите, это очень важно.
- Кто вы и откуда?
- Это очень сложно объяснять. Будем считать, что я из полиции времени! Так вам будет проще воспринять мои слова.
Лицо из полумрака выдвинулось и Варя увидела худое, в очках лицо. Голос был немного картавый, тихий и выразительный. Глядя в глаза незнакомца, Варя вдруг почувствовала, что он не лжет.
- Почему вы не приходили раньше?
- Я писал вам, но никаких ответов не получал.
Варя вспомнила, что из-за порочного Андрея Палыча не читала писем и запрещала их принимать.
- Вы можете меня вернуть обратно?
- Я, собственно, за этим и пришел, Варвара Дмитриевна! Вас срочно нужно…как это…менять с вашей родственницей поневоле.
- А где она сейчас?
- Она в клинике. От увиденного в вашем времени, у нее случился что-то вроде срыва. Сначала она ужасно кричала на том самом месте, на мосту, практически в центре города. Потому впала в бессознательное состояние и ее доставили в клинику, где она находится и сейчас. Состояние кататонии. Вы знаете – что это такое?
- Нет
Варе стало дурно. Она представила Анну в своем времени, где транспорт, огни, «Макдональдс», скинхеды и еще много кто слонялся по вечернему городу.
- Это когда человек впадает в ступор и не выходит из него. Сидит целый день или лежит в одной позе. Не принимает пищу, не реагирует на внешние раздражители. Растение.
Анна в клинике. Что ж, этого и следовало ожидать. Но как теперь Варе покинуть эту семью, детей и мужа? Ведь у нее никого нет, в том самом времени, откуда она вырвана.
- Ваша семья собралась вместе. Отец и брат прилетели в Петербург, оплатили лучших врачей. Мать не в себе от горя, ведь вы были гордостью семьи.
Варя вздрогнула. Отец, брат, мама…Ведь она не одна! Как она могла думать, что ее мучает одиночество? Как в суете бестолковой череды забот она смогла забыть о себе и своих близких? Ее настоящая жизнь в опасности! Ее семья собрана и ждет возвращения.
- Я готова. Когда я могу вернуться?
- Рад, что вы согласны. Вас не нужно убеждать как многих других.
- Нас много, таких уехавших не в свое время?
- О да. Но об этом не принято говорить, нас бы всех сочли сумасшедшими. И потом это еще и опасно, ведь корысть и извращенные идеи могут толкнуть людей на нелепые эксперименты. Иногда приходится и прибегать к радикальным мерам. Но об этом тоже не стоит. Так вот. Я жду вас завтра на том же месте, на мосту, в семь часов вечера. А теперь идите, вас ждут.
 
Варя вышла на свет, наткнувшись на Андрея Палыча. Он увлек ее обратно, все в тот же тихий и темный зал, где суетливо начал говорить о каких-то своих чувствах, ее красоте и прочих пустых вещах, что шепчет всякий мужчина, который думает, что видит достойную его рук жертву, готовую сдаться практически без переговоров.
 
Уставшая Варя слушала его, наклонив голову. Потом отстранилась, повернулась к двери и сказала:
- Мне кажется, вы составите хорошую пару с мадам Ольховской. Она такая же беспринципная и озабоченная межполовыми взаимоотношениями. Оставьте меня и передайте все таким же злостным секс-террористам и террористкам города – не протягивайте руки к нашей семье. Ручонки у вас нечистые и дух от вас нехороший идет. Порок так скверно пахнет. Вот так вот, сударь.
 
И вышла.
 
Окончание следует…