Валера - любимчик женщин

Часть 2
Сегодня всегда улыбающаяся Надя куталась в шарф. В кабинете было тепло, но ее узкие плечи, затягиваемые шарфом, время от времени вздрагивали и казались еще более узкими. Утром впервые поздоровалась с сотрудниками без улыбки. «Что-нибудь случилось?», - осведомилось всевидящее око Светланы Афанасьевны.
 
«Нет, - бесцветно пробормотали посеревшие губы, - подстыла где-то». Она забилась в свой кабинет, как в норку, и включил под столом обогреватель. За окном по-прежнему штора дождя. Порывистый ветер, остервенело, рвет листья с берез, грустно. Она не каялась, в том, что случилось.
 
Сознательно пошла на этот шаг. Вспоминала, как таяла под его поцелуями, растворяясь в неге под шум дождя и шелест леса. Была рада сблизиться с ним, быть рядом, это делало их ближе, роднее. Но, что-то было не так. Чувство было двойственным, хотелось в баню и мыться жесткой мочалкой долго и тщательно.
 
Что-то грязное и мерзкое витало в воздухе. И Надя мучилась двоякостью чувств и ощущений. Вспомнила: «У него жена и сын, которого он очень любит, не глядя на то, что он не родной. Сильно любит и не на кого не променяет». Она переживала: как встретится с ним, куда спрячет глаза, что скажет? Хотелось сбежать с работы, с кабинета…
 
В мыслях была полная сумятица. И Надя грелась у обогревателя в теплом кабинете, ее знобило, и куталась в вязаную крючком шаль. Сегодня она была во всем вязаном, в вязаном костюме, вязаном шарфе, даже в вязаном пальто. Она любила вязать и вторым ее увлечением, после увлечения импортными вещами было вязание.
 
Свои кружева, вывязанные крючком, она сдавала в художественный салон, и они хорошо раскупались. Она бы так и сидела, глядя на дождь за окном, неизвестно, как долго, если бы в кабинет не влетел Валера. Он внимательно посмотрел в глаза, и словно прочел ее мысли. Обнял за плечи и без предупреждения поцеловал в губы: «Доброе утро», и исчез, так же стремительно, как и появился.
 
Ожила, забурлила кровь, засветились радостью глазки, возликовало сердце: «Значит, любит!» Но, червячок, не отставал, точил и точил душу. Она не могла отказаться от этой любви, понимала, что так не должно быть, но не могла. Это было выше сил. Падало сердце, когда он обнимал за плечи. Перехватывало дыхание, когда слышала его голос еще в начале коридора. Главной соперницей у нее была не жена, а сын его, Валера им жил.
 
***
Надя торопливо шла по коридору, вылетевший с приемной Валера кивнул: «Надя, тебя к директору». «Зачем?» - спросила Надя. Валера пожал плечами. Надя заволновалась, вошла в кабинет директора и остановилась у двери, ожидая распоряжений. За столом, согнувшись над бумагами, сидели трое: директор, Светлана Афанасьевна и механик.
 
Они обернулись и, молча, уставились на Надю. Надя, в свою очередь, молча, стояла у двери и ждала, что ей скажут. Наконец, Светлана Афанасьевна, настороженно рассматривая Надю, как то смущенно сказала: «Надя, нам здесь нужно поговорить». Надя вспыхнула: «Вы меня звали?». «Нет, - сказал директор, а у самого в голове крутанулось: «А, девчонка то хороша».
 
«Извините, мне Чехов сказал, что вы меня вызвали». «Тогда все ясно, - ответил директор, - он только, что залетал сюда, мы его выставили». «Извините», - пролепетала Надя и задом выскочила из кабинета. Щеки горели, сердце стучало, над ней подшутили. Она в гневе обвела глазами пустую приемную, ища выход из нелепого положения.
 
Секретарша куда-то вышла и, как всегда бывает в неординарных ситуациях, выход был найден мгновенно. Валерин кожаный портфель стоял на подоконнике, а в углу за шкафом лежали две гантели. Директор принес их на работу, чтоб заниматься, но руки до них не дошли, они так и лежали всеми забытые, никого не трогая.
 
Надя быстро открыла портфель и на самое дно, под документы и чертежи, положила гантели. Довольная, что отплатила за шутку, ушла в кабинет. Уже не злилась на Валеру, снова им восхищалась: «Находчивый и веселый». На следующее утро контора гудела, всем было интересно, кто же так подшутил над Чеховым.
 
Он целый день носил в портфеле гантели, и только, вечером дома обнаружил прибыль.
Раздраконенный Чехов утром ругался и носился по конторе пытаясь узнать, кто из мужиков вытворил такую гадость. Грозился обломать крылья тому, кто подсунул в портфель гантели.
Надю это весьма позабавило. Она была собой довольна, но не призналась в своем причастии к данному событию. Сдачи надо давать. Она, понимала, что не имеет права ревновать Валеру, но вместе с тем, внимательнее стала присматриваться, к его посиделкам со Светой за материальным отчетом, или его предложениями подвезти кого-либо домой.
 
Стемнело. Надя стояла на остановке. Открылась дверца подкатившего зеленого ушастого: «Прошу Вас мисс, домчу, как ветер», и снова они уехали за город. «Осень. Почему мы встретились именно осенью и, почему так поздно? Он принадлежит другой, а более того сыну…. Ну, хоть вечер, а мой», - с тоской думала Надя, глядя через лобовое стекло в кромешную тьму.
 
«Все-таки есть изъян в фигуре, - думал Валера, придерживая руль одной рукой, - грудь красивая, тугая, второй размер. А вот плечи узковаты, или бедра широковаты. Есть какое-то несоответствие. Но мордашка смазливая. Главное, чтоб не слишком в облаках летала и не прилипала».
 
«Надя, словно почувствовав, о чем он думает, вопросительно на него посмотрела. «Ты знаешь, - сказал Валера, мы заблудили, куда ехать? В этой темноте я потерял ориентир. Куда ведет эта дорога?». Это не испугало Надю, она была даже довольна тем, что они заплутали. Готова была всю ночь просидеть в машине, это было ее время с ним.
 
Пошутила: «Только вперед, все дороги ведут на Москву». Валера смеялся от души: «За что я люблю тебя? За юмор». Надя вздрогнула, он сказал, что любит, конечно, это в шутку, но вместе с тем, ее тело пронзило, как молнией, она была счастлива этой крохе, доставшейся ей по случаю, ничего не значащей фразе.
 
«Валеру арестовали!», как гром среди ясного неба, пронеслось известие по конторе.
Арестовали за взятки его и начальника участка Миновича. Желание жить лучше, подтолкнуло на приписки объемов, приписки зарплаты и сбор денег с бригады. Его бригада получала в полтора раза больше, чем другие бригады в управлении, и рабочие скидывались по 5% от зарплаты своему мастеру.
 
Бригад у Валеры было две. Бригада отделочников Орлова Абрама и бригада по общестроительным работам Мельникова Саши. Где-то рабочие не помирились между собой, кто-то посчитал себя обиженным, и Валеру сдали с потрохами. Разбирательство и следствие длилось долго. Опрашивали каждого рабочего.
 
Люди из бригады Мельникова рассказывали всю подноготную, и что деньги на кисти собирали, и на бутылки, и на материальную помощь заказчику. Фактов было достаточно. Хотя, бригада Орлова держалась, как «юнак на допросе», и не дала ни одного компрометирующего показания. Вина была доказана. Зарплата, интересы, все было одинаково, а люди оказались разными.
 
Как будто делились не по генам, а по бригадам конкретно. Рыдала вся контора. Зарплата упала вдвое. Косились на Мельникова. Но на чужой роток не накинешь платок. Да и слово не птичка, вылетело, не поймаешь. Светлана Афанасьевна к каждому заседанию суда пекла пирожки, и просила девчат, которые бегали послушать и поддержать, передать их Валере.
 
Конвой запрещал, но девчата, так рыдали, и так упрашивали, что, в конце концов, конвоиры махали рукой и отворачивались. Над конторой плыл траур. Настроение ниже плинтуса. Без Валеры, и жизнь не жизнь, и любовь не любовь. Атмосфера всепоглощающей любви растаяла, и управление стало нормальным, как все другие.
 
Неожиданно, к Наде зашла Кузюкина: «Ну что там у них?», горячо спросила она. «И ты?»,- спросила Надя, холодея. «Нет, - сказала Кузюкина, - я про Миновича?», и густо покраснела. На ресницах повисла слеза. - «У Вас роман?». – «Мы решили пожениться, но только об этом никто не должен знать».
 
Да, Кузюкина умела хранить тайны, особенно свои. Пару раз были замечены их взгляды друг на друга, но особого внимания на это не обратили. У Кузюкиной была крепкая семья, интеллигентный муж. Холеная, до предела ухоженная, стильно одетая. Короче, идеал современной женщины.
 
«У Вас же с Сашей идеальный брак», - вытаращила глаза Надя. «Да, мы интеллигентные люди. Сели, обсудили проблему, и друзьями разошлись. Минович тоже развелся и переехал ко мне. Он дружит с мамой, ездит на рыбалку с папой, меня обожает. Все делает, чтобы я жила в радости. Что теперь делать?»
 
И Кузюкина заплакала. Надя, как могла ее утешила. И Кузюкина стала к ней заглядывать ежедневно. И Светка, стала забегать, чтоб обсудить, что и как. Ее куцый серый пиджачок, как-то сиротливо обвисал на ее худеньких плечиках, она согнулась, сжалась. И Надя не могла ее оттолкнуть, было жалко, и стала ее жилеткой вместо Валеры.
 
На суде женщины познакомились с женой Валеры поближе, узнали, что он детдомовский. И первую жену оставил, потому что до смерти влюбился в Люду. У Люды была благополучная семья, муж, сын. Но Валера так был обходителен и обаятелен, что Люда не устояла. Развелась с мужем и вышла за Валеру.
 
Уже три года Валера растит ее ребенка и заботится о нем так, как родной отец не сумел бы. Пролетела зима, окончились суды, прочитали приговор. Четыре года строгого режима. Валеру вывели из здания суда, у машины толпилось несколько женщин, все плакали и, каждая хотела поймать на себе взгляд хотя бы на мгновение.
 
Вышла жена Валеры, ее светлые волосы был растрепаны, узкая серая юбка, пиджачок с коротким рукавом, желтый гольф делали ее похожей на ткачиху. Почему на Ткачиху? Надя сама не знала, но она была уверена, что именно ткачиха. Не любила, осуждала, за то, что она недостаточно любит Валеру, не наняла хорошего адвоката, не носит ему передачи.
 
Но Валера так смотрел на жену, и так поцеловал, что у Нади закружилась голова и подкосились ноги. «Я буду тебя ждать», - в отчаянии крикнула она вслед. Валера вздрогнул, на секунду обернулся, ища глазами - кто крикнул, и дверь захлопнулась. «Я дождусь его», - решила для себя Надя. И потекли дни ожидания…
 
(окончание следует).