И пошел дождь

Часть 2.
После обеда подвязали кусты. И вечером в компании ближайших соседей готовили шашлыки в саду. Костер горел, весело потрескивая и отгоняя комаров, яблони темными силуэтами обступили, сидящих у костра. Соседка Ольга принесла гитару, и высокий чистый голос поплыл над дачным поселком, рассказывая о любви и молодости. Как много мы теряем, переставая сидеть вечерами у костра, когда трещат поленья, взлетают, рассыпаясь, искры, пахнут цветы и травы.
 
Когда небо роняет звезды, обещая исполнить заветные желания. Тайна и естество тянут в мир туманов и росистых полей. Кот лежал на бревне, поглядывая на костер, он тоже мечтал в эту звездную ночь. Горячий глинтвейн согревал тело и кружил голову, песня будила чувства, в мире царила гармония. Люба подливала в бокал Степановича горячий напиток, ее сердце стучало, и рука нечаянно касалась его рук. Степанович благодарил и смущенно отодвигал бокал: «Не люблю спиртное, люблю сладкое».
 
Затем гитара замолчала, внимание присутствующих переключилось на шашлыки. По улицам поселка поползла тишина, заглядывая в окна, рассматривая люстры, работающие телевизоры, мирно сидящих у стола и лежащих на диванах дачников. Расходились в полночь, наполнив сердце мечтой, душу красотой, помолодев и поздоровев. Сегодня день солнцестояния, ночь коротка. Катя шепнула Любе: «Не пуха, ни пера». Договорились встать на рассвете.
 
Катя с котом уходила ночевать к Ольге, что явилось для Степановича неожиданностью и бросило в панику. «Не оставляйте меня здесь одного», - прошептал он, схватив Катю за руку, от чего кот рванулся и исчез в траве. «Я уже несколько лет не был близок с женщиной, простите, я чувствую, что могу быть с вами откровенным», - смущенно признался он, страх сводил его скулы, и неподдельной тоской наполнились глаза. «Не беспокойтесь, Люба Вас не тронет», - тихим голосом успокоила его Катя и бросилась ловить кота.
 
Степанович чувствовал неловкость. Отправляясь на дачу, был готов к изменениям в жизни. А сейчас робел, боясь опозориться и выглядеть смешным, его бросило в холод. Худощавое тело сжалось, лопатки заострились, костистые руки беспокойно отряхивали полы пиджака. От волнения ноздри поднимались, как крылья при каждом вздохе. Предательски поджимались и без того тонкие губы. Он действительно давно не встречался с женщинами. Жизнь холостяка не радовала.
 
Засиживался допоздна на работе. Покупал в кулинарии полуфабрикаты, которые дома дожаривал, доваривал, допаривал, автоматически ел. Потом смотрел «ящик», т.е. телевизор. Степанович паниковал. Было совершенно ясно…, что в таком состоянии не стоит даже рыпаться. Но вместе с тем, было совершенно ясно, что женщина определенно ждет от него действий. Напряженность эмоций подняла всегда пониженное давление, и Степановича слегка затошнило, разболелась голова.
 
Он достал из дорожной аптечки таблетку, бутылку с водой. Выпил таблетку, вымыл с мылом руки, вытер свежими салфетками. Достал фонарик, проверил, как заперты дверцы машины и багажник, почистил ботинки. Хотелось помыть ноги, но не было тапочек и удобств. Поэтому, чувствуя определенный дискомфорт, лег спать с немытыми, положив фонарик под подушку, на всякий случай. От того, что простыни загрязнятся от запыленных ног, готов был спать опустив их с кровати.
 
В городской одиннадцатиметровой комнате Степановича при разложенном диване было не пройти. Холодильник, шкаф, стол, диван занимали все пространство. Вверху над дверью Степанович соорудил дополнительную антресоль, над диваном под потолком устроил конвейер, движущийся вдоль стены, на канатах которого висели костюмы и выутюженные рубашки. Комната напоминала маленький механизированный ковчег, со всем необходимым для жизни. На окне, шкафу, столе стояли ухоженные цветы.
 
Женщину в дом привести не мог, бывшая лютовала. Уйти не получалось, наверное, не встретил ту, за которой пошел бы на край света. Постоянная нехватка пространства давила, нагоняла тоску. В бытовке тоже было тесновато и Степанович с тоской то ли по пространству, то ли по молодости и силе взглянул на звезды в проеме окна, вздохнул и сказал: «Спокойной ночи». Люба закопошилась на своей лежанке и ответила: «Хороших снов», а затем спросила: «Вам принести стакан воды, может, ночью пить захотите...» Степанович молчал.
 
Лет пять назад он приженился к одной украинке, она прекрасно готовила борщ, клецки, голубцы, была чистоплотна и хозяйственна. Все это Степанович очень любил, в свою очередь помогал по дому, строил ее дачу. Не мешала даже разница в весовых категориях, у нее сто четыре кг при взвешивании утром натощак, а у Степановича 57 кг. Жили, душа в душу. Она приносила ему первую ягодку с грядки, первый пирожок, и с удовольствием наблюдала, как он пробует. Он ел, хвалил и был бы вполне счастлив, если бы…, не ее дети, девочка и мальчик.
 
Противостояние двух фронтов, с одной стороны дети с другой Степанович достало. В один день он, молча, ушел в свои одиннадцать метров и больше не появился. Украинка предпринимала отчаянные попытки вернуть сбежавшего. Приезжала к нему домой, вела переговоры с бывшей. Более того, они подружилась. Довольно часто чаевничали, даже опрокидывали по стопочке на кухне, что заставляло Степановича уходить из дома и ночевать в гараже в «тачке». Жизнь была паршивой. Хотелось сбежать на край света, но было некуда.
 
Упругое тело Любы, накачанное ежедневной работой, лежало близко. Быстрая, гибкая и легкая на ногу она привлекала. Степанович подумал: «Приятная женщина, трудолюбивая, как пчелка. Дача шумит, а дом хромает. Надеется, что все получится». Прислушался к себе и страх снова свел его скулы, Степанович промолчал, вздохнул и сделал вид, что посапывает. Дом действительно хромал. Что может сделать одна женщина, работающая на ответственной работе и имеющая 20 соток земли.
 
Домик – списанная бытовка с печкой, выложенной местным печником, пристроенный коридор, со стеной в полкирпича, имел весьма плачевный вид. Все в доме коричнево-серого цвета, включая стены и потолок. Ярким пятном на фоне всей этой серости выделялась белоснежная постель, на которой лежал Степанович. Люба, расстилая, старательно разгладила складочки на простыне, провела ладонью, мысленно с любовью отравляя свою энергию, прошептала: «Чтобы хорошо спалось, легко дышалось».
 
Люба жила небогато. Увлечение разными энергиями и целительством забирало много средств. Посещение лекций, тренингов, клубов весьма ощутимо опустошало кошелек, но скрашивало одиночество, заполняло душевную пустоту. Доставшийся по наследству дом отца продала и на все деньги накупила литературы по психологии, эзотерики и травам. Главным источником пропитания были продукты, выращенные на даче. Дом был на втором месте, и осуждать ее за это нельзя. Нельзя поднять неподъемное.
 
Только одинокая поймет одинокую. Никогда не понять женщине, которой повезло с мужем, ту, которой не повезло. Всегда чертик толкнет под локоть и прошепчет: «Ты лучше. Ты смогла воспитать мужа, научить жить по стандарту, не пить, не курить, приходить домой вовремя, отдавать зарплату. Ты лучше, а она хуже, не смогла…». И она, сопротивляясь душой, все же поддастся на лесть и будет осуждать, ту, которой не повезло, что она неумейка, ленивая, не смогла.
 
Хотя в молодости их мужья были друзьями и с одними взглядами на жизнь. Но все течет, и все изменяется. И только время показывает, кто есть кто. Ни одна еще не подумала, что ей просто повезло. Выйди она замуж за другого, допустим, мужа подруги, осталась бы в лучшем случае одна, в худшем, была бы бита, безденежна, оскорбляема и прочее, не зависимо от того, какие бы изощренные способы она не предпринимала, какой бы продвинутой не была, пытаясь воспитать чужие гены.
 
Конечно, нередко молодые жены сами провоцируют мужчин на проявление худших их сторон, всего лишь потому, что им хочется узнать, насколько они любимы, насколько он вытерпит ее выходки или насмешки, или откровенные признания грехов молодости.
Так и тянет за язык рассказать, ведь самый близкий и любимый человек муж, ведь это было до него, а потом полжизни кается, что черт за язык потянул. А слово не воробей, вылетело, не поймаешь, и отношение изменилось.
 
Люба рассталась с мужем давно, после первого раза поднятой на нее руки. И уже 19 лет жила одна. Дети выросли и ушли, а дача стала жизнью и любовью. Но кусты подвязать было некому. Гвозди она научилась забивать и проводку чинить, только все получалось криво. Шатающиеся ручки в дверях, кривые створки на шкафчиках, сломанные замки. Да, что тут говорить. Один лаз в погреб говорил сам за себя, вместо дверцы, 4 сбитых доски, сверху куски утеплителя и сучья.
 
Лаз находился в фундаменте с задней стороны дома и вел в подполье. Люба хранила там множество солений, банок с маринованными овощами, салатами, вареньями на шатающихся стеллажах. Ее ни разу не обокрали. Ни одному вору в голову не пришло, где искать запасы. Когда почистили всю улицу, у Любы тоже разбили окно. Приехав на дачу и открыв дрожащими руками дверь, Люба нашла на столе записку: «Так жить нельзя» и банку маринованных помидор соседки.
 
Катя с Ольгой легли спать, уложив кота в кресло в коридоре. Катя уснула сразу, сквозь сон слышала, как Оля куда-то ходила и стучала чем-то металлическим. Глинтвейн брал верх, они не подумали, что кот не будет спать в положенном месте. В подполье кто-то заманчиво зацарапал и Мява, поджав хвост и уши, пошел по кругу, обнюхивая стены, вещи, корзины. Наступил на разлитое средство от жуков, напоминающее жидкое стекло, разгреб приготовленное для крыс отравленное зерно.
 
Ольга, выйдя в коридор, застала кота в странном виде. Мява, пытаясь идти, с силой отрывал от пола лапу, пока он отрывал одну, вторая успевала прилипнуть. Лапы были в средстве от жуков с налипшими отравленными зернами для крыс. Ольга испугалась, что кот будет облизывать лапы при чистке и отравится, нагрела в тазу воды и стала отчищать лапы, применяя при этом все моющие, чистящие и даже нож. Катю будить не стала, пусть спит, ей рано вставать. Кот терпел, сопротивлялся и опять терпел.
 
Катя проснулась за 10 минут до рассвета. Кот спал рядом в странной позе, лежа на боку. Он вытянул лапы вперед, не просто вытянув, а как-то оттянул их, как можно дальше. Лапы казались длиннее, чем были на самом деле и лежали ровно и перпендикулярно туловищу, что дело его похожим на игрушку. Спал крепко, даже усом не повел, когда Катя встала и ушла. Люба уже копалась в грядке. «Гость спит? - спросила Катя. – Нашли общий язык?». - «Не знаю... Вчера притворился, что сразу заснул. Я к нему и так и этак. Может Вам водички подать? Может Вам неудобно? Может уснуть помочь? Сделал вид, что спит».
 
(окончание следует)