Первый прямой

Саша привыкла быть в резерве. Она была доброй и неиспорченной девочкой, но ситуация привела к тому, что порой она искренне желала своим коллегам ангины или еще чего похуже. Она не конфликтовала с коллективом, но и не продвигалась в нем. В редакции региональной телекомпании было 4 ведущих: 4 лица эфира. И Саша. Она давно уже выступала официальной заменой новостной ведущей Марины, вела новости в записи, но еще ни одного прямого эфира у нее не было, и это Сашу печалило.

 
В стенах редакции они с сокурсниками обретались лет с 19, после окончания учебы Саша с двумя подругами пришли устраиваться на работу. Взяли всех – Юлю и Лену за актуальную внешность, Сашу – за ауру отличницы. Юля сразу закрепилась в женской передаче и через полгода стала ведущей, Лена с Сашей были определены в новостной отдел. Сарафанное радио сразу разнесло, что продюсер собирается со временем сделать Лену ведущей новостей на замену Марине, но вышло иначе. Синеглазая легкомысленная Лена не только с трудом справлялась с написанием простой подводки из трех предложений, но и при нестандартных ситуациях под камерой начинала хихикать и «включать женский шарм». Это было непрофессионально, и Саша, несмотря на ее «неподходящесть», стала потихоньку вникать в тонкости работы ведущей, с благословения новостного редактора и равнодушной отмашки продюсера. Боец по натуре, несмотря на дружественные подколки коллектива, она быстро впитывала опыт, который ей передавала богиня регионального эфира аристократка Марина.
 
Марине было 39, у нее было трое детей, это была не собирающаяся увядать женщина с хорошими генами и усталыми глазами. Камера, которая обычно старит лица, тем не менее, ее любила. С хорошим макияжем, строгой прической, освещенная предательски уродующими кожу лампами, она выглядела на экране лет на 25. Посетители редакции, которых она встречала на деловых встречах и просто гости в коридорах ее не узнавали. Саша бесконечно уважала Марину, тянулась к ней, терзаемая муками внутреннего такта (не слишком ли навязчиво?), но все же, каждый раз, когда Марина заболевала, или случался форс-мажор с одним из ее детей, и редактор отдавал приказание Саше принимать новостной вид, а эфирщикам выставлять студию на запись, Саша тихо радовалась. Делала макияж, как показывала Марина, доставала костюмный пиджак, собирала по углам редакции Даля, Видаля и Кодекс (три самые толстые книги в учреждении), устраивала их на стуле и садилась сверху. Из-за маленького роста ей приходилось так делать, чтобы локти лежали на столе непринужденно, и не приходилось сутулиться и поднимать плечи. Молча улыбалась, блестя глазами, когда оператор Миша, настраивая свет и наводя на нее объектив, сетовал в шутку на то, что она такая «короткая».
 
Прямые эфиры были Саше пока недоступны, и тем ее завораживали. Провести новости в прямом эфире было для телекомпании проще и дешевле: подготовить записной выпуск означало, что монтаж всех сюжетов выпуска нужно закончить как минимум на час раньше, чем обычно, а потом еще сам выпуск смонтировать. Поэтому, если узнавали, что Марина заболела или пошла на собрание в школу, редакция со вздохом досады начинала шевелиться, работать быстрее, чтобы освободить на час раньше и оператора, и студию, и компьютер, с которого шел в эфир выпуск. Саша готовилась к записи всегда в очень нервной обстановке, и потом, после выпуска, всегда вызывалась сама его заархивировать, чтобы остальные пошли домой пораньше. Ей было неловко за хлопоты и за то, что она такая непрофессиональная, поэтому перед тем, как поставить кассету на полку и закрыть редакцию на ключ, она раз за разом пересматривала свои подводки, отмечая, как не надо делать, как не надо говорить, и прочие детали. Когда новости в прямом эфире вела Марина, коллектив был расслаблен и весел. Выпуск писался в архив прямо с эфира, поэтому те, кто был на эфире не нужен, уходили домой вовремя, а то и пораньше.
 
Саша ждала момента. Она аккуратно и в срок выполняла свою работу в редакции, старалась делать интересные сюжеты, сильно переживала из-за неудач, но не сдавалась. Она перегнала по зарплате подруг, с которыми пришла устраиваться на работу, шеф уже при всем коллективе не раз заявлял, что Саша – лучший репортер у них в редакции. Ей доверяли интервью с официальными лицами, освещение предвыборных и выборных тем, брали с собой на теле-премии, но момента все не было. Марина была мега-профессиональна, она вела выпуски, как новостной робот, не ошибаясь и не позволяя себе и глазом моргнуть, если в студии на лицо ей садилась муха или вдруг начинал звонить оставленный кем-то мобильник. Саша не была уверена, что она так сможет. Хоть и тренировалась. Она пробовала поговорить с редактором и Мариной, чтобы дали ей попробовать, но ответ был однозначный: нет. Каждый должен делать то, что у него получается хорошо, поэтому пусть Саша идет и снимает, как горожане митингуют против строительства бензоколонки на месте вековой рощи. Марина, хоть и давно растеряла тот азарт, на котором, как на бензине, работала Саша, тем не менее, не спешила ей уступать свое место. Честно говоря, от семьи и от быта она попросту бежала, эти самые прямые эфиры были ей побоку, просто сидеть дома для нее было мукой. К тому же она понимала, что такое наступающая активная молодежь. В общем, сидела Саша в редакции два года без прямых эфиров до одного морозного зимнего вечера.
 
Подготовка к выпуску шла тем временем своим обычным ходом, но Саша, вернувшаяся со съемки, с порога почувствовала в воздухе тугие разряды раздражения. Марина сидела на потрескавшемся кожаном диване (грозе капроновых колготок), рядом с ней сидел редактор Максим, с виду спокойный, но дергающий коленом. Все воззрились на Сашу, разматывающую шарф, редактор кратко спросил:
 
- Есть?
- Есть, – Саша потрясла в воздухе кассетой.
- За 40 минут смонтируешь?
- Смонтирую.
- А за 30?
- Ну если только все бросить и сейчас начать – а что случилось?
- Новости в записи сегодня будут. Давай, не задерживайся. 30 минут на сюжет, 2 на штукатурку – и садись в студию, свет уже поставлен.
 
Саша заторопилась, снимая одежду и устраивая ее на вечно падающей вешалке, пытаясь понять, что с Мариной. Марина ответила на ее раздумья, громко икнув. Смешанные чувства наполнили душу Саши: с одной стороны, случившееся с подругой несерьезно, хоть и неприятно, с другой – увы, она не по своей воле уступает ей сегодня привилегию посветить лицом. Вы когда-нибудь видели икающую в эфире ведущую новостей? Саша сунула кассету в зубы и отправилась в монтажку, на ходу листая блокнот с текстом сюжета, который она по своей привычке написала еще в машине по пути со съемки. Начитав текст от стресса с первого раза без ошибок, она с облегчением отдала видео и озвучку оператору, чтобы залил в рабочую папку. Пока он делал эту недолгую работу, Саша накрасила один глаз, затем ей позвонили и доложили, что все готово для работы. Саша быстро накрасила второй глаз и помчалась обратно в монтажку. За ее компьютером сидела Лена и что-то гуглила.
 
- Кыш, - сказала Саша, легонько тряхнув спинку стула.
 
Лена подняла на подругу глаза апрельской синевы и с выражением милого ребенка на лице пожаловалась:
 
- У меня 4 закрывашки.
- А у меня запись выпуска, не тормози, слезай.
 
Лена собрала свои распечатки со стола и вышла. Саша брякнулась на стул и открыла папку, в которую оператор сложил всю «рыбу» для ее сюжета. Редактор всех выгнал из монтажки, кроме Саши и икающей Марины и ходил теперь в пустом пространстве взад-вперед. Марина содрогалась от икоты, грея в руках стакан холодной воды со льдом – внутрь уже не лезло. Максим всякий раз вздрагивал от звуков, как от выстрелов. Саша нанизывала картинки на свой текст, как бусы на нитку. Она, как и другие репортеры отдела, давно умела делать это при любом шуме и самочувствии. Когда где-то половина сюжета была собрана, Максим не выдержал: потерев руки, он посмотрел на часы, и склонился над Сашей:
 
- Санек, время вышло. Много осталось?
- Половина.
- Надо успеть, Санек, надо.
- Ну так пошел вон, - Саша махнула рукой в его сторону, намеренно не задев для соблюдения субординации.
 
Максим распрямился и сказал:
 
- Скудный выпуск сегодня. Одни Ленины закрывашки. Жаль будет, если твой сюжет завтра придется пускать.
- Пусть доделывает, я проведу, - отозвалась Марина, тут же громко икнув.
 
Максим задумался. У Саши был сюжет о ситуации вокруг одной будки ГИБДД на перекрестке в центре города. Новостным поводом стало обращение одного из сотрудников (анонимно, конечно) с жалобой на то, что будка по непонятной причине лишилась электроснабжения, теперь там нет света (а зимой темнеет рано), а приехавшая съемочная группа обнаружила, что в будке еще и нет отопления. Выходило интересно, вызывало сочувствие к бедным милиционерам, жалко было бы откладывать такую историю на завтра. Максим мысленно посовещался с падучей вешалкой и, приняв решение, вышел из монтажки. Через пару минут он вернулся и сказал Марине:
 
- Готовься. Если в эфире хоть раз икнешь, лишу премии. Саш, не спеши, делай сюжет, как следует.
 
Марина улыбнулась, поднялась, чмокнула губами воздух между собой и Максимом и, икнув, направилась краситься и причесываться. Саша порадовалась, что сидит спиной к этой всемогущей парочке, так как глаза ее наполнились влагой. Ушло из-под носа! Марине можно и с икотой в прямой эфир, а в отношении Саши редактор даже не верит, что сюжет будет закончен вовремя. Работа сразу пошла хуже. Саша почувствовала, как у нее участился пульс, а кровь прилила к лицу, вены на висках аж трещали – до того нервы ни к черту стали на этой работе. Между тем, Максим, весь взволнованный, покрутился рядом и ушел проверять, как поживают Ленины закрывашки. Саша через силу продолжала продвигать свою работу от состояния «половина» к состоянию «завершение». Она чувствовала, что ей надо успокоиться, но времени не было. К «станции» (компьютеру, с которого шли прямые выпуски) тем временем подвинулся стул и Анна, репортер-криминалист, хладнокровная деловая девица, принялась проверять нужные провода и разматывать наушники. Сегодня она отвечала за эфир, и резонным образом спросила Сашу, готов ли ее сюжет и в курсе ли она, что он пойдет первым номером? Саша собралась ответить, но перед речью ей пришлось всхлипнуть, и получилось громко. Анна, наклонившись, заглянула Саше в лицо и подкатилась на стуле поближе:
 
- Ну ты чего? Что случилось?
 
Саша поспешно вытерла капли слез с клавиатуры и пропищала, что не успевает.
 
- И чего? В первый раз, что ли? Ну-ка, дай.
 
Она вдвинулась на своем стуле между Сашей и ее компом и начала быстро доделывать за нее сюжет. Саша, достав платочек и отвернув лицо в угол между стеной и кассетным стеллажом, стирала накрашенные для записи глаза. В дверь всунулся Максим:
 
- Успеваем?
- Успеваем! – бодро ответила Анна, завершая ролик и ставя его на оцифровку.
 
Максим удалился, а Анна потрепала Сашу по плечу:
 
- Не ссы, она старая уже, - после чего укатилась обратно к станции и принялась составлять выпуск.
 
Саше сразу полегчало. Она догадывалась, что коллектив с интересом следит за отношениями подруг-ведущих, и выражение симпатии хоть одного болельщика оказалось пьяняще приятным. Она всхлипнула в последний раз и направилась умываться.
 
В студии тем временем волновались все, кроме сидящей под софитами Марины. Она по-прежнему икала. До эфира было пять минут, и, вопреки привычкам коллектива, быстро разбегающегося по домам где-то за полчаса до него, никто домой не спешил. Все, кому не полагалось находиться в студии во время прямого эфира, наливали себе кофейку и занимали место в монтажке вокруг станции за спинами Анны. Такой спектакль пропускать никто не собирался. На мониторе выпускающего компьютера Марина уже сидела за студийным столом, прилаживая микрофон-петлицу и спокойно улыбаясь. Саша смотрела на нее издали, поверх макушек коллег, прислонившись к косяку двери в монтажку. Анна, сдвинув наушники с ушей, призывала коллектив к порядку и тишине. Максим, обычно не нервничающий на эфирах Марины, курил в коридоре уже третью сигарету.
 
Наконец, подошло время и Анна пустила заставку новостей. Коллектив притих. Марина четко прочитала подводку и пошел Сашин сюжет. Коллеги заперешептывались. Анна, негромко засмеявшись, сдвинула наушники и тихо сообщила:
 
- Икает – пипец!
 
Сюжет закончился, вновь включилась студия, Марина прочитала без запинки и вторую подводку. Зрители дружно и шумно выпустили из легких набранный воздух, и запереговаривались шепотом. Марина икала только между подводками, как проклятая, но, едва сюжет заканчивался, брала себя в руки. Саша не выдержала, вышла в коридор и спросила у Максима сигарету.
 
- Икает? – спросил он, протягивая ей зажженную спичку.
- Не, - кратко ответила Саша.
 
Максим схватился рукой за шею:
 
- И о чем я только думал? С ума сойду с вами…
 
Саша не вернулась обратно – вдвоем с Максимом они простояли в коридоре до конца выпуска, пока вместе со звуками прогноза погоды громко не хлопнула дверь монтажки и ликующие сотрудники повалили в коридор, а затем – в студию.
 
- Не икнула! Ни разу! – радостно сообщил проходящий мимо курьер Лешка.
 
Максим обмяк. Саша ободрила его улыбкой и пошла за своими вещами, собираясь домой. Коллеги тем временем ворвались в студию, где Марина с улыбкой именинницы снимала с себя петличку и выбиралась из-за стола. Ей сначала устроили овацию, затем, повинуясь порыву кого-то из восхищенных фанатов, подхватили на руки и понесли прочь из студии, больно ударив лбом о косяк двери. Икать Марина сразу перестала. А на следующей неделе Сашу, наконец, допустили в первый раз до прямого эфира, так как во-первых, редактор понял, что слишком зависит от Марины, а во-вторых – вы когда-нибудь видели в эфире новостей ведущую с гематомой во весь лоб?